Ни рогалики, ни горячий шоколад, ни освещение закусочной не шли ни в какое сравнение с тем, что было в кафе напротив. Из вежливости Пастор только на третьем глотке осмелился спросить у комдива Аннелиза, по какой причине тот, видимо, предпочитает закусочную «Сен- Жермен» посещению «Кафе Флоры» или «Де Маго».
– Потому что именно отсюда их лучше всего видно, – ответил комиссар.
Они продолжали завтрак в почтительном молчании, по-французски макая рогалики, но по-английски воздерживаясь от их дальнейшего обсасывания. Их спины были несгибаемы, чутки и не касались кресел. За ними закусочная постепенно наполнялась обычной густо позолоченной публикой. Не так давно, припомнил Пастор, в этот дешевый блеск бросали бомбы. Какая наивность убеждений! Взорвано было лишь отражение богатства, тогда как напротив воистину бесценные люди попивали кофе по пятнадцать франков за чашку на глазах у просвещенных зрителей. Пастор помнил, как эти зеркала разлетелись во все стороны окровавленными осколками и как закусочная наконец предстала тем, чем она, в сущности, и была: временным складом для скоропортящихся людей и продуктов.
– О чем вы думаете, Пастор?
Два мальчика иностранного вида (темно-зеленые куртки, серые короткие брючки, безупречные ботинки и светлый ежик а-ля Ванини) скромно вошли в поле зрения, сжимая в чистеньких кулачках выданные на день карманные деньги.
– В тот год, когда случились взрывы, я здесь участвовал в спасательных работах. Я был тогда стажером, Сударь.
– Ах вот как?
Аннелиз испил последний глоток.
– В то утро я сидел в кафе напротив.
Они заказали два кофе, чтобы погасить воспоминания о шоколаде, затем графин воды, чтобы смыть впечатление от кофе, а когда последние крошки рогаликов отклеились от их десен, Аннелиз спросил:
– Так как идет расследование?
– Весьма продвинулось, Сударь.
– Есть подозреваемый?
– Сильные подозрения падают на некоего Малоссена…
– Малоссена?
Пастор принялся рассказывать. Та девушка, которая была сброшена на баржу, несколькими месяцами ранее способствовала увольнению Малоссена. «Он работал в Магазине, Сударь». По мнению директора вышеуказанного Магазина, Малоссен был склонен к мести, отличался чем-то вроде мании преследования и любил выступать в роли козла отпущения. При этом в ночь, когда Джулия Коррансон была сброшена на борт, соседи Малоссена слышали женский крик, хлопанье дверцы и визг автомобильных шин. На месте было найдено манто пострадавшей. Это не имело бы решающего значения, если бы Малоссен не подозревался одновременно в распространении наркотиков и, предположительно, в организации убийств бельвильских старушек.
– Ну и ну!
– Комиссар дивизии Серкер располагает убедительными свидетельскими показаниями относительно наркотиков, практически подозреваемого взяли на месте преступления. Но мы знаем, что Джулии Коррансон ввели наркотик перед тем, как произошло ее смощение.
– «Смощение»?
– Я позволил себе этот неологизм по аналогии со словом «смещение», Сударь.
– Не уверен, что могу допустить подобные вольности во вверенном мне дивизионе.
– Возможно, Сударь, вы предпочтете термин «прибаржение»?
– Ну а при чем здесь старые дамы?
– Две последние жертвы посещали автобус некоего Стожилковича, близкого друга Малоссена, и сами часто бывали в доме у последнего.
– Как вам это стало известно?
– Ван Тянь дружил с последней из жертв, вдовой Долгорукой, она была его соседкой по лестнице. Она сама рассказывала ему о визитах к Малоссену…
– Что доказывает?..
– Что ничего не доказывает, Сударь. Однако способ совершения убийства…
– Да?
– Указывает, что она без опасения открыла дверь преступнику. Но кроме Тяня и Стожилковича, вдова Долгорукая дружила только с этим Малоссеном. Стожилкович во время преступления находился за рулем автобуса, и если не рассматривать кандидатуру Тяня…
– Остается Малоссен.
– …
– …
– Скажите-ка, Пастор: покушение на жизнь, сбыт наркотиков, множественные убийства – судя по вашим предположениям, это не подозреваемый, а ходячий учебник криминалистики!
– По всей видимости, да, Сударь… Тем более что Тянь побывал у него дома и, со своей стороны, не сомневается в том, что вся семья – законченные наркоманы.
– Видимость, Пастор…
Комиссар дивизии Аннелиз сидел на стуле почти боком, положа локоть на спинку, и наблюдал, как зеркала множат его взгляд.
– Кстати, о видимости. Вы не заметили ничего особенного в этом зеркальном дворце?
Тоном психолога, подсовывающего пациенту тест Роршаха, Пастор не стал смотреть по направлению начальственного взора. Не стал оглядывать закусочную. Он взглянул в одну сторону, потом в другую, в третью, иногда по нескольку секунд. Камера неподвижна. Пусть остальные заботятся о том, чтобы попасть в кадр. Два мальчугана в джинсах в обтяжку только что заняли свой пост у двери книжного магазина. «Так рано утром?» – удивился Пастор. Одни любители литературы, прыгая через ступеньки, спускались внутрь, другие уже степенно поднимались с недельным запасом чтива. Эти купленные книги они прочтут, с удобством устроившись в кафе напротив. Вот один из них, на глазах у Пастора преодолевший три ступеньки подъема, бережно прижимает к сердцу Сен-Симона. Несмотря на все усилия Пастора, в кадре возник образ Советника, и голос Габриэль перекрыл все прочие звуки: «Смерть герцога Ляфорсского, случившаяся в ту же пору, не вызвала сожалений… несмотря на знатность его происхождения и благородство духа». Интонация читавшей вслух Габриэлы сообщала губам Советника улыбку старого герцога де Сен-Симона. Эти вечера чтения вслух… и маленький Жан-Батист Пастор, заслушавшийся в полутьме…
Пастор сбился, прикрыл на секунду глаза, открыл их в совершенно другом месте и увидел наконец то, что требовалось. Те двое мальчиков (брючки, куртки, ботинки) запросто обворовывали белокурую продавщицу отдела кассет. Пока один из них удерживал ее в наклонном положении над вскрытой тушкой плэйера, другой опустошал витрину, видимо, до этого стащив у девушки ключи. Пастор просто открыл рот от удивления. Мальчишка, как магнит, притягивал к себе предметы! Товар буквально сам прыгал ему в руки. В одно касание он крал содержимое и возвращал пустые коробки на место. Шито-крыто. Пастор не мог сдержать восхищенной улыбки. Стеклянная дверца витрины сама собой захлопнулась, и ключик сам собой вернулся в нейлоновый карманчик продавщицы. И никакого шума. По-прежнему аккуратный ершик русых волос.
– Вижу, Сударь. Двое ребят только что дочиста обворовали продавщицу.
– Точно подмечено, мой мальчик.
Теперь ребята спокойно направлялись к выходу.
– Задержать их, Сударь?
– Пусть бегут.
Как давешний любитель Сен-Симона, ребята поднялись по ступенькам, потом вдруг повернули под прямым углом и направились к столику двух полицейских. Пастор бросил почти испуганный взгляд на Аннелиза, которому, видимо, их не было видно. Но первый мальчик уже хлопнул комиссара дивизии по плечу:
– Вот, дедушка, дело сделано.
