— Как чего? — сердито воскликнул Кутай. — Ведь его ждет Очерет. Чем дольше будем волынку тянуть, тем опаснее мое появление в его курене… Пойди потом объясни Очерету причину задержки.
— Ты прав, — согласился Солод.
— Как его псевдо?
— Пискун. Весьма неказисто. Фамилия христианская — Стецко. Называешь его по фамилии, становится теплее. Отец — украинец, мать — немка, из колонистов, умерла в тридцать первом году. Отец — перед войной. Словом, круглый сирота.
— И у меня мать умерла в тридцать первом, — сказал Кутай.
— На этом сходство ваших биографий и кончается. Может быть, еще вес совпадет. Сколько ты весишь, Жора?
— При чем тут вес? — Кутай отмахнулся. — Если Очерет смекнет, буду весить на две пули больше. Итак, все данные я попытаюсь установить, не затрудняя вашего брата. А теперь — к Пискуну.
— Только имей в виду — бестия он. Может и на колени рухнуть, чуть ли не сапоги будет лизать, слезу может выдавить и на каждом слове: «Пане зверхныку, пане зверхныку!»
Караульный начальник, сержант с угрюмым лицом и выцветшими бровями, провел Кутая по коридору, имевшему по обеим сторонам несколько дверей, выкрашенных в кирпичный цвет. В конце коридора находилась внушительная дверь с фигурно откованными петлями. За ней их ожидал солдат. Дальше они пошли втроем.
Возле одной из комнат остановились. Караульный начальник, поглядев в «волчий глазок», большим ключом отпер замок, толкнул дверь.
— Приказано не замыкать, товарищ лейтенант! Часовой будет здесь. — И, обратись к солдату, добавил: — Потом, когда кончат, вызовите меня звонком.
Кутай, перешагнув порог, прежде всего увидел окно, забранное решеткой. Лампочка в сетке у потолка. Что ж, предосторожность нелишняя.
При появлении офицера связник Стецко поспешно поднялся. На нем были полотняная рубаха, растоптанные сапоги.
По тому, как он взял руки по швам и расправил плечи, Кутай понял: военный.
— Звание? — спросил Кутай.
— Лейтенант!
— Училище?
— Не кончал, аттестован немецким командованием по службе абвера.
— В Красной Армии служили?
— Да. Рядовым.
— Сдались?
— Попал в плен… Под Проскуровом.
— Были ранены, контужены?
— Нет!
— Так… Добровольно перешли на сторону наших врагов?
— Вынужденный обстоятельствами…
— Какими?
— Разгромом нашей части, — сказал твердо и с напряжением ждал.
— Эту тему развивать не будем. Ни убеждать, ни переубеждать, ни доказывать я не стану. Пришел для откровенной беседы. Я не собираюсь вас запутывать, темнить с вами, да и вам невыгодно…
Стецко кивнул. В глазах его возникло тревожное любопытство.
— С предварительным дознанием меня познакомили, гражданин Стецко.
Кутай прошел в глубь комнаты, присел на табурет, чтобы дневной свет лучше помогал видеть задержанного.
Впечатление изменилось. Лицо Стецка потеряло черты угрюмости и даже надменности, как показалось вначале. Это был человек, безусловно, уставший, возможно, и надломленный. Труднее всего для истощенной психики неопределенность, и поэтому Кутай решил не тянуть, не играть в прятки.
— Я пришел, Стецко, с единственной целью. — Кутай выдержал паузу: Проверить вашу искренность на деле. Вы обещали помогать нам?
Стецко опустил веки, вяло кивнул. В его воспаленном мозгу пронеслись недавние воспоминания. Голубиное воркование человека с бородкой, полумрак закордонного кабинета, ядовитые наставления прожженного политического дельца: «Идите в темницу с надеждой рано или поздно из нее выйти. Русские не кровожадны…» Что еще шепелявил тогда тщедушный «керивнык», «властитель его тела и духа»? «Советские русские дисциплинированны и утверждены в новой морