Петро присвистнул, нервно прикурил сигарету и вновь заговорил:
— Итак, они стянули у старика полмиллиона. Когда он их найдет, много голов покатится по улицам Нового Орлеана. Кто же это сделал? Кто они?
Помощник шерифа долгим взглядом окинул место катастрофы, и на его лице появилась кривая улыбка. И невозможно было понять: то ли он обеспокоен, то ли ему и впрямь смешно...
— Поверишь ли ты, что это был... один человек?
— Одиночка? — Руки Петро вновь уперлись в бока, и он всем телом развернулся в сторону пожарища. Внезапно его словно током ударило.
— Вот черт! — тихо и сдержанно прокомментировал он.
— Ага, сообразил! Это — птичка высокого полета. Видишь, какие оставляет сувениры? Лежало в грузовике. — С этими словами помощник шерифа вытащил маленький конверт, из которого достал сложенную салфетку фирмы «Клинекс» и вытряс из нее то, что называл «сувениром», — блестящий значок снайпера.
Петро сокрушенно вздохнул:
— Думаю, это было неизбежно. Рано или поздно он должен был появиться здесь. Ты уже оповестил кого следует?
— Еще нет. Хотел, чтобы ты первым ознакомился со всем этим. Вероятно, теперь этот парень подпадет под твою юрисдикцию. У тебя есть на него досье?
Петро кивнул.
— Это даже хорошо, что ты займешься им, — угрюмо хмыкнул помощник шерифа. — У нас просто нет оборудования, чтобы вести войну против Мака Болана.
— Нет оборудования? — тихо переспросил Петро. Спустя несколько секунд он уже мчался на полной скорости в город.
Господи, подумать только: Палач сейчас бродит по улицам Нового Орлеана, затерявшись среди сотен тысяч прохожих, и никто ничего не подозревает! Самое подходящее время для появления Мака Болана! Завтра начинается Жирный Вторник — последний день карнавала перед постом, день, когда все местные жители будут буквально стоять на ушах и вытворять бог знает что. И если Джека Петро не подводила интуиция, завтрашний день мог оказаться не только самым «Жирным», но и самым «Кровавым» Вторником за всю историю города.
Глава 3
Томас Карлотти, признанный «босс греха» в Новом Орлеане, на сей раз пробудился очень рано. Конечно, когда-то давно ему приходилось вскакивать чуть ли не с рассветом и мчаться на улицы, чтобы в суете и нервотрепке заработать лишний доллар. Но это — в прошлом, теперь для него настали спокойные времена. Сейчас он сам подгонял тех, кто работал на него, и ловко держал за невидимые ниточки, координируя деятельность всяческих притонов, борделей и игорных домов, которые заполонили весь Новый Орлеан и его пригороды.
Карлотти стукнуло тридцать пять лет, он был среднего роста, хорошо сложен и мускулист, любил броско одеваться. Даже его рубашки и нижнее белье шились вручную, и поговаривали, что мафиозного заправилу ничто так не волновало и не беспокоило, как его гардероб. Обувь специально заказывалась, как он выражался, «у моего старого маленького обувщика в Риме». Парикмахер навещал его особняк на Ройял- стрит трижды в неделю. Ходили слухи, будто Карлотти, обнаружив однажды, что потрясающе похож на певца по имени Энцо Стюарта, всячески стремился поддерживать это сходство.
Карлотти не любил просыпаться с рассветом, когда небо только-только начинало светлеть. Он столько раз наблюдал восход солнца, неприкаянно мотаясь по улицам, что этого хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Теперь он предпочитал вставать не раньше десяти, когда весь дом уже просыпался, когда все вокруг шумело и двигалось, заряжая своей энергией на целый день.
Боже, как же он ненавидел просыпаться в тихом доме!
— Что это означает? — прорычал он на своего телохранителя по имени Скутер Фавия. — Что ты здесь делаешь в такую рань? И выключи этот чертов свет. Зажги лампу вон там.
