было так много, что воздух сгустился.
И вдруг от короткого замыкания вспыхнули троллейбусные провода. Прохожие сразу шарахнулись к стенам домов. Сигизмунд обнял Аську-Херонку за плечи, и они вместе прижались к боку «Сайгона».
Сигизмунд был счастлив. Над головой горели провода, бесконечно тек в обе стороны вечерний Невский, и впервые за много лет Сигизмунд никуда не торопился. Он был никто в этом времени. Его нигде не ждали. Его здесь вообще не было.
Он стоял среди хипья, чувствуя лопатками стену. Просто стоял и ждал, когда приедет аварийная служба и избавит его от опасности погибнуть от того, что на него, пылая, обрушится небо.
И «Сайгон», как корабль с горящим такелажем, плыл по Невскому медленно, тяжело и неуклонно.
На прощание Аська поцеловала Сигизмунда, сказала «увидимся» и нырнула обратно в чрево «Сайгона». Сигизмунд пробормотал, поглядев ей в спину:
— Увидимся, увидимся…
И перешел Невский. В кулаке он сжимал десять копеек, которые Аська сунула ему, чтобы он, бедненький, мог доехать до дома.
Сигизмунд чувствовал, что время истекает. Анахрон беспокойно ворочался под страной Советов в недрах земли. Но уходить из оруэлловского года без трофея не хотелось. Подумав, Сигизмунд зашел в книжный магазинчик, над которым светилась надпись «ЛЮБИТЕ КНИГУ — ИСТОЧНИК ЗНАНИЙ». Этой надписи долго еще жрать электричество — ее снимут одной из последних, заменив на какую-то рекламу.
На прилавках лежала невообразимая серятина. Процветал соцреализм: городской роман, деревенская проза, литература лейтенантов — теперь уже престарелых лейтенантов. Приключения и фантастика — за макулатуру. Продавщица отрешенно и скучающе глядела поверх голов.
Сигизмунд открывал и закрывал книги. Читать нечего. Впрочем, в конце девяностых тоже будет нечего читать. Тоже серятина, только крикливая: полуголые бабы, одетые так, что ходить-то трудно, не то что мечами махать; полуголые мужики, лопающиеся от мускулатуры; совсем голые монстры, у которых лопается все, что не чешуя…
Сигизмунд испытующе глянул на продавщицу. Интересно, что бы она сказала, увидев такую книжку?
Однако надо что-то покупать. Во-первых, за десять копеек, а во-вторых, быстро. Анахрон все настойчивее требовал к себе.
И тут взгляд Сигизмунда упал на брошюру, освященную портретом тогдашнего вождя. Нашел! Бинго! — запело в душе у Сигизмунда. Трепеща, заглянул туда, где в старое доброе время писали цену.
Брошюра — вот неслыханная удача! — была оценена как раз в десять копеек.
Сделав скучающее лицо, Сигизмунд в пустом зале подошел к кассе и пробил десять копеек. С чеком направился к продавщице. Нарочито независимым тоном потребовал дать ему брошюру «ВЫСОКИЙ ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ НАРОДНОГО КОНТРОЛЕРА».
Продавщица метнула взгляд на длинный хайр Сигизмунда, на его светлую джинсовую куртку, кроссовки… С кислым видом бросила на прилавок брошюрку.
— Мерси, — буркнул Сигизмунд.
Сунул брошюрку за пазуху. И не оглядываясь пошел к выходу, спиной чувствуя подозрительный взгляд.
Пора! Надо уходить во дворы.
Сигизмунд нырнул в первую же подворотню. Попутно отметил — какие скучные, оказывается, были настенные надписи! Кроме сакрального слова из трех букв, будто и слов-то других не знали. Ни тебе «КАПИТАЛ ШАГАЕТ КАК ХОЗЯИН», ни тебе «ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА», ни тебе «БОГАТЫЕ БУДУТ ГОРЕТЬ В АДУ» или там «ЛИТВА, ПРОСТИ НАС!»
