Ленин. Жизнь и смерть

знаем, что сила». Странно слышать от него такое, потому что статистических данных по этому вопросу было сколько угодно, да и сам он в прошлом занимался статистикой весьма основательно. О том, чтобы дать землю крестьянам, речи вообще не идет. Вместо этого он говорит об образцовых хозяйствах, созданных на месте больших земельных угодий; контролировать их будут Советы крестьянских депутатов. Полицию тоже возьмут под свой контроль Советы. Гораздо убедительней прозвучал его призыв: «…Научитесь управлять — нам некому помешать…»

Местами его речь способна ввести в заблуждение. Он говорит так, как будто большевистская революция уже победила. Например, у него есть откровение такого рода: «Диктатура пролетариата есть, но не знают, что с ней делать. Капитализм перешел в государственный капитализм…» Но в апреле 1917 года России еще было далеко до диктатуры пролетариата, а до государственного капитализма еще надо было дожить, может быть, год, а то и целый век. «Искусство управлять ни из каких книжек не вычитаешь», — заявил он. Так оно и будет: Россия превратится в нечто вроде химической лаборатории. Над ней будут ставить опыты, один неудачнее другого.

В заключительной части своей речи он слегка занимается самобичеванием, но одновременно с этим защищает свою позицию. «Лично от себя — предлагаю переменить название партии, назвать Коммунистической партией», — говорит он. Любопытно, что это был тот исключительный случай, когда он выступал от себя лично, а не от лица партии. Далее: «Большинство с.-д. во всем мире социализм предали и перешли на сторону своих правительств…» Итак, старое название партии ему уже не подходит, оно потеряло для него смысл. Оно как грязная сносившаяся рубашка, которую пора выбрасывать. Тоже как-то странно, ведь он посвятил больше половины своей жизни борьбе за социал- демократию. Однако, предлагая это, он боится, что товарищи по партии окажутся слабыми, подверженными воспоминаниям и не захотят от них отказываться. И тогда он бросает: «Хотите строить новую партию… и к вам придут все угнетенные!»

В основу «Апрельских тезисов» легли те самые семь пунктов, спешно написанные им на листке бумаги перед собранием в Таврическом дворце. Опуская детали, их можно изложить так:

I. Недопустимы ни малейшие уступки «революционному оборончеству». Пролетариат может дать свое согласие на революционную войну только при условии перехода власти в руки пролетариата и бедного крестьянства, а также если война не имеет завоевательного характера. «Братание».

II. Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии, ко второму ее этапу, который приведет к власти пролетариат и беднейшие слои крестьянства. Переход характеризует максимум легальности. Россия сейчас самая свободная страна в мире из всех воюющих стран. Широкие массы пролетариата совсем недавно пробудились к политической жизни, от большевиков требуется умение приспособиться к быстро меняющимся условиям политической жизни.

III. «Никакой поддержки Временному правительству, разъяснение полной лживости всех его обещаний, особенно относительно отказа от аннексий».

IV. «Признание факта, что в большинстве Советов рабочих депутатов наша партия в меньшинстве…» Поэтому задачей большевиков должно стать терпеливое, систематическое и настойчивое разъяснение массам ошибок тактики С.Р.Д.

V. Не парламентарная республика, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов «по всей стране, снизу доверху».

Устранение полиции, армии, чиновничества. Регулярную армию должны заменить вооруженные народные массы. Офицеры должны получать жалованье, не превышающее среднюю заработную плату квалифицированного рабочего.

VI. Национализация помещичьих земель; создание образцовых хозяйств.

VII. Слияние всех банков в единый общенациональный банк, контролируемый Советом рабочих депутатов.

VIII. «Не „введение“ социализма, как наша непосредственная задача, а переход… к контролю со стороны С.Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов».

IX. Задачи партии: немедленный съезд партии, изменение ее программы с тем, чтобы в ней было записано требование о построении коммунистического государства по образцу Парижской Коммуны. Название партии тоже должно быть изменено.

X. «Обновление Интернационала.

Инициатива создания революционного Интернационала, Интернационала против социал- шовинистов и против „центра“».

