бабенке. Та охотно зачастила, сетуя на ужасное засилие в Эрмитаже школы академика Рыбакова и на несправедливость по отношению к древним восточногерманским племенам.
Сигизмунд решил развеять неблагоприятное впечатление о себе как о похмельном ханыге, который ночует у Аськи за шкафом и стреляет у нее последнюю десятку.
— А что с этой картой? — спросил он.
— Говно, а не карта, — убежденно сказал вдруг викин знакомый.
Сигизмунд заметил, что и он, и бойкая бабенка то и дело косят одним глазом в сторону старого вандала.
Карта была квалифицирована как сущее говно вот по какой причине. Изображала она — что? Правильно, Великое Переселение народов. А какой народ из переселявшихся был самым великим? Конечно же готы! А где, спрашивается, обозначены эти готы на карте? Где?
Не было готов на этой карте. Почему? Из-за рыбаковщины. Рыбаков считает, что кругом были одни славяне. А Италию кто в VI веке захватил? Пушкин?
Из всех германцев одних только вандалов обозначили. Вынуждены были. И то потому лишь, что про «вандализм» каждый школьник знает.
Некоторое время оба увлеченно говорили о вандалах. Хвастались, что пытаются реконструировать «национальный вандальский характер».
Сигизмунд слушал и про себя умирал со смеху. У Вики тоже было очень своеобразное выражение лица. Смешнее всего было то, что ни Валамир, ни Вамба, ни Лантхильда, ни тем более Вавила описанию «типичного вандала» решительно не соответствовали.
Подошел дед, ведя за руку Ярополка. Парочка поздоровалась и с Валамиром: бабенка — кокетничая, ее друг — рассеянно. Видно было, что иностранцы, даже чудаковатые, не входили в сферу их интересов. Ребята алкали подлинной древности.
Дед важно произнес:
— Дра-астис!
Это было едва ли не единственное русское слово, которое он освоил.
Стараясь не засмеяться, Вика сказала что-то Валамиру.
— Ну ладно, мы пошли! — сказала бабенка. — Созвонимся.
Ее приятель снова широко и фальшиво улыбнулся, на миг вынырнув из своих размышлений, церемонно раскланялся с Сигизмундом и старым вандалом и с явным облегчением удалился.
— Странноватые ребята, — сказал Сигизмунд, глядя парочке вслед.
Вика пожала плечами.
— Просто очень упертые в одну тему. Кстати, мы с Аськой у них тогда и нажрались. В твой день рождения.
Побродили по безлюдным залам скифской экспозиции. Подивились на шлемы для лошадей, украшенные оленьими рогами, на «голову вождя со снятым скальпом» (Сигизмунд машинально прочитал надпись на этикетке, когда Ярополк, вытаращив испуганные глаза, спросил — что это такое). Старый вандал увидел, как дитятко показывает на отрезанную и высушенную голову. Обрадовался. Пустился в объяснения. Мол, вождь рекилингов тоже вражьей головой хвастать любит.
Скифскую экспозицию дед одобрил. Богатые вещи захвачены — и кинжалы, и сапоги, и доспехи. Не то что глиняные горшки.
Вика предложила сводить деда с Ярополком в рыцарский зал, но Ярополк уже устал и хныкал. Да и Валамир был переполнен впечатлениями.
— В Эрмитаже ужасно устаешь, я заметила, — сказала Вика. — Воздух тут другой, что ли…
— Ты в рыцарский зал Вавилу с Вамбой своди, — предложил Сигизмунд. — Заодно голых богинь им покажешь. Они будут в восторге.
Старый вандал — в меру сил и возможностей — приобщал Сигизмунда и его «наложниц» к благолепию. Так, он завел обычай трапезничать в столовой, при богах — Аспиде и годиск-квино. Лантхильда подавала в старой огромной супнице варево, куда обычно входили мясо, картошка, рис и макароны. Вкушали степенно, по очереди, из супницы. Тарелок не полагалось, зато полагались большие ломти хлеба, дабы не капать на скатерть.
