носителей СТТФ с восточных окраин феномена. Но тогда получается, что некие центральноазиатские монголоидные амазонки, с боевыми топорами в руках, захватывали в плен холостяков-европеоидов и принуждали их к брачному союзу?
Это, безусловно, любопытная гипотеза, однако, как мне представляется это дело, все происходило несколько иначе и значительно проще. Афанасьевцы мигрировали на Алтай, скорее всего, с семьями и всем домашним скарбом и какой-то потребности в захвате женщин из числа местного населения не испытывали. Сейминцы же, наоборот, таковую потребность испытывали очень остро, поскольку они прибывали на территорию Алтая в качестве военных поселенцев и не были отягощены женщинами. Засим, партии новоприбывших бойцов, организовывали военные экспедиции по окрестностям в поисках брачных партнерш и, надо думать, находили их, хотя, в принципе, вариант агрессии здесь не обязателен.
Таким образом, карасукцы — это, по большей части, потомки афанасьевцев и сейминцев с некоторой монголоидной примесью. О составе их языка мы сейчас можем только гадать, однако вполне позволительно заключить, что это был индоевропейский (скорее всего, тохарский) язык с включением туземной лексики. Поскольку участие монголоидных групп в этногенезе карасукского населения не представляется значительным, то вряд ли следует полагать, что эти группы смогли навязать свою фонетическую систему и радикально повлиять на грамматику данного языка.
Характерные для карасукской культуры вещи известны также по находкам в Монголии и Северном Китае, а именно в столице древнего Иньского царства Аньяне, основание которой относится к XIV–XIII вв. до н. э. М. И. Артамонов полагал, что этим же временем следует датировать и возникновение самой карасукской культуры{554}. A. B. Поляков допускает, что общая хронология карасукских памятников может выглядеть следующим образом: I этап — XIII–XII вв. до н. э., II этап — XII–XI вв. до н. э., каменноложский этап — X–IX вв. до н. э.{555} .
Находки колесниц в Аньяне, как было упомянуто выше, большинство исследователей связывает с индоевропейским вторжением. В. В. Иванов и Т. В. Гамкрелидзе усматривают в данных завоевателях несомненных индоевропейцев, возможно лингвистических тохар, но полагают, что вторжение имело отправной точкой Переднюю Азию{556}. Ю. С. Худяков{557}, равно как и М. И. Артамонов, ассоциируют вторжение с археологическими карасукцами. Таким образом, ничего удивительного в том, что карасукское население являлось тохароязычным нет, и быть не может. Данная гипотеза тем более обоснована, что в этногенезе карасукцев участвовали афанасьевцы, принимаемые рядом исследователей за лингвистических тохар, а также, что вполне вероятно, сейминские мигранты из Волго-Окского междуречья.
Здесь следует отметить еще одно обстоятельство. Культурой, производной от карасукской, является следующая за ней татарская, что, как утверждает Э. Б. Вадецкая, было ясно с самого начала ее изучения. Она же указывает, что «уже в карасукскую эпоху было создано вооружение, типичное для татарского воина, а также зародился «звериный» стиль в искусстве, расцветший у тагарцев»{558} . Определеные сомнения вызывало некоторое несходство антропологических параметров карасукцев и тагарцев.
«Однако, — как пишет Э. Б. Вадецкая, — когда была выделена позднекарасукская (каменноложская) группа памятников, практически не отличающаяся от лугавской культуры, было найдено недостающее звено, связывающее карасукскую культуру с татарской. Связь между каменноложским этапом карасукской культуры и ранним баиновским этапом татарской прослеживается не только в характере надмогильных сооружений и устройстве оград, но в формах и орнаменте многих сосудов и в некотором инвентаре, например в украшениях и пряжках колесничего. Вполне укладываются в понятие недостающего звена и антропологические данные, поскольку каменноложские черепа занимают промежуточное положение между классическими карасукскими и тагарскими{559}»{560}.
Соответственно, в настоящее время каменноложцы признаны всеми исследователями предками тагарцев. Впрочем, H. Л. Членова, выдвинула гипотезу о сложении тагарской культуры из разных локальных групп, сосуществовавших еще в карасукскую эпоху, т. е. до VII–VI вв. до н. э. {561}. Однако все это не так интересно по сравению с другим фактом, о котором сообщает Э. Б. Вадецкая.