В дискуссии, которая последовала за выступлением Ленина, некоторая часть большевиков выразила несогласие с его идеями, мотивируя это тем, что думать о социалистической революции еще преждевременно, а если момент нее и назрел, они не были уверены в том, что ее следовало осуществлять в форме, о которой постоянно твердил Ленин, называя ее «единственно верной». От его пламенного энтузиазма минувшей ночи, когда он выступал перед ликующей толпой, ничего не осталось. Теперь речь его звучала сухо, деловито. За это время люди успели подумать, взвесить его слова. Впечатления восторженной встречи на Финляндском вокзале стерлись.

Дебаты большевиков еще продолжались, когда меньшевики, заседавшие в зале на нижнем этаже, заявили, что ждать больше не намерены. Давно пора было начинать запланированное собрание обеих фракций, целью которого было их объединение. Меньшевики послали на верхний этаж записку с пометкой «срочно», содержавшую приглашение на совместное собрание, а Ленину даже предлагалось выступить перед расширенной аудиторией. Такой возможности Ленин упустить не мог. Меньше всего он желал слияния двух фракций, его отношение к меньшевикам было известно, но он выступил, и тут начался страшный скандал.

С самого начала Ленин твердо дал понять, что говорит исключительно от своего имени. Он пошел один против всех, и хотя большевики пытались ему аплодировать, он чувствовал, что и в их рядах растет несогласие с его идеями. Меньшевики были возмущены до предела. Они понимали, что, если ленинские тезисы будут приняты, дальнейшее развитие событий приведет только к одному — к диктатуре Ленина. Тезисы были его единоличным детищем. Весь ход его мысли выводил в обход теории Маркса прямо на след Нечаева, а заодно и Бакунина. Вот где были «зарыты» его идеи. Иосиф Гольденберг, член ЦК большевистской фракции и старый товарищ Ленина по оружию, пришел в такое негодование, что открыто заклеймил Ленина как наследника бакунинских идей. «Место великого анархиста Бакунина, пустовавшее в течение многих лет за неимением достойного наследника, теперь занимает Ленин, — заявил он. — Все, что мы сейчас слышали, есть не что иное, как отрицание социал-демократической доктрины и научного марксизма. То, что мы сейчас выслушали, есть очевидная и недвусмысленная декларация анархизма. Ленин стал наследником Бакунина. Ленин, марксист, вождь боевой социал-демократической партии, умер. Ленин- анархист родился». Но на этом Гольденберг не остановился. Он обвинил Ленина в том, что тот хочет развязать гражданскую войну в самый разгар революции. Гольденберг с негодованием говорил о Ленине и его спутниках как о «врагах, прибывших из-за границы под видом друзей».

Церетели в своем выступлении не был столь суров. Он все еще питал надежды на объединение социал-демократов. Церетели счел уместным напомнить Ленину аксиому Маркса, гласящую, что если одиночки могут ошибаться, то классы не ошибаются. Он даже сказал, что его не пугают заблуждения Ленина, и протянул ему руку, предлагая добрые отношения. Только одна Александра Коллонтай бросилась защищать Ленина. Но ее речь была излишне пылкой, нелогичной, сбивчивой и прозвучала слабо. Часть большевиков, возмущенных ядовитыми насмешками меньшевиков, покинула зал. Ленин, не допускавший, чтобы с ним расправлялись его же оружием, ушел вместе с ними. Крупская была подавлена. Только что она была свидетельницей блистательного триумфа своего мужа и вот теперь наблюдала его поражение. Чхеидзе, который вел собрание, проследил за тем, как Ленин покинул зал, и тогда заметил: «Пусть себе живет без революции, а мы, оставшиеся здесь, будем продолжать идти по дороге революции».

Присутствовавший тогда на собрании Суханов подумал, что Ленин совершил огромную ошибку, огласив свои теоретические тезисы. Ему представлялось, что тот пересмотрит свою позицию, отойдет от своих заблуждений и вернется в лоно партии. «Нам и в голову не могло прийти, что Ленин ни на дюйм не отступит от своих абстракций, — писал он позже. — И уж меньше всего мы ожидали, что он сможет одержать верх не