И тут его подхватило и бросило. Лицом прямо в облезлую стену…
Этого переноса Сигизмунд не помнил. Не то спал, не то был без сознания. Ему показалось только, что тянулся перенос бесконечно долго.
Какое-то время Сигизмунд лежал неподвижно. В смеженные веки назойливо бил свет лампочки. Кругом стояла ватная тишина, нарушаемая лишь журчанием воды.
Сигизмунд чуть повернул голову. Увидел грязно-зеленую стену.
Он понял.
И тут его охватила паника. Он просто взвыл от ужаса. Попался!
Плохо соображая, что делает, Сигизмунд подбежал к герметично закрытой двери и начал молотить по ней кулаками с криком:
— Выпустите меня отсюда! А! Выпустите!..
Дверь, естественно, не поддавалась. Сам же и закрывал!.. Сигизмунд несколько раз боднул ее. У него тотчас заболела голова.
Всхлипывая и пошатываясь, Сигизмунд побрел обратно к нарам. Завалился на них.
Кошмар случившегося все больше завладевал мыслями. Он, Сигизмунд, — единственный, кто посвящен в тайну Анахрона. И он же оказался пленником адской машины. Его никто не выпустит отсюда. Никто.
Некому.
Первые несколько часов Сигизмунд обдумывал свое положение. Лихорадочно искал способ выбраться. И чем дольше размышлял, тем глубже проникался уверенностью, что выбраться отсюда не удастся.
Стало быть…
Стало быть, вероятнее всего ему придется умереть здесь. От голода.
В принципе, каждый человек знает, что когда-нибудь умрет. Ужас вызывает не мысль о смерти. Ужас вызывает определенность. Когда смерть обретает и вид, и сроки.
Паника росла. Как за соломинку ухватился за надежду, что Анахрон сработает еще раз и вынесет его отсюда. Но здесь от Сигизмунда ничего не зависело. А умолить бога Анахрона невозможно. Потому как нет такого бога.
Тогда Сигизмунд попробовал обратиться к тому Богу, который, по уверениям Федора, существует. Но ни одной молитвы толком не знал. Вдруг понял, что обращается к Творцу всего сущего как к «Богу Федора». Мол, Бог Федора, коли ты такой могучий, — услышь меня, я здесь!
Так. Все. Крыша едет. Пора приходить в себя. Белых верблюдов посчитать, что ли?
Однако это не слишком помогло. Сигизмунд, истомленный переживаниями, провалился в зыбкое забытье.
Толком поспать ему не удалось. Лампочка светила и светила, не давая глазам покоя. Разбить ее, что ли? Запустить кроссовками и… остаться в полной темноте. Наедине с кошмарами, которые обязательно повылезают изо всех углов.
Нет, лучше уж лампочка. Можно, в конце концов, куртку на голову натянуть.
Звон тонкой струйки воды из ржавого крана, поначалу не слишком заметный, постепенно стал ввинчиваться в мозги.
Неожиданно перед глазами начали вспыхивать белые пятна. Сперва показалось — в глазах рябит. Но нет. Это был еще один эффект Анахрона. Вся камера наполнилась пульсирующими огоньками. Сигизмунд наблюдал за ними с интересом, сам дивясь тому, что не испытывает страха.
Затем огоньки погасли. Будто и не было.
За самонадеянность Сигизмунд был наказан спустя короткое время, когда по всему подземелью прошел утробный низкий гул. Рычало то громче, то тише. Сигизмунд, парализованный ужасом, сидел на нарах, скорчившись. Его будто пригвоздило к доскам тысячами гигантских ледяных игл. Сейчас Сигизмунд точно знал, что там, в глубинах колодца, яростно беснуется кто-то огромный. Какая-то подземная безымянная сила, которую вызвали к жизни дед и его сподвижники.
Правильно говорили Вавила с Вамбой. В колодце кто-то таится. Вандалы — люди, близкие к природе. Они чуят.
