сказал, что его рукописи и оптическое оборудование слишком тяжелы, чтобы тащить их на корабль, и он, пожалуй, не станет никого утруждать этим…
Я запомнил его именно таким, в дверном проеме, сутулого, сморщенного, мигающего слезящимися измученными глазами, одетого как попало, хотя у него были деньги на хорошую одежду, говорящего о тяжести оборудования, хотя наверняка имеющего в виду совсем другое: что он не доверит небрежным неуклюжим растяпам нести столь драгоценный груз. А потом, готовый мгновенно отвергнуть любые проявления симпатии, он отдал Диону маленькую книгу в самодельном переплете, которую сам и написал — труд чистой любви. Она содержит все, что Барух знал об изготовлении линз, так что были бы мозги и терпение (а у нас они есть), и мы в любое время сможем воспроизвести практическую часть его работы.
Много раз со дня нашего поражения меня беспокоила мысль о линзоделе, пораженном чем-то вроде слепоты; о человеке, любящем человечество, но не способном выносить вид, шум, прикосновение человеческих существ. Я не могу вообразить ничего более смешного или оскорбительного, чем «жалеть» Баруха; его отказ просто причиняет мне боль.
В то утро мы убили оленя. Я заметил его в березняке и выпустил стрелу, поразившую его прямо в шею. Олень рухнул наземь, и Сэм мигом очутился возле, милосердно перерезав ему глотку. Джед щедро рассыпал возгласы восхищения. Вайлет смотрела на нас — меня, самоуверенного и гордого, и спокойного Сэма с окровавленным ножом, дожидающегося, пока из туши вытечет кровь, — и я видел, как в ней пробуждается желание, как расширяются ее глаза и немного припухают губы. Если бы не присутствие Джеда, я мог бы представить, как она соблазняет Сэма распластать ее на земле прямо сейчас. Это жило в ее горящем взгляде на него — и на меня, который, в конце концов, выпустил стрелу. Но Джед присутствовал, и через несколько минут мы занялись срезанием мяса, которое могли унести с собой, и опасный момент прошел.
На ночь мы остановились в овраге, который находился в добрых десяти милях от Скоара. Пару раз мы видели всадников. Костер развели у скал, ниже края оврага, где пламя не было видно с дороги. Когда Джед с Вайлет ушли за дровами, Сэм ответил на мой вопрос прежде, чем я задал его:
— Их называют обозницами, Джексон. Это значит, что она зарабатывала на жизнь проституцией, давала всем парням в полку, у кого был хотя бы доллар. И она знает в своем деле толк — я пользовался ею несколько раз, с ней не заскучаешь. У нее все было в порядке — солдаты хорошо с нею обращались, бесплатно кормили, на шее у нее не сидели сутенер или мадам — неплохой шанс поднакопить деньжат на черный день. У каждого полка есть своя — не знаю, так ли это в моганской армии. Наши мальчики делают из полковой шлюхи настоящую куколку. Это естественно — единственная женщина, которую они должны любить, и все такое… Ну, а старый Джед… он несколько помешался на религии… или всегда был таким… я имею в виду, что у него слетела крыша… в общем, он решил, что Бог не хочет, чтобы он оставался в армии, когда началась настоящая война и у Джеда появилась реальная возможность нанести кому-то вред. И, кажется, Бог велел ему взять Вайлет с собой. Он говорит, что это был Бог.
— А кому еще могла прийти в голову такая идея?
