только сказать, что мне жаль вас, если вы высказали его действительно серьезно.
— Вы многого не понимаете, — повторил Лоренцо, думая о словах, сказанных им Ноэлло.
Смешно было бы, если бы он не мог справиться с таким человеком, как этот Вильтар, — рассуждал про себя Лоренцо. Он достал перо и бумагу и стал придумывать речь, которую он скажет в сенате после того, как будет приведено в исполнение задуманное им дело. Леди Беатриса, подсмеиваясь над ним в душе, стала деятельно помогать ему при составлении этой речи, в которой, между прочим, говорилось, что граф Жоаез погиб вследствие того, что оказался изменником и принял на себя роль шпиона в Венеции. Беатриса, подсказывая Лоренцо, что писать, в то же время думала про себя, как умно она поступила, залучив Гастона к себе и этим обеспечив в будущем примирение с Бонапартом, которое только одно и могло спасти ее родной город от гибели.
VI.
Жозеф Вильтар покинул палаццо Бурано с легким сердцем, так как он убедился теперь в том, где находится его друг.
— Гастон в доме «Духов», — сказал он себе, — прекрасное помещение, я с удовольствием бы поменялся с ним. Маркиза прелестна. Веласкес с удовольствием нарисовал бы ее головку, и весь Париж стал бы гордиться ею. Да, Гастон сумел устроиться очень хорошо, а те, которые говорят, что она жаждет крови моих соотечественников, отъявленные лгуны. Маркиза мне положительно понравилась. У нее царь в голове, глаза видят то, что надо видеть. Интересно знать, что она подумала обо мне. Мне кажется, что я не особенно понравился ей, но она решила задобрить меня, так как поняла, что я могу быть ей опасен. Гастон очутился в ее доме, чтобы спастись от убийц, подосланных этим стариком. Ужасный негодяй — этот старик, очевидно, он думает о себе, только о себе одном. Совести у него нет ни капельки; я видел, что, когда я уходил, он говорил что-то своему слуге, я нисколько не удивлюсь, если этот человек следит теперь за мной.
Гондола Вильтара в это время подплыла к площади, которую он должен был перейти, чтобы попасть к Флориану, где он рассчитывал поужинать. Кругом было темно, и жуткое чувство охватило его при виде мрачных теней, скользивших в этом темном пространстве. Он сожалел теперь о том, что оставил старого Зануккио дома, теперь бы тот пригодился ему; нечего и говорить, что Вильтар никогда не был трусом, но ему было неприятно сознавать, что голова его, вероятно, оценена, и за какие-нибудь двадцать дукатов ему придется погибнуть безвременною смертью. Ему было обидно, что он должен умереть только из-за того, что нанят какой-то убийца, что улицы худо освещены, что крик убиваемого никого не встревожит в этом городе. Вильтар сознавал, что он был неосторожен, и поэтому теперь удвоил свою осторожность и быстро подвигался вперед, скользя между колоннами, стараясь держаться середины и чутко прислушиваясь к малейшему шуму. Большинство магазинов было уже закрыто к этому времени; пешеходы направлялись или в рестораны, или в оперу, или в театр св. Луки. И много быстрых черных глазок мимоходом поглядывало на него; при свете факелов он видел нередко перед собой стройные и изящные ножки и невольно с горечью думал о том, что даже близкое появление Бонапарта не может удержать венецианцев от стремления к развлечениям. Они женились и любили, посещали театры, играли в клубах, наполняли рестораны, нисколько не заботясь о завтрашнем дне, никто не задумался над тем, что принесет ему в близком будущем безжалостная судьба. Венеция смеялась и ликовала на пути к полному разрушению, и он вряд ли бы даже стала потом сокрушаться о том, чего не могла спасти по своей бесхарактерности, — говорил себе Вильтар с глубоким презрением, и он невольно еще ускорил шаги, и мысли его снова вернулись к Гастону.
— Мой друг находится в полной безопасности; в доме «Духов» никто не тронет его; я очень рад, что обстоятельства так сложились. Я сегодня же напишу генералу Бонапарту и сообщу ему о том, что мы здесь можем ожидать всего худшего, это немного ускорит развязку. Наполеон, конечно, будет возмущен всей этой историей и поспешит явиться сюда; тогда эти трусы поплатятся наконец за ту двойную игру, которую они все время ведут с нами. Вместе с тем мне удастся таким образом заставить молчать маркизу и...