«Еще один аспект происхождения тагарской культуры связан со сходством физического типа тагарцев и афанасьевцев, которое очень трудно объяснить. По утверждению антропологов, сходство это настолько специфично по всем признакам, что вряд ли оно могло явиться результатом случайного совпадения или параллельного развития. Скорее всего, оно говорит о генетическом родстве и опосредованном происхождении носителей тагарской культуры от афанасьевской{562}. Возможно, что потомки афанасьевцев, в течение веков жившие в Саянах и Горном Алтае, вернулись в степные районы. Их могли, в частности, вытеснить с Алтайских гор кочевники, и затем они пришли на Енисей вместе с большереченцами Верхней Оби»{563}.
Хронология тагарской культуры такова. Ее нижняя граница датируется VIII–VII вв. до н. э., верхняя — вплоть до I в. н. э.{564}. Таким образом, мы наблюдаем в Алтайско- Иртышском регионе сплошную линию преемственности (если так можно выразиться) афанасьевского антропологического типа, начиная с середины III тыс. до н. э. и, по меньшей мере, до начала I тыс. н. э. В более поздние времена я заходить не стану, поскольку дальнейший разговор является отдельной темой. Однако замечу, что с тагарской культурой генетически связана последующая таштыкская, в которой отмечается «постепенное проникновение на Енисей большой массы южного монголоидного населения»{565}. Э. Б. Вадецкая связывает данную массу с тюркоязычной общностью{566}.
Следует, пожалуй, отметить, что наименование тагарской культуры не связано с тохарами (тогарами). Свое название она получила по острову Тагарскому на Енисее (против Минусинска). Каким же образом получил это имя сам остров остается только догадываться.
Итак. В сегодняшней популярной исторической литературе, особенно с легкой руки Л. H. Гумилева, принято считать чуть ли не все древние и раннесредневековые народы Средней Азии, Северного Китая и Южной Сибири сплошь тюрками и монголами, что, если говорить прямо, крайне далеко от истины. П. Б. Коновалов так характеризует общую картину предстающую перед глазами современных историков: «В наше время археология открыла более глубокую историческую перспективу и более сложную картину распределения и взаимодействия древних культур. Она обнаружила широчайшую издревле «экспансию» индоиранского населения в глубь Центральной Азии и Южной Сибири. Это намного сузило ареал тюркской предыстории (если считать, что она не протекала в недрах индоиранского мира). Кроме того, выяснилось, что история ранних тюрок (не прототюрок!) Средневековья связана не только с западной частью Монголии и Южной Сибири, но и со средней частью Монголии. Это, в свою очередь, сузило и оттеснило на восток (?) ареал монгольской предыстории»{567}.
Сейчас вернемся к предыдущей главе, а именно к вопросу о происхождении гуннов. На сей счет существует две основные гипотезы: первая — о местных истоках этногенеза гуннов от киммерийцев и вторая — о пришествии гуннов из Центральной Азии, откуда общепринято выводить любых кочевников, проявивших политическую и военную активность на просторах волго-донских степей в то или иное время.
Согласно Геродоту, киммерийцы первоначально проживали в Северном Причерноморье, откуда в VIII веке до н. э. были изгнаны скифами. После (в 20-х годах VIII в. до н. э.) киммерийцы фиксируются ассирийскими источниками на северо-западной границе с Урарту, а в дальнейшем их пребывание отмечается на территории Каппадокии{568}. В ассирийский анналах киммерийцы упоминаются как Ga-me-ra-a-a{569}, в Библии они фигурируют под именем Гомер, одним из сыновей которого и является Тогарма.
С какой археологической культурой можно отождествить предполагаемых предков гуннов? М. И. Артамонов в свое время полагал, что киммерийцев можно отождествить с кобяковской культурой X– VIII вв. до н. э. бытовавшей в азово-каспийском междуморье и отличающейся этническим своеобразием, как по отношению к культуре Кавказа, так и по отношению к культуре кочевников Приазово-Причерноморских степей{570}. А. И. Тереножкин, к примеру, считал киммерийцев IX–
