знает куда, но определенно не в сторону хижины. Сами стрелявшие вряд ли знали, в кого целились.
Было десять и не стало десяти.
Так что же теперь, паршивец Горди?
Болан вставил новую обойму в «отомаг» и пинком распахнул дверь. Навстречу ему бабахнул выстрел, и пуля просвистела мимо, едва не задев Болана, отпрянувшего за дверной косяк.
Он крикнул:
— Выходи, Горди!
— Кто там?
— А ты еще не догадался?
Последовала минутная тишина, затем Горди сплюнул на пол и проворчал:
— И все-таки я ненавижу твой сраный город!
Болан усмехнулся:
— Так же, как и я твой.
Он швырнул пустую обойму «отомага» в окно. В ответ рявкнул обрез, и заряд крупной картечи полностью вынес окно из рамы.
— Ты все еще здесь, Омега? — спросил Горди.
— А как же!
— Зачем ты это делаешь?
— Ты позвал меня, парень.
— Черта с два! Я просто стараюсь заработать на жизнь.
— Ты перестарался, Горди. Следовало бы быть умнее.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанское, не так ли?
— Может быть. Хочешь рискнуть еще раз?
Даже
— У меня есть выбор?
— Увы, нет. Я пришел по твою душу, Горди.
— Черт бы тебя побрал! Думаешь, я не знал этого с самого начала? Ну что ж. Тогда приди и возьми ее, козел!
— Это твое последнее слово?
— Безусловно.
За время разговора Горди не сменил положения, и сейчас Болан достаточно хорошо представлял, из какой точки пространства доносился его голос. Он только молился Богу, чтобы Маззарелли был там один.
Мак решил проверить свою догадку.
— Ник попросил сначала поцеловать тебя, потому что я сказал ему, что ты ужасно безобразен.
— Ник...
Болан так никогда и не узнал, что думал «Безумец» Горди о Нике Копе в последний миг своей жизни. Едва тот открыл рот, как Мак нырнул в зияющий просвет окна и плашмя шлепнулся на пол, выставив вперед руку с пистолетом.
Две вспышки молнией осветили комнату. Одна из картечин из обреза Горди прошла почти рядом с дулом «отомага», а тяжелая пуля 44-го калибра угодила прямо в лицо Маззарелли, и он опрокинулся на спину, обливаясь кровью, пульсирующим фонтаном бьющей из разорванных вен.
Болан лежал, уткнувшись лицом в пол и тяжело дыша. Прислушиваясь к боли, он пытался определить, насколько серьезно его ранение.
Из глубины хижины донесся голос, слабый, как свет свечи в кромешной тьме.
— Это ты, сержант?
— Я.
— Ты в порядке?
— Да. А ты?
— О, они мне здесь устроили роскошный отдых! Променад во дворе дважды в день и... Где Смайли?
— С ней все нормально, Карл.
— Слава Богу! Ну что, ты так и будешь лежать под окном или продолжишь операцию по извлечению меня из дерьма?
— Собираюсь лежать, а ты?
— У меня нет выбора.
— Угу...
— Я связан, черт бы меня побрал!
Мак ощупал левое бедро. Черный комбинезон был разорван, из дыры виднелось кровавое мясо. Ничего серьезного, но еще бы на сантиметр правее и...
Он поднялся и попробовал шагнуть.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросил Лайонс все тем же еле слышным голосом.
— Во всяком случае, жив, — вздохнув, ответил Болан. — Ты готов идти?
— Черт возьми, конечно готов! Но я не слишком хорошо хожу, сержант.
— Как думаешь, ты заслужил выволочку?
— За что? За этот дом отдыха? Я здесь прекрасно отдохнул!
На сей счет у Болана были сомнения. У Горда имелись далеко идущие планы, чтобы он рискнул зарезать курицу, прежде чем она снесет золотое яичко. Но существовало много способов причинить человеку боль, не доводя его до смерти.
Мак включил фонарик. Голова Маззарелли представляла собою кровавое месиво.
Лайонс, связанный по рукам и ногам, лежал на старой железной кровати.
Болан нашарил на стене выключатель и включил свет.
Карл был щедро разукрашен синяками и кровоподтеками. Поверх гноящихся старых ссадин кровоточили новые. Но могло бы быть и хуже, гораздо хуже.
Глава 18
Гримальди поднял большой палец и сказал:
— Это становится дурной привычкой. Смотри, пропадешь!
Болан отстегнул ремень и сказал пилоту:
— На этот раз можешь расслабиться, Джек. Теперь все будет так, как мы хотим.
— Я поверю этому, — пробурчал Гримальди, — только когда увижу этот притон в последний раз.
— Ждать осталось недолго, — пообещал с мрачной улыбкой Болан.
Он спрыгнул на травку вертолетной площадки в Франклин-плейс, остановился на полпути к дому, опустил сверток на землю и, закурив тонкую сигару, стал ждать прибытия комитета по встрече.
Он ощущал чужое присутствие, но никого не видел вокруг. Горели все огни, двор был освещен, как стоянка у торгового центра.
Но через пару минут стало ясно, что торжественного приема не предвидится.
Мак поднял сверток и пошел дальше. У входа в дом его встретил мажордом. Болан спросил:
— Как жизнь, Ленни?
С надутым видом тот ответил:
— Едва теплится, сэр. Мистер Копа, к сожалению, нездоров. Он просит вас подождать в саду. Он выйдет к вам через минуту. Простите за любопытство, сэр! Что у вас в мешке?
— Это для твоего хозяина, Ленни.
— Да, да... Конечно, сэр. Вы найдете сами дорогу? У меня сейчас дел по горло.
Это уж точно. А может, и по макушку.
Болан нашел дорогу в «рай». На сей раз русалок в бассейне не было, как не было и одетых в белое официантов, мгновенно угадывавших желания гостя. Вокруг стояла зловещая тишина.
Болан оставил бумажный мешок на полу внутреннего дворика, затем подтащил стул к краю бассейна и уселся на него верхом, положив руки на спинку. Так он и сидел на виду у всех, попыхивая сигарой.
Кто-то включил подводное освещение бассейна.
Мак усмехнулся и швырнул окурок в подсвеченную воду.
