Брянской областей переходные русско-белорусские говоры. Также на этой территории развились частные особенности речи, выделяющие только данные говоры и нигде более не встречающиеся.

Южная (Курско-Орловская) группа говоров — в Курской, Орловской областях и далее на юг вплоть до Северного Кавказа. Отсутствие среднего рода — согласование по женскому.

Восточная (Рязанская) группа говоров — юг Рязанской, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Пензенская и часть Саратовской обл. В Пензенской обл. — мещерские говоры.

Среднерусские говоры — смешанная группа с системой консонантизма, главным образом, северного наречия, а системой вокализма — южного. Граница между западными и восточными зонами проходит к западу от Москвы по линии Бежецк-Тверь-Волоколамск.

Гдовские говоры — со специфическим характером предударного вокализма. Практически окающе-акающие говоры. На севере Псковской области, на побережье Чудского озера и в междуречье Луга — Плюссы. В начале XX в. их еще относили к северно-русскому наречию.

Псковские говоры — занимают территорию к югу и юго-востоку от говоров гдовской группы. В течение XX в. они распространились далеко к северу от Порхова. В XIX веке в районе Порхова проходила граница между среднерусскими и северно-русскими говорами.

Сейчас зададимся терминологическим вопросом — что такое говор? Говором называется элементарная величина дробления языка. Она даже не связана с территориальным фактором. Так, например, в начале XX в. русские диалектологи отмечали различия речи мужчин и женщин в рамках одного говора: у женщин местный говор сохранялся в более чистом виде, так как они реже мужчин покидали родные места.

Диалектом же называется величина высшего порядка дробления языка, более высоким порядком, чем диалект уже является язык. Между говором и диалектом устанавливается промежуточная величина — наречие.

Здесь следует обратить внимание читателя, что лингвистической однородности великороссов вполне соответствует и их однородность антропологическая. О причинах взаимосвязи между ними не так уж и сложно догадаться. Известный антрополог А. Н. Краснов производил в начале XX века статистические антропометрические замеры на призывных пунктах, расположенных по территориальному принципу в центральной России. В своей статье «Материалы для антропологии русского народа» он пишет: «Подводя итоги измерений из 10 различных губерний и 21 уезда, мы не можем не поразиться тою однородностью состава (выделено мной. — К.П.) которая их характеризует. Везде бросаются в глаза преобладание белокурого, светлоглазого типа. Блондины составляют от 20 до 50 % всех измерявшихся, поэтому, допуская всевозможные случайности при составе отдельных партий, нельзя все-таки не признать, что в 10 означенных губерниях основным элементом великорусского населения должна быть какая-то белокурая, светлоглазая раса, которая, несмотря на смешение с черноволосою, давшая малочисленных гибридов с переходного цвета глазами и волосами, сохранилась в своем чистом виде в лице столь многочисленных абсолютных блондинов»{650}.

Акад. В. П. Алексеев в работе «Краниология народов Восточной Европы и Кавказа в связи с проблемами их происхождения»{651} утверждает: «Сравнительное однообразие, говоря о географической обстановке ареала русского народа, распространено на огромной территории единого языка, хотя и распадающегося на диалекты (точнее говоры. — К.П.), но близкородственные и понятные на всей территории расселения русских. К этому надо добавить отсутствие социальной изоляции внутри групп русского населения. Все эти факты привели к тому, что характерная для русского населения комбинация краниологических признаков распространилась на огромной территории от Архангельска до Курска и от Смоленска до Вологды и Пензы».

Какой из вышеизложенного следует вывод? Великорусский народ, в своей основе, представляет собой этнический монолит, нравится это кому-то или не нравится, но это факт. Ассимиляция иноэтнического элемента в состав великороссов, которая ныне происходит и всегда происходила, имеет характер ассимиляции индивидуальной, но никак не групповой. Именно последняя и приводит к образованию диалектов. При индивидуальном характере ассимиляции человек, попадающий в иноязыковую среду, не может повлиять на нее.

Таким образом, следует предположить, что хотя народы меря, мурома и мещера и являлись иноэтническими группами по отношению к вятичам, кривичам и ильменским словенам, тем не менее, они мало отличались от последних по языку и культуре. Данное обстоятельство как раз и может объяснить мирный характер славянской колонизации Волго-Окского междуречья. К примеру, Й. Шавли отмечает: «Характерно, что между древнейшими венетами и более поздними кельтами не велись войны, отсутствовали какие либо столкновения и, напротив, все говорит о мирном сосуществовании и взаимодействии, например, в Винделии (Бавария)»{652}.

Сейчас зададимся следующим вопросом. Не может ли быть такого, что та же меря являлась в реальности кельтским народом?

А. Л. Никитин отвечает на него так: «Казалось, кельтов нет только в Восточной Европе. Историческая традиция отдавала эту часть света неким «финно-угорским племенам», обитавшим здесь якобы с изначальной древности и вплоть до славянской колонизации в X–XI веках. То был один из основополагающих мифов, которые родились как бы сами собой, на пустом месте, укоренились, пустили множество побегов, и уже к этим побегам археологи и историки начали деловито прививать развесистые ветви своих теорий, памятуя, что собственное древо вырастить трудно, а уже имеющееся — «во благо»… А вот блага-то не получилось. Были ли коренные обитатели Восточной Европы кельтами? Я поостерегся бы так говорить. Они были европейцами по языку, образу жизни и мировосприятию, об этом свидетельствуют все археологические находки. Они обживали восточную окраину европейского мира и тысячелетиями сдерживали всевозрастающий напор восточных народов на запад»{653} .

Ну что же… Хотя бы и так.

6. ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЕТЕР НА КРУГИ СВОЯ

Сейчас речь пойдет об одной любопытной гипотезе, которая способна объяснить некоторые особенности российской истории. Скажу прямо, я не являюсь ее автором и даже не могу в точности сказать, кому первому пришла мысль об особых, восьмисотлетних циклах, вернее грандиозных эксцессах раз в восемьсот лет сотрясающих евразийские пространства.

Зав. отделом Азии и Африки ИНИОН РАН А. И. Фурсов отмечает интересную закономерность в истории развития Евразии: «Раз примерно в восемьсот лет происходил сход человеческих лавин, меняющих облик, а часто и суть старосветских систем: XII в. до н. э, IV в. до н. э., IV–V вв. н. э., XII–XIII вв. н. э. При этом — перед нами не просто Большие Циклы Евразии, а некий маятник, который привели в движение воинственные племена Центральной Азии, выбросив на европейские равнины индоевропейцев. Те, в свою очередь, через восемьсот лет нанесли ответный удар, за которым последовали очередные колебания Маятника Старого Света: восток — запад — восток — запад/восток. Наиболее могучим источником энергии для колебательного движения была Центральная Азия, Запад скорее отвечал, реагировал, используя энергию отката, возвратного движения»{654}.

На мой взгляд, данным «могучим источником энергии» являлась вовсе не Центральная Азия, а Восточная Европа, но это, как говорится, уже детали. Попробуем взглянуть на некоторые события далекого прошлого, но сначала требуется уяснить одно обстоятельство. В книге «Арийская теорема» я рассуждал о нем более пространно, здесь ограничусь короткими замечаниями.

Если вы, читатель, хотите понять Россию, именно понять, то вы должны уяснить для себя суть индоевропейской проблемы, т. е. проблемы установления прародины индоевропейских народов, установления места и времени, в котором существовал единый

Вы читаете Праотец Мосох
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату