встречаться с кем угодно!
Видал покачал головой, и, встретившись с ним взглядом, девушка невольно съежилась.
– Никогда! Вы будете делать только то, что говорю вам Я!
Он повернулся и быстро вышел из сада, оставив ее одну среди цветов.
В груди заныло так, что Валентина едва могла дышать. Словно стальная лента обвила ее, сжимая с каждой минутой все сильнее.
Их ссора вызвала живейший интерес окружающих, и Валентина сознавала, что десятки глаз устремлены на нее, однако лишь выше приподняла подбородок и направилась к своему бунгало. Всего за несколько ужасных секунд ее мир снова рухнул. Голова раскалывалась от боли, и, прижав пальцы к вискам, девушка заметила уродливые синяки, выступившие на запястье. Отчаяние терзало ее при мысли о том, что он больше не придет и не станет ей читать. Она, сама того не желая, возбудила его гнев, и ждать прощения бесполезно.
Девушка ступила в прохладу бунгало, и слезы, которые теперь уже не было необходимости сдерживать, повисли на ресницах. Она всего-навсего сидела со своим партнером на людях, собираясь обсудить роли, и за это ее назвали потаскухой!
Боль в висках усилилась. Она не понимала Ракоши. Какой дьявол вселился в него и почему она не находит в себе сил освободиться от рабства?
Валентина с тяжелым сердцем опустила жалюзи в обеих комнатах, и бунгало погрузилось в полумрак. Она всего лишь хотела угодить ему, но это оказалось невозможным.
Девушка сняла теннисные туфли и улеглась на постель. Последние несколько недель прошли в водовороте новых впечатлений, встреч и ситуаций. Она едва успевала осмыслить одно, как тут же наплывало другое.
Солнечный свет просачивался сквозь жалюзи, и пылинки танцевали в его лучах. Она способна сделать то, чего требовал Видал, – стать Маргаритой Анжуйской. Талант перевоплощения был у нее в крови, и вовсе не предчувствие изнурительной работы тревожило ее и наполняло неосознанным страхом. Видал. Его непредсказуемый характер, постоянные внезапные перемены настроения… Трудно поверить, что голос, который может звучать так нежно, мгновенно становится резким и грубым.
Валентина невидяще уставилась в потолок. А Кариана? Та самая, которую Роган считал одной из самых прелестных в Голливуде? Сможет ли она примириться с тем, что Кариана – единственная женщина в жизни Видала? Возможно, повстречай Валентина Кариану хоть однажды, и та стала бы более реальной? Тогда сердце подчинилось бы разуму и Валентина разлюбила бы Видала.
Она сжала кулаки. Легче перестать дышать. Выхода нет, и в глубине души Валентина признавалась, что не хочет его искать.
Больше Видал не приходил. Ни телефонных звонков, ни записок. Теперь она читала самостоятельно. Изучала сценарий. Иногда играла в теннис с тренером отеля и плавала в бассейне, когда думала, что за ней не наблюдают. Девушку не интересовали «Лос-Анджелес таймс» или «Игземинер», и поэтому она пребывала в неведении о том, что миллионы любителей кино знают теперь ее имя. Скрываясь от известности, она приобретала все большую популярность. Всему Голливуду и фанатичным поклонникам кинозвезд постоянно твердили, будто Видал Ракоши, непредсказуемый режиссер – венгр, много лет искал актрису на главную роль в фильме, который должен стать апофеозом его творчества. И что он нашел девушку, которой прочили большое будущее, и вывел ее из безвестности под лучи прожекторов. И что Валентина – имя, которое когда-нибудь станет в один ряд с именем ее тезки – Рудольфа Валентино.
Однако Видал нетерпеливо отмахивался от расспросов и восхвалений. У него не оставалось времени ни на отдел рекламы, ни на репортеров светской хроники. Он поселил в соседнем бунгало здоровенного парня с наказом не допускать к Валентине никого из прессы и не позволять никаких интервью. Кроме того, взял на себя труд снять бунгало напротив, в попытке обеспечить будущей актрисе полное уединение.
Всему штату «Беверли-Хиллз» было велено отрицать, что Валентина живет в отеле, а количество телефонных звонков Видала портье увеличивалось с каждым днем.
