Я обнаружил отчет о незавершенном еще расследовании смерти Дэниела Уолкера. За три дня нигде не было никакого упоминания о Максе или о Партии органического единства. Сегодня утром я сказал об этом Абрахаму, предположив, что Макс попросту скрылся.
Абрахам возразил:
— Нет, он бы не стал.
Как ужасно было видеть контролируемую тихую ярость на лице, рожденном для доброжелательности! А хуже всего то, что он физически хрупок и обладает мягким голосом. Я дожидался его взгляда, чтобы встать и уйти. Но не дождался. Разложив газету на столе, он смотрел на нее, смотрел так, как будто этот черно-белый прямоугольник был окном, как будто открывались за ним бесконечные дали.
— Что происходит в твоей душе, Абрахам?
Он ответил:
— У них ничего не выйдет.
— Ты думал о том, что сказала Мириам? Будто Ходдинг является платным агентом Китая и все такое прочее?
— Черт, им вряд ли удастся использовать эту чушь, Уилл. Думаю, это был экспромт и экспромт далеко не самый умный. Нет, думаю, они сделают ставку на молчание и будут надеяться на то, что никто не сможет установить взаимосвязь. А так оно и будет, если только один из нас не проговорится… Я имею в виду тех, кто был там, наверху, в саду на крыше. Не думаю, что Фрай или сенатор Гэлт поняли, что случилось. Они — ненормальные и просто ничтожества. Николас, Макс, Мириам… и Билли, и я… Вот это пятеро, по-видимому, единственные, кто знает.
— А ты проговоришься, Абрахам?
И когда он сказал безо всякого напряжения в голосе, даже не глядя на меня: «Я еще не решился…» — в нем не было ничего юношеского.
Днем мы отправились на прогулку. Безо всякой цели поболтались по улицам, на автобусе добрались до жилой части города и проехали по Сто двадцать пятой на запад, а вернулись пешком через Вестсайд. На улицах мы не увидели ни одного умирающего. Город был, пожалуй, даже слишком тихим для буднего дня. Проходившие мимо нас люди почти не разговаривали и совершенно не смеялись. За время нашего путешествия мы пять или шесть раз слышали сирены машин «скорой помощи», но это не было чем-то необычным» болезни и несчастные случаи в любом городе, днем и ночью, собирают свою жатву…
Из вечерней газеты мы узнали, что погиб Ходдинг.
Его дом и лаборатория на Лонг-Айленде сгорели в результате «взрыва неизвестного происхождения». Тело Ходдинга, а также тела его жены и невестки и девятилетнего внука были опознаны. Когда произошел взрыв, все четверо находились в лаборатории. Сама лаборатория, говорилось в газете, была частным предприятием. Здесь доктор продолжал работу после ухода из «Фонда Уэльса». Сына доктора Ходдинга в момент несчастья в доме не оказалось. Он сообщил, что лаборатория предназначалась для «биологических исследований органического характера» и эти исследования вряд ли были чем-то бОльшим, нежели хобби пенсионера. Ходдинг-младший — архитектор. Он заявил, что ему неизвестно направление работы отца, но он уверен: в лаборатории не хранилось ничего, что могло бы вызвать взрыв. Полиция, говорилось в газете, изучает возможность того, что бомба могла быть подброшена каким-нибудь ненормальным.
— Вот и первый, — сказал абрахам. — Один из тех, кто уже не проговорится. Если Фрай и Гэлт застрахованы, страховые компании должны побеспокоиться о грядущих расходах. — Он некоторое время пребывал в задумчивости, а потом сказал: — Уилл, подобной оружие глупо применять, если не разработаны средства иммунизации пользователей, Эта мысль не дает мне покоя. Думаю, Макс намеревается диктовать свои условия всему миру, включая и Азию. Полагаю, он ненавидит федералистов больше, чем кого бы то ни было, потому что видит себя в качестве… ну, первого президента всемирного правительства или еще что- нибудь в этом духе. Он наверняка считает, что было бы вполне допустимо уничтожить несколько миллионов этих двуногих животных, если бы их гибель сделала его Вождем… Для блага мира, разумеется, только для блага мира. Но первое, о чем он должен был позаботиться, — это средства для иммунизации преданных ему людей.