Сигизмунд сперва стеснялся, но видя, как быстро приобщились Вика и Аська, устыдился и не захотел оставаться в меньшинстве. Кроме того, оказалось, что «одногоршковый» метод ничуть не хуже «многотарелочного».
Обычная ложка для такой трапезы мелковата. Блюдя благочиние, дед — через Вавилу — разместил у Дидиса заказ, и вавилин скалкс изготовил на всю семью большие деревянные ложки.
Кстати, Вавилу дед осуждал. Живя у Аськи, совершенно разложился Вавила и стремительно двигался к гамбургеру. Ворчал по этому поводу Валамир Гундамирович: мол, богами как частоколом обставился, а благочиния ни на грош!
После Эрмитажа дед был понур и мрачен.
Ярополка же трапеза изумила. Наталья решительно воспрещала лазить в кастрюлю. Здесь же это наоборот предписывалось.
Балованный ребенок, естественно, полез к супнице первым и мгновенно огреб от деда Валамира ложкой по лбу. Ярополк сперва чрезвычайно удивился, потом решил зареветь, но испугался — больно уж страшно нахмурил брови дед. Поэтому Ярополк тянул сквозь зубы суп из большой ложки, тихонько точа слезу.
Сигизмунд не без любопытства наблюдал за тем, какой эффект оказала на избалованного Ярополка незатейливая макаренковская педагогика старого вандала.
В разгар трапезы явилась Наталья. С порога уличила Сигизмунда в ряде особо тяжких преступлений. Носки Ярополку не сменил — вон, в пакете так и валяются… Стельки, конечно, не вытащил…
Сигизмунд не стал ей ничего объяснять. По опыту знал — бесполезно. Просто молча провел в «трапезную». Наталья вошла и застыла как вкопанная.
Ярополка из-за стола было почти не видать. С одной стороны нависал громадный Вамба, похожий на медведя. С другой — страшный старик, весь в шрамах.
И ненавистная белобрысая сучка.
Белобрысая встала, быстро облизала ложку и положила ее на стол. Дед что-то сурово произнес, обращаясь к Наталье. Среди отребья — Наталья только сейчас заметила — затесалась холеная и строгая девица. Девица-то и перевела речи старого монстра:
— Он говорит, чтобы ты садилась за стол. Его дочь уступила тебе свое место и свою ложку.
Наталья медленно стала наливаться краской. Ярополк заскулил, чуя поддержку.
— Ты понимаешь, Наталья, тут… — начал было Сигизмунд. — Такие дела…
Валамир произнес еще несколько фраз. Вика передавала безразлично-брезгливым тоном переводчика видеофильмов:
— Он говорит, что ты плохо воспитала сына Сигизмунда. Где ты научилась столь дурным манерам? В твоем сыне доброе семя, но скверный уход не позволяет этому семени развиться в полной мере. Он говорит, что Сигизмунд — хороший отец. Он рад, что его дочь носит семя Сигизмунда.
— Ярополк, пойдем отсюда! — ледяным голосом произнесла Наталья.
— Погоди, Наталья!.. Сядь ты, — засуетился Сигизмунд.
Вамба с ленцой разглядывал Наталью своими водянистыми глазами. Потом вдруг встал и легким пружинящим шагом вышел из гостиной.
Аттила что-то шепнул Вике. Та хихикнула.
Ярополк, бросив на скатерть ложку с недоеденным супом, заревел и устремился к матери. Ни на кого не глядя, Наталья направилась в прихожую. Сигизмунд метнулся за ней.
— Да послушай ты наконец!..
— Нам не о чем говорить.
— Наталья!
— И чтоб… — Не закончив гневной тирады, Наталья вдруг побелела и завизжала.
Сигизмунд обернулся.
