— Зато в них холодно зимой, да? Мне отец рассказывал… В морозы вы и овец своих там прячете…
— Это только в сильные морозы… — Он будто оправдаться пытался, а потом замол-чал. Обиделся, наверно. Светильник стоял на полу, и в темноте лицо марага еле угадывалось. Несмотря на летний загар, делающий его почти неотличимым от любо-го степного кочевника, сейчас оно казалось бледным. Тёмно- русые длинные до плеч волосы, а от правого виска вниз очень тонкая косичка с вплетённым нефритовым шариком. Странно это как-то. Такого Ирида раньше не видела. Но дикарь на то он и дикарь, чтоб отличаться от нормальных людей. Странный и во многом непонятный. И его придётся полюбить, если этого хочет отец. Любить, терпеть до смерти, воз-можно, родить ему детей. Но сначала надо пережить эту ночь. При мысли о близости с мужчиной (чужим! незнакомым!) по коже побежали мурашки, как будто сейчас не вторая половина лета, самая жара.
А мараг, судя по движениям, неторопливо продолжал раздеваться: развязал широ-кий с бронзовыми бляхами и тяжёлой пряжкой пояс, скинул свободный с вышивкой кафтан, подаренный днём на празднестве. Под кафтаном забелела длинная простая по покрою рубашка с глубоким вырезом на горле.
Глянешь со стороны — и ничего в нём от царевича. Может, эти мараги не так и богаты, как хотят казаться. Хотя, отец же говорил: он всего лишь младший сын. Ему меньше привилегий. Он не наследник. Поэтому его и отпустили так легко в чужое племя.
Айвар шагнул вперёд, к ложу, даже не взглянул на жену. Она, кажется, ждёт реши-тельных действий, напора, настойчивости и силы. Но полное отсутствие всякого опыта в этом деле сейчас сказывалось как никогда. Можно попытаться объяснить ей, дать понять… И снова натолкнуться на этот насмешливый взгляд свысока, на эту полуулыбку?
— Знаешь, день сегодня выдался очень тяжёлым… — С трудом разлепил сухие губы. — Может, нам просто выспаться? Без всякого… Да и вообще… Хочется только есть и спать…
— Еду подадут утром… Так принято. — Ирида расчесывала волосы золотым гребнем и украдкой наблюдала за марагом. В каждом его движении и в словах плохо скры-ваемая неуверенность, почти мальчишеская беспомощность. Забавный. Даже тем, как неумело скрывает свои чувства… И он теперь твой муж, твой хозяин и господин.
— А если пойти попросить? Там охрана у входа…
— Попросить или распорядиться? — поправила Ирида, встретившись с Айваром гла-зами. И тот не обиделся, не замкнулся окончательно, а рассмеялся в ответ, сверкнув в полумраке белейшими зубами.
Этот смех снял напряжение. Нет! Он определённо симпатичный, хоть и чужой. С ним можно будет хорошо поладить.
— Ну, что, как тебе у нас? — Ирида перекинула за плечо волосы, сидела теперь перед мужем совсем открытая. Очертания её тела легко угадывались под тонкой тканью рубашки. Айвар стоял как раз напротив, видел её всю, молодую, с женски округлыми плечами, с плавным движением открытых загорелых рук и нежными узкими запясть-ями.
— Непривычно очень. Два дня ехали — и ничего. Пусто. Глазу зацепиться не за что.
Ирида и сама рассмеялась на этот раз, ещё хотела добавить что-то, но тут Айвар взмахнул рукой понятным любому народу жестом: 'Тихо!' Вытянулся весь, замер, прислушиваясь.
— Что?.. Да сейчас же гулять будут до утра…
— Нет! Не то что-то… — Мараг настороженно вслушивался в шумы и крики на ули-це. — Я пойду, узнаю, что там такое. — Его чуткий слух уловил в звуках веселья и праздника что-то тревожное, даже будто лязг мечей. Надеть сапоги было делом одной минуты. Ирида и опомниться не успела, как осталась одна.