— Возможно, Ходдинг работал и над этим. Просто не успел. Изобрел яд, а на противоядие времени не хватило.
— Думаю, так оно и было, — сказал Абрахам, и в голосе его прозвучал опасное спокойствие, которое я замечал в нем целый день. — А теперь, чтобы скрыть правду и уйти от ответственности, Макс убил человека, лучше всех разбиравшегося в существе дела и, возможно, уже приблизившегося к созданию средств иммунизации и лекарства. Убивать его семью было слишком, но они не стали бы обращать на это внимание… Таков побочный продукт их доктрины: «Цель оправдывает средства.» Я встречался как-то с этим малышом. Он был весьма смышленый мальчишка…
— Ты должен мне кое-что пообещать, Абрахам.
— Если смогу.
— Не предпринимай никаких действий, пока меня нет рядом.
Он подошел и встал перед моим креслом, глядя на меня сверху вниз с улыбкой, которой светилась откровенная безотчетная любовь.
— Я не могу дать такое обещание, Уилл.
И мне ничего не оставалось как сказать:
— Знаю, что не можешь.
Ведь и я не мог дать подобное обещание ему, поэтому должен был согласиться, что ответ его был достаточно честен. С той ночи на кладбище, когда Намир ускользнул от меня, я кое-чему научился. Больше Намиру не скрыться, а вместе с ним, думаю, должен умереть и Келлер, потому что Келлер — сын, слишком хорошо воспитанный своим отцом, и, полагаю, госпиталь в Старом Городе вряд ли способен изменить его хоть в чем-нибудь. Единственная проблема сейчас — изолировать их от контактов с людьми на время достаточное для того, чтобы я успел исполнить свой долг. И я обязан претворить в жизнь задуманное прежде, чем бушующее в Абрахаме пламя обернется действием, выдержать которое у него попросту не хватит сил.
Вечерняя газета не прибавила ничего к нашим знаниям о распространении эпидемии. Она нагоняла тоску больше, чем «Таймс». Никаких статистических выкладок. Радио за весь вечер не сказало о заболевании ни слова. Абрахам, полагаю, спит. К счастью, я во сне не нуждаюсь.
Из утренних газет: в районе Нью-Йорка 436 зарегистрированных случаев, из них 170 смертей.
На мой взгляд, они вполне правы, организовав процессию, посвященную дню Святого Патрика. Отмена этого долгожданного и традиционного празднования не соответствовала бы интересам народа, хотя опасения, что большое скопление людей может способствовать распространению инфекции, понятно. Мы на праздник не пошли. Абрахам весь день пребывал в рассеянности, задавая самому себе вопросы, на которые у него, похоже не находилось ответов. Вечерняя газета сообщил, что толпа была невелика. Случилось «небольшое происшествие», когда один из участников процессии упал с лошади «из-за внезапного сердечного припадка». Сердечный ли был припадок?..
В шесть часов из Белого Дома транслировали выступление президента, призывающего нацию сохранять спокойствие. Паника, сказал президент Клиффорд, опаснее эпидемии. Медицинские возможности позволяют справиться с… положением. В его словах звучала легкая тревога, он не вполне контролировал свой голос, а на его вытянутом, до сих пор таком приятном лице отражалось напряжение, с которым он произнес слова. Гримеры-телевизионщики подкачали. Думаю, они попытались сгладить морщины на его лбу, но как они могли спрятать под слоем грима пусть и храброго, но испуганного одинокого маленького человека, изнемогающего под грузом, слишком тяжелым для кого бы то ни было?.. Органы гражданской обороны переданы под командование начальника медицинской службы армии Крейга, выступившего после Клиффорда. Крейг продемонстрировал народу решительно выпяченную челюсть и брови, заявляющие: «Прекратите пороть чепуху!» Избегайте толпы, сказал он, оставайтесь дома, если вы не заняты на самых необходимых работах, слушайте и передавайте окружающим приказы местных медицинских властей и служащих гражданской обороны. На время чрезвычайного положения все театры, стадионы, бары и другие места, где возможно массовое скопление людей, закрываются. Ваше правительство будет оповещать вас
