говорю о деньгах, проведите меня к ним! Где Берк, Кеннер? Эй, Кеннер? Что же вы не откликаетесь? Вы всегда мешкали, Кеннер, и думали только о вине. Ха-ха! Утопитесь вы в нем! Отведите меня к испанке, слышите!
Фишер, не обращая внимания на этот бред, быстро провел его через мост, говоря, что дорога к деньгам шла здесь. Переход был короткий; выстрелы солдат в долине не попадали в них. Но мост во многих местах так сильно горел, что их обувь подгорела. Перейдя на другую сторону, Мессенджер упал в изнеможении на лужайку, а Фишер остановился наблюдать за испанкой, которая, принуждая погонщиков попытаться перевезти груз, сама выжидала, пока эти шесть человек и пять мулов въезжали на мост.
Выдержит ли мост? Этот вопрос задавали себе сотни людей, наблюдавших за транспортом. В этот момент огонь сильно бушевал; холмы были освещены потоками света, скалы блестели, как драгоценные камни. Все пространство, охваченное огнем, было покрыто обуглившимися деревьями и опаленной травой. Местами высокие деревья горели, как факелы. Мост также был охвачен пламенем, и люди, находившиеся на нем и над ним, тяжело дышали.
Возможно, что если бы испанка и ее соучастники пошли пешком, они были бы спасены. А всем известно, что лошади и мулы боятся огня, и страх мулов был причиной трагического исхода всего дела. Хотя погонщики завязали глаза животным лентами, оторванными от своего белья, но им стоило большого труда заставить животных подойти к мосту; да и то, при первом прикосновении пламени мулы пятились назад, падая на шедших сзади. В следующий момент два из них с их грузом и погонщиками слетели вниз на скалы, перевернувшись два раза в воздухе. Из троих, шедших сзади, двое пытались проехать по узким доскам, но сломали перила и быстро упали; последний мул стоял неподвижно, его нельзя было заставить идти ни словами, ни кнутом. Таким образом, дорога была загорожена. Испанка стояла, вне себя от нетерпения. Между тем огонь охватил мост и, наконец, рухнул, выбросив большое пламя с фонтаном искр; бревна, люди и животные провалились вниз.
Обрушившийся мост увлек за собой испанку – и ее предсмертный крик раздался по холмам; в ответ опять послышался прежний зловещий крик сверху, звучащий, как предсмертный стон погибающего человека.
XXVI
В долине молчания
Рано утром на второй день после перехода моста Фишер и Мессенджер стали обдумывать, как им теперь поступить. Перейдя пропасть, они пришли в большую долину, которая, несмотря на всю жизнь в ней, была тихой долиной, лес и озера были мрачные, и даже маленькие каскады в том месте, где река стекала с высоких гор, направляясь к морю.
Непроходимые пропасти окружали Фишера и Мессенджера со всех сторон; это защищало их от преследования. Но Фишер не знал, что ему делать.
Мессенджер все еще ничего не мог видеть. Он совершенно и безнадежно ослеп и знал об этом. Он мог только лежать на траве маленького леса, куда его привел Фишер, дрожа от боли и едва осмеливаясь спрашивать, что случилось, где остальные, где они сами находятся. Фишер ухаживал за ним, как любящая женщина. Он завязал ему глаза мокрыми тряпками, принес в изобилии сладких плодов и, стараясь утешить его, сказал, что со временем все исправится к лучшему.
Это несколько успокоило Принца, но было ясно, что если он не встанет, то оба умрут здесь от голода. Орехи, корни и плоды были слабой поддержкой для людей, разбитых нравственно и физически; потрясение ужасной ночи требовало более существенного питания. В кармане Мессенджера нашлась бутылка коньяку, но и этого было недостаточно для подкрепления.
На вторую ночь Фишер заговорил со своим спутником серьезно, уговаривая его отправиться в путь.
– Послушайте, лучше бы я видел вас в руках испанских солдат, чем в таком состоянии! По крайней мере, они облегчат вашу боль, а я ничего не могу сделать, совсем ничего!
– То, что вы могли сделать, вы сделали! – отвечал Мессенджер. – Если бы не вы, я бы умер. Я никогда не буду видеть!
– Кто это может знать? – воскликнул Фишер серьезно. – Если мы опять будем среди интеллигентных людей, то многое может быть сделано для вас. А здесь мы умрем с голода!
– Если бы не вы, – продолжал Мессенджер, – я бы перерезал себе горло! Что меня ожидает в будущем? Жизнь в стране, мне не знакомой! Может ли быть что-нибудь хуже этого?
– Вы говорите это теперь, но когда опасность пройдет, иначе будете думать! У вас осталась голова, Принц, а я могу быть вашими глазами!
– Ах! – воскликнул тот с внезапной надеждой, – вы теперь будете моим другом, теперь, когда это мне необходимо. Хель! Послушайте, вы меня снова заставили думать. Если бы мы могли выйти на дорогу! У меня есть деньги в кармане, я наполнил его соверенами и слитками, когда сломался ящик. У меня по крайней мере 1000 фунтов стерлингов!
Он вытащил из тряпки желтый слиток золота, а из карманов – горсть соверенов и другие монеты, рассыпал их на траву и сосчитал три раза.
– Сколько это составляет? – спросил он, начиная снова считать и жадно трогая золото. – Составляет ли это сотню? Оно меня отягощало, но я вынес это. Хель, вы меня теперь не обманете?
– Обмануть вас! – воскликнул Фишер, отскакивая. – Обмануть вас, сохрани Бог!
– Ах, я знаю, что вы этого не сделаете, но моя голова так же плохо работает, как и глаза. Вы не знаете, как важно зрение для человека, а я теперь узнал! Дайте мне деньги!
Фишер собрал все ему, и тогда Мессенджер накинулся на деньги с волчьей жадностью и начал опять считать, причем сорвал повязку с глаз, обнажив лоб, с которого сошла вся кожа; его опаленные и поблекшие зрачки смотрели в пространство и ничего не видели. Тогда он заскрипел зубами и начал рыть траву руками; пена показалась на губах!
– Я хочу видеть! – воскликнул он, – и увижу! Кругом темно, как в могиле!
Его бред продолжался недолго; но во время припадка он рассыпал все деньги и сидел, обнимая свои колени и болтая, пока Фишер обвязывал ему голову тряпкой, намоченной в воде. Затем юноша собрал деньги и возвратил их слепому.
Но Мессенджер снова пришел в сознание.