'Прекрасно! — подумала со злостью, собирая волосы на затылке в тяжёлый узел. — Кому расскажешь — припозоришься. Муж сбежал в брачную ночь, даже не извинив-шись… И пусть потом не оправдывается. Ещё чего! Дикарь! Бестолочь! Да как он смел вообще? С царской дочерью так! Как с какой-нибудь телятницей… С рабыней из прислуги…'
* * *
Вороной жеребец, послушный движению пальцев, легко перемахнул через изго-родь из жердей, закрутился на месте, ослеплённый светом костра. Варвары рассы-па?лись во все стороны, как кузнечики в траве при бешенной скачке. В азартной го-рячке боя, ничего не чувствуя, кроме слепого восторга и радости от осознания собст-венной неуязвимости и силы, Кэйдар сверху, с коня, рубил мечом справа и слева, не разбираясь, кто перед ним: мужчины, женщины, дети.
Варвары впали в панику. Неожиданное появление вооружённых всадников, окру-живших селение со всех сторон, лишило их воли к сопротивлению. Сейчас бесполез-но было поднимать руки, просить о пощаде. Это мало кого спасало. Уж слишком увлечены были атакой воины-аэлы, ослеплены видом и запахом крови, слабым сопротивлением.
Какой-то варвар в белой свободной рубахе даже без пояса смело бросился прямо коню наперерез. Удар его меча, нацеленный снизу в живот, Кэйдар принял на щит и аж охнул удивлённо: боль пронзила до самого плеча. Неплохо! Он, в отличие от многих, не был пьян и на ногах стоял твёрдо.
Прикрываясь щитом и этой же рукой ловко направляя жеребца, Кэйдар попробовал сбить виэла с ног грудью коня. Варвар ушёл в сторону, будто знал, что атаковать в лоб — бесполезное дело. Ну, давай, иди же! Кэйдар яростно скалил зубы и хрипло смеялся, противник медленно пятился, отступая к высокому колесу кибитки, прини-мая удары на меч. Неплохое у него железо, даже зазубрин не видно. Один этот тро-фей стоит всего боя.
Варвар уже ушел в глухую оборону, нападать больше не пробовал, устал, наверно. Ещё несколько ударов, — таких вот, с плеча, с высоты коня, — и не выдержит. Мечи скрестились со звоном. Кэйдар всем телом подался вперёд, давил вниз, видя лицо варвара так близко, что можно было в его зрачках различить отражение пламени от полыхающей в трёх шагах двухколёсной телеги с задранными в небо оглоблями.
— Упираешься! — выкрикнул Кэйдар весело и тут вдруг толкнул виэла ногой в грудь, пнул под поднятые в защите руки. Того отбросило назад, на колесо спиной, и Кэйдар рубанул противника мечом. Костяная рукоять провернулась во вспотевшей ладони, и удар по голове пришёлся плашмя. Но это был добрый удар. Им Кэйдар в бою с ног валил любого пешего, и добивать не надо.
Конь осторожно переступил через упавшего. Низко наклонившись, Кэйдар подоб-рал меч из разжатых пальцев поверженного противника. И правда, хороший металл. Но незнакомый до этого случая. В свете пламени он отсвечивал розовым, а по нему змеились тёмные извивы, как распущенные женские волосы. Такому мечу нужны достойные ножны и рукоять подороже. А главное — хороший хозяин.
* * *
Старая Хатха вползла в шатёр без разрешения, заголосила, подбираясь к ложу на коленях:
— Госпожа! Миленькая! Беда… Беда-то какая случилась…
— Что? Что такое ты там лопочешь?.. — Ирида была не в настроении её слушать. Её заботило исчезновение мужа. Для других же дел есть отец и старший брат.
— Напали… Напали на нас… — выдохнула служанка, уже не стесняясь слёз. — Эти, из-за моря… Мы же торговали с ними всегда, а тут… Режут всех, убивают… Как с ума посходили… Прятаться вам надо, госпожа…
— О, Мать-Владычица! — Ирида вскочила на ноги, метнулась к выходу, но рабыня повисла на подоле рубашки, взвыла истошно. — Куда? Куда же вы?..
Нетерпеливо и сердито притопнув, девушка отогнала от себя старуху, даже не глянув в её сторону. Откидывая полог, прикрикнула:
— Успокойся!
Селение пылало вовсю. Светло было, как днём. Горели кибитки, палатки, шатры. Метались люди и кони. Охранник у входа лежал с копьём к груди, а меч его оставал-ся в ножнах. Всё происходящее со сна казалось продолжением кошмара. Может, поэтому и страха до сих пор нет. И звуки боя тоже пока до сознания не доходили, хотя на слух-то улавливались. Рабыня тихонько причитала, сидя на ковре, прижима- ла к груди какие-то тряпки, раскачивалась вперёд-назад.
— Где царь? Ты видела его?