Тень, мелькнувшая на тротуаре, вывела Вильтара из сладкого раздумья; он опять вспомнил об опасности, угрожавшей ему в эту минуту, и решился приготовиться к ней. Он понял, что предположение его оправдалось на деле, и кто-то из дворца Буран идет следом за ним. Ему вспомнилось все, что он слышал о зверствах этих венецианцев, о том, как его друга Шатодена нашли пригвожденным к дверям дома; вспомнил многих других своих соотечественников, исчезнувших без следа в темных водах каналов; рука его невольно крепче сжала рукоятку кинжала, он ускорил еще шаги и даже не удивился тому, что так легко поддался на этот раз чувству безотчетного страха.
— Да, мне непременно следовало взять с собой Зануккио, — думал он, рассчитывая все шансы за и против своего спасения.
Более молодой человек, пожалуй, предпочел бы выйти на освещенное место и, пожалуй, даже решился бы громко звать к себе на помощь, но Вильтар хорошо знал итальянцев и знал, что они ненавидят французов, поэтому он рассудил очень умно.
— Хоть и сто человек теперь ужинают вот в том ресторане напротив, — сказал он себе, — но ни один из них не шевельнет и пальцем, чтобы спасти меня.
И действительно он был прав. Положение его было отчаянное, хотя недалеко он уже видел светлые огни у Флориана, и прямо перед собой увидел силуэты женщины и мужчины, шедших под руку и сопровождаемых из осторожности слугою, несшим факел, Вильтар еще ускорил шаги и постарался идти с ними рядом, но слуга, несший факел и узнавший в нем француза, грубо крикнул на него, чтобы он отошел.
Он иронически раскланялся с гнавшими его и принужден был слегка замедлить шаги, хотя он прекрасно знал, что враги уже гонятся за ним по пятам и скрываются где-то здесь, вблизи, под покровом темной ночи. Он задумался теперь о том, отбросить ли в сторону всякие предрассудки и броситься бежать изо всех сил, или же идти навстречу судьбе и перейти самому в нападение. Последнее было ему больше по вкусу. Он рассудил совершенно правильно, что темнота, скрывавшая их, в свою очередь может служить и ему защитой и тоже скроет от них все его движения; он решил произвести в этом направлении опыт, остановился и вплотную прижался к стене. Он стоял неподвижно и слышал, как мимо него осторожно прошли чьи-то шаги и раздался тихий шепот; преследователи его, очевидно, действительно потеряли его из виду и прошли дальше ярдов тридцать или сорок и, пожалуй, удалились бы еще дальше, если бы в конце улицы не стоял, очевидно, их сообщник, который и остановил их тихим, чуть слышным свистом. Хотя Вильтар и был вполне храбрый человек, но сердце его болезненно сжалось, когда он понял, что со всех сторон окружен врагами. Он слышал, как преследователи его вернулись осторожно назад, как они искали его и то удалялись, то снова приближались к нему. Один раз он уже решил выйти наконец из темноты и бегом броситься через площадь, но как раз в это время почти у самого своего уха он услышал их шепот и только вовремя успел отодвинуться немного дальше под ворота дома, где он стоял.
Прошла целая четверть часа такого напряженного ожидания. Преследователи, очевидно, устали искать его и решили, что он, вероятно, спасся как-нибудь, зайдя куда-нибудь в дом; они стали смелее, заговорили уже почти громко, и трое из них вышли на полутемную площадь, чтобы лучше обсудить дальнейший ход дела. Из разговора их он понял, что одного из них зовут Цукка, и он, по-видимому, считается предводителем этой шайки, а остальные — просто голодные, жалкие люди, которые сетовали на то, что если им не удастся исполнить возложенное на них поручение, то им придется в продолжение нескольких дней сидеть опять на пище св. Антония. Вильтар одну секунду боялся, что эти негодяи решатся наконец зажечь огонь, чтобы скорее найти его, но они, конечно, не сделали этого из боязни быть открытыми в свою очередь, так как ремесло их ни для Кого из венецианцев не могло оставаться тайною.
Слыша их нерешительные речи и сознавая, что они и не подозревают его близости, Вильтар опять было хотел рискнуть своею жизнью и броситься бежать по направлению к кафе, как вдруг, к его изумлению, дверь за ним быстро отворилась, на пороге показалось двое мужчин с фонарем, они чуть не упали, наткнувшись на него и грубо спросили, что он здесь делает.
— Я спасаю свою жизнь, — был его ответ, — вот те господа там на площади преследовали меня все время, начиная от дворца Бурано. Заклинаю вас всеми святыми, синьоры, дайте мне убежище у себя, пока мне удастся созвать своих друзей.
Один из двух мужчин, толстый, неуклюжий лавочник, который не раз сталкивался уже с французами, поднес фонарь к самому лицу Вильтара и проговорил недовольным тоном:
