Гиппократ, словно не расслышав ее вопроса. — Каким деспотом она была бы! Уж она сумела бы свергнуть Артемисию, как по-твоему?
— Гиппократ! — возмутилась его мать. — Расскажи мне про Дафну. Разве ты не понимаешь, что я сгораю от нетерпения?
— Ах, Дафна! Ну что же… Она здорова и, кажется, замуж еще не вышла. А если поверить твоей приятельнице Олимпии, то и вообще собирается прожить жизнь в девушках.
Он с горечью усмехнулся, и Праксифея укоризненно покачала головой. Она понимала, что он прячет под шуткой жгучую боль.
— Моя приятельница Олимпия! — повторила она в отвращением. — Это ты от Сосандра научился дразнить меня? Отвечай прямо: сказал ты дочери Эврифона, что любишь ее, или нет?
— Да. Я письмом поставил ее в известность о том, что люблю ее, и подписал свое имя. Ей было очень просто ответить, но она не ответила. Ее отец не верит мне. Наверное, и она думает, будто я лгу… Не знаю. Он просил меня не искать встречи с его дочерью, и поэтому я написал ей. Вот и все. Однако, матушка, я вернулся на Кос, чтобы заниматься медициной, а не для того, чтобы хныкать или выпрашивать сочувствия. Я вернулся, чтобы учить медицине и учиться самому.
— Хочешь знать, что я намерена сделать? — спросила она.
— Конечно.
— На рассвете я еду в Книд.
— Ты?!
— Да. Я обдумала все это, еще когда Сосандр вернулся из Триопиона и рассказал, как холодно обошелся с тобой Эврифон. Мы так и полагали, что ты приедешь сегодня ночью. Но если бы ты и не приехал, я все равно отправилась бы туда. Я наняла быстроходный корабль, и он подождет меня в Книде.
Гиппократ покачал головой.
— Ты только напрасно потеряешь время.
Праксифея улыбнулась и поправила растрепавшиеся волосы.
— Ты мне сын. И ты почти ухитрился разрушить свое будущее счастье. Что я предприму в Книде — мой секрет… до моего возвращения.
Она улыбнулась своим мыслям и продолжала:
— Но прежде ответь мне на один вопрос… Ты ничего не имеешь против того, чтобы вместо тебя в Македонию поехал Эврифон?
— Это нелепо, — с горькой улыбкой ответил Гиппократ.
— Ответь же, — настаивала Праксифея. — Да или нет?
Гиппократ посмотрел на нее уже без улыбки.
— Да, если он захочет. Пусть едет. Пердикке останется только радоваться, что у него будет такой искусный придворный врач. А Эврифон, может быть, сам узнает, кто был отцом ребенка Фаргелии. Наверное, он возьмет с собой и свою дочь.
— Не возьмет, — отрезала Праксифея, но тут с шумом распахнулась наружная дверь.
— Гиппократ! — звал Сосандр. — Гиппократ, где ты?
Он почти бежал через дворик, словно стараясь догнать звук собственного голоса. Праксифея ушла, оставив братьев вдвоем.
— Клянусь богами, Гиппократ, ты прошел через ворота, как бесплотный дух. Или Геката перенесла тебя через стену? А я-то сидел в ятрейоне, ожидая прославленного скрипа ворот! И вдруг оказывается, что Элаф покончил с ним, покончил с древним скрипом, который так любила наша мать!
Он остановился перед братом и рассмеялся. Они обнялись. Вернулась Праксифея, неся поднос с лепешками и сушеными фруктами.
— Хорошо, что ты пришел, Сосандр! Я не могу добиться от твоего брата ни одного разумного слова. Но я сказала ему, что еду сегодня в Книд, и вырвала у него согласие на то, чтобы в Македонию поехал Эврифон.
Сосандр кивнул.