Сэм кинул на меня один из своих долгих холодных взглядов, проверил, не приблизились ли Джед и Вайлет, и продолжил рассказ:
— Это было вчера, уже после той дурацкой затеи, когда мы поджидали моганцев. Я наткнулся на них с Джедом в кустах, думал, они просто решили перепихнуться по быстрому, но все оказалось совсем не так. Джеда посетил святой дух или еще что-то в этом роде, и он попросил меня подтвердить то, что он говорил. Он объяснял Вайлет, как желает Бог, чтобы она прекратила грешную жизнь и полюбила Господа, вместе с ним, Джедом, собирающимся впредь вести жизнь, исполненную милосердия и чистоты. Черт, он уже стал таким вежливым, добросердечным и тупоголовым, даже не подумаешь, что в нем может оказаться достаточно греховности, чтобы обоссать ореховый куст. Впрочем, сам он так не думает. У него совесть, как у бизона, у этого парня, меня все время воротит с него. И сдается мне, что с Вайлет случилось внезапное превращение, и когда старина Джед съехал с катушек со своим покайся-оставь-все-и-следуй-за-мной, черт меня подери, она так и поступила… Джед хотел, чтобы я пошел с ними вместе. Я идти не хотел. Он решил, что они останутся поблизости на несколько дней и будут молиться за меня, и если я передумаю, то смогу улизнуть из части и трижды подряд кричать совой до тех пор, пока они не найдут меня. Ладно, сказал я, и они убрались. Не знаю уж, как они прошли мимо наших часовых, он ведь такой неуклюжий, со своим плохим зрением, но Вайлет — специалист по лесам, она его как-то провела. Я не собирался идти с ними, Джексон, я ведь одиночка по натуре, но потом меня ранили в голову в той заварушке, и часть ушла без меня. Я действительно потерялся. Подошел чертовски близко к моганцам, я говорил тебе. Прошел мимо и потопал дальше по дороге — тоже не в ту сторону, не соображал, что еще до рассвета окажусь в Скоаре. А потом трижды прокричал совой, не ожидая ответа, но Вайлет услышала и ответила, и мы встретились. Знаешь, что замечательно? Они договорились, что дойдут до Вейрманта, вырубят в лесной глуши деревья и устроят ферму, которая, послушай только, будет храмом в безлюдной пустоши и все в таком духе. Я сам не собираюсь туда, но, благослови их Бог, если у них получится.
— Я заметил, вы называете их Джед и Вайлет, а не Джексон.
— Так ведь я не прямо с ними говорю.
— Ясно! Яснее некуда…
Сэм положил руку мне на голову и нажал — не сильно, но в следующий миг я уже сидел на земле. Он потрепал меня по космам; и все, чем я мог ему ответить, — лишь засмеяться да почувствовать себя на седьмом небе.
— Джексон, — сказал он, — не будь у тебя такой же большой головы, как и у меня, я бы не стал заморачиваться и объяснять. Понимаешь, в этом мире человек должен навести шороху, иначе никто не узнает, что он живет на свете. И если бы я, жалкий и обычный, точно засохшее бычье дерьмо, не делал что-то, хоть чуточку необычное… Ну-ка, скажи мне, засохшему бычьему дерьму, что оно делает?
— Просто лежит в траве.
— Точно! Именно это оно и делает. Ты никогда не видел бычьего дерьма, по крайне мере засохшего, которое бы встало на задние лапки и называло людей Джексонами, как будто не знает их правильные имена. И никогда не увидишь. Теперь я честно и полностью ответил на твой вопрос, поэтому скажи: что за хренятина у тебя в котомке? Я весь день голову ломаю.
Я мог бы рассказать ему о золотом горне — и я сделал это спустя многие месяцы, — но Джед и Вайлет уже возвращались. Мне показалось, что вся эта история не для них — я замучился бы объяснять, почему не убил мутанта, и тому подобное. Однако Джед услышал вопрос Сэма, а потом увидел мой несчастный и принужденный вид. И он преподнес мне маленькую проповедь о том, что, поскольку Господь собрал нас в одном месте, мы должны быть все за одного и один за всех, а это означает все делить друг с другом и не иметь друг от друга секретов. Так что, с духовной точки зрения, было бы хорошо рассказать о том, что у меня в котомке, нет, не то чтобы он предположил хоть на минуту, будто у меня там то, что мне не полагается иметь, но…
А тем временем старый Сэм стоял в сторонке, не предпринимая ни малейшей попытки вызволить меня из ловушки. Он просто следил за костром, нанизывал оленину на прутики, чтобы пожарить ее над огнем, и время от времени бросал на меня ничего не выражающий взгляд, который мог означать лишь одно: «Ну-ка, не будь бычьим дерьмом!»
— Джед, — сказал я, — не возьмешь ли ты снова эту фигурку, так, чтобы я мог смотреть на нее, пока буду говорить?
— Ну конечно! — он был изумлен и исключительно польщен. Вайлет села рядышком со мной, положив широкую ладонь мне на спину. Любовь была у нее в крови, неотделимая от секса, хотя это и не одно и то же. Ей нравилось прикасаться, легонько толкать, целовать, оповещать о близком присутствии своего теплого тела безо всякого возбуждения — точно так же, как в другие времена она могла сказать, просто выпятив губки или поведя бедром: «Пойдем-ка перепихнемся!»
— Это правдивая история, — сказал я, не отводя глаз от статуэтки, — о том, как я случайно убил человека.
Знаете, сначала мой ужасный божок немного беспокоил меня. Но я в любом случае хотел рассказать эту часть, о том, как я перебирался через частокол в Скоар и напоролся на стражника. И когда я стал