Валентина знать не знала о том, что находится под неусыпным наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Видал с облегчением понял, что Роган Тенант оказался не настолько глуп, чтобы вновь пытаться увидеть девушку. Когда ярость Ракоши немного улеглась, он начал терзаться, что подверг Валентину полной изоляции. Она никого не знала в Голливуде, кроме его самого, Тенанта и Боба Келли. Ему уже доложили, что девушка не звонила и не встречалась с Келли. Она жила затворницей.
Он старался заглушить угрызения совести работой. Безуспешно. Валентина постоянно присутствовала в его мыслях. Чем дольше он не видел ее, тем отчаяннее мечтал снова приехать, посмотреть в бездонные глаза, вернуть те магические часы, когда мог разделить с ней свою любовь к литературе. И поскольку больше не доверял своему самообладанию, стал искать забытья единственными известными ему способами – каждый вечер гонял машину по узким дорогам с головокружительной скоростью. Мерил шагами пляж, терзая себя мрачными вымыслами. Боролся с желанием, которое могло привести лишь к беде и несчастью.
Первого июля посыльный принес Валентине отпечатанное на машинке письмо, в котором сообщалось, что она должна быть готова к съемкам завтра, в пять утра, и что студийный лимузин отвезет ее в «Уорлдуайд».
Валентина плохо спала, больше волнуясь при мысли о встрече с Видалом, чем от сознания предстоящей тяжелой работы.
На следующее утро девушка долго выбирала платье, и водитель восхищенно уставился на нее. Слухи, бурлившие на студии, оказались не столь преувеличены. Она действительно отличалась от всех остальных звезд «Уорлдуайд», и водитель преисполнился твердой решимости потребовать, чтобы его прикрепили к ее персональной машине.
Когда они въехали в каньон, ведущий к студии, сердце девушки медленно, глухо забилось. На этот раз привратник почтительно поклонился ей. Она холодно кивнула, вспомнив, как он разговаривал с Бобом. Где сейчас Боб? Сумеет ли она улучить минуту и поговорить с ним?
Машина остановилась, и Видал устремился ей навстречу. Он не переодел бриджей для верховой езды и сапог; на сорочке расплывались темные пятна пота. Видал поднялся еще раньше, чем Валентина, чтобы вихрем пронестись по холмам, словно физическим напряжением можно было облегчить невыносимую пытку. Однако все усилия оказались напрасны.
– Уолли ждет вас в гримерной, – хмуро сообщил он и отошел, раздавая приказы своим подчиненным.
Уолли был искренне рад видеть девушку. Его дружелюбие помогло унять смятение, бушевавшее под ее маской невозмутимости.
Молодой человек, не сводивший с нее глаз, горевших благоговением и любопытством, повел Валентину к парикмахеру, а потом в костюмерную. И везде ее встречали с почтением и восхищением. Вся студия знала, кто она. Впервые Валентина по-настоящему поняла, на какой огромный риск пошли Видал и Теодор Гамбетта, и поклялась ни за что не подвести их, какие бы отношения ни сложились между ней и Видалом.
Стоило ей появиться на площадке, как воцарилась мертвая тишина. Валентина заметила Рогана. Тот немедленно подошел к ней и помог освоиться, тихо объяснив, чем занимаются сейчас электрики и осветители. Он был добр к ней, а она так нуждалась в человеческой доброте!
Видал по-прежнему игнорировал ее, лишь изредка бросая резкие реплики. День прошел как в тумане, и позднее она не могла вспомнить подробностей.
Фразы, которые необходимо повторить. Бесчисленные репетиции. Изменения. Валентине пришлось привыкнуть к меткам на полу и понять, что имел в виду Ракоши, когда требовал попасть в них. В первый раз она недоуменно уставилась на режиссера, но Роган потихоньку подошел к ней и объяснил:
– Видите эти линии мелом на полу? Их провел ассистент оператора, и именно здесь мы должны стоять при съемке очередного дубля. Если сойти с них, оператор снимет ваше лицо не в фокусе, и изображение получится расплывчатым.
– Теперь понятно. Спасибо.
– Вам еще не надоело разыгрывать из себя няньку, Тенант? – рявкнул Видал. – Приступим. Один, два, три! Метки! Следите за освещением, Тенант! Иисусе! Да ведь вы по роли