— Видишь ли, Гиппократ, македонская триера уже в гавани, и начальник ее не хочет долго ждать. Если ты не поедешь сам и никого не пошлешь вместо себя, он отплывет без врача. Матушка считает, что посещение Македонии может оказаться полезным для здоровья Эврифона и смягчит его нрав. Мне же кажется, что ему не будет противна и мысль о богатстве, которое ждет его там. Так дадим же наше согласие на поездку Праксифеи. Впрочем, она прекрасно обойдется и без него, а уж если ей не удастся научить книдцев уму-разуму, значит, это не под силу никому.
Гиппократ покачал головой.
— Хоть вы и хитрые заговорщики, вы многого не понимаете. Но мне безразлично, какой врач поедет в Македонию, лишь бы это не был мой брат Сосандр. Он нужен мне здесь.
— Чтобы я поехал? — рассмеялся Сосандр. — Да жена меня ни за что не пустит. Она побоится, как бы младшая сестра Фаргелии не поймала меня там в свои сети. Ах, если бы это могло случиться!
Праксифея подняла руку, прерывая его.
— Послушайте, сыновья мои. В Мерописе поют петухи. Они возвещают наступление дня. Аполлон пробуждается перед зарей, а людям следует быть в постели. Доброй ночи.
— Я должен сказать тебе, — начал Гиппократ, когда она ушла, — что Фаргелия умерла от аборта, который ей сделал Эврифон.
— Да не может быть! — воскликнул его брат. — Так значит, это из-за нее он пригласил тебя в Книд?
Гиппократ угрюмо кивнул.
— Я собираюсь написать новую клятву асклепиадов. Мы с тобой ее уже обсуждали. Я примерно знаю, что надо включить в нее, но хотел бы поговорить с тобой и о таких операциях, производимых врачами. Принимая решение, мы должны исходить, по-моему, из медицинских соображений, а не из требований политики или религии. Всегда найдутся женщины, которые будут стараться вызвать выкидыш, подпрыгивая на пятках. Говорят, такой способ действительно иногда бывает успешен. И повитухи будут по-прежнему вытравливать плод. А отцы — губить слабых новорожденных. Во всех этих случаях мы, врачи, бессильны им помешать. Но жизнь беременной женщины, которую мы лечим, — дело иное. Я видел смерть Фаргелии, так же умирали на моих глазах многие другие женщины. Как ты думаешь, не может ли сам врач приносить смерть таким больным, оттого что он одновременно лечит острые лихорадки и гнойные раны? Может быть, это мы переносим от одного больного к другому то, что вызывает смерть?
Сосандр кашлянул, а потом сказал задумчиво:
— Я много раз видел, как умирали женщины, которым врач давал абортивный пессарий. И действительно, я согласен, что у повитух такие смерти случаются гораздо реже, хотя все же случаются. Да, пожалуй, ты здесь что-то нащупал. Большинство людей приписали бы все злым духам и не стали бы дальше ломать голову. Но я еще подумаю об этом. Спокойной ночи, Крат, тебе надо отдохнуть.
Гиппократ заснул прежде, чем его тело коснулось тюфяка, и разбудил его только голос одной из служанок его матери, раздавшийся за тяжелым занавесом на двери спальни. Вторая служанка уже уехала в Книд со своей госпожой.
— Пришел Подалирий, — кричала служанка. — Он спрашивает, будешь ли ты вести сегодня вечером беседу под платаном. Ему это надо знать сейчас.
Гиппократ сел на постели и потянулся.
— Ты спишь? — снова окликнула его служанка.
Докончив зевок, он ответил:
— Нет-нет. Скажи Подалирию, что мы соберемся, как обычно. Но почему ему понадобилось будить меня ни свет ни заря, чтобы узнать это?
— Что? — закричала служанка. — Что ты велел сказать Подалирию? Я не расслышала.
— Скажи ему, что будем.
— Чего?
— Скажи ему, что соберемся.
— Что мне сказать Подалирию?