Охранник тотчас бросился выполнять приказание. Скутер работал с Карлотти рука об руку в течение всего времени, пока его босс поднимался вверх к вершинам власти, и считался человеком без нервов, способным уничтожить любого, лишь бы угодить хозяину. Тридцать лет он фактически не выпускал оружия из рук, служа верой и правдой очень многим людям — безотказно, точно цепной пес.
С Карлотти в постели лежала девушка, «девка на ночь», по его определению, — большегрудая стриптизерша из одного злачного заведения на Бурбон-стрит. Девица сонно зашевелилась и вдруг села на кровати. Карлотти обдал ее презрительным взглядом и толчком уложил обратно в постель.
— Спрячь-ка свои искусственные бомбы, — буркнул Карлотти. — Хочешь, чтобы наш бедный старый Скутер разлетелся на кусочки? А с кем я тогда буду работать?
Девушка, блондинка лет двадцати, хихикнула и с головой залезла под простыню.
Босс порочной жизни Нового Орлеана уселся голый на краю кровати и неторопливо потянулся за халатом в стиле кимоно. И слегка запахнув его на животе, он закурил сигарету, приказал девушке оставаться в постели и направился к телохранителю, стоявшему около двери.
— Что случилось?
— Звонил Зено, — доложил охранник приглушенным голосом. — Господин Ваннадуччи хочет видеть вас на ферме.
— В такое время? Который же час?..
— Только что пробило четыре. Зено просил быть на ферме как можно скорее. Похоже, он чем-то обеспокоен.
— Опять прокурор какую-то гадость учинил? — Карлотти начал выходить из себя.
— Не думаю. Тут, вроде, другое. Зено звонит всем боссам. Это будет втреча в верхах.
— Ах-ах-ах! — прокомментировал Карлотти, с отвращением раскачивая головой. — Что могло стрястись в такое время?
Он бросил сигарету в пепельницу и торопливо направился в раздевалку, однако, проходя мимо кровати, замер на секунду, словно решая для себя, завершить начатое дело прямо сейчас или оставить на потом. Но время поджимало, и потому он щелкнул пальцами в сторону Фавия и приказал тому вышвырнуть девчонку вон, дав ей немного денег на завтрак.
Фавия послушно подошел к кровати, вытащил девицу из-под простыней, подхватил лежащую на соседнем кресле одежду и молча указал на дверь. Глаза девушки широко раскрылись, но она также не издала ни звука.
Когда она, одевшись, уже выходила, Карлотти прокричал ей из раздевалки:
— Будь хорошей девочкой, и я тебе как-нибудь позвоню!
Он скинул с себя халат и, проходя мимо деревянной вешалки на стене, швырнул туда свое одеяние. Халат соскользнул с крючка и упал на покрытый ковром пол. Карлотти, злобно выругавшись, вернулся к вешалке, наклонился, чтобы подобрать одежду, и — тотчас застыл в этой позе, поскольку что-то твердое и холодное вдруг уперлось ему в затылок.
Замогильный голос тихо скомандовал:
— Не двигаться, Карлотти! Попрощайся со своей жизнью.
В подобный момент в человеческой душе, даже такой исковерканной и огрубевшей, как душа Томаса Карлотти, происходит непонятное превращение. Куда-то вдруг исчезли и гнев, и ненависть, и презрение к себе подобным, а на смену им пришло почти неведомое чувство раскаяния, и тотчас все захлестнула безмерная печаль: вот и конец, рухнули все великие планы на будущее, и жизнь оказалась никчемной и пустой...
Скорее машинально, чем по необходимости — ибо ответ уже был получен, — он прохрипел:
— Какого черта? Что тебе надо?
— Только тебя, Карлотти, — раздался безжалостный голос.
Надежда умирает с трудом, особенно когда знаешь, что обречен.
С подгибающимися коленями, хватая ртом воздух, Карлотти прошептал:
— Если речь о контракте, то я его выкуплю. Удвою вашу сумму. Утрою ее, черт побери!
— Контракт был составлен на небе, приятель, — сильные пальцы впились в волосы, выпрямили тело и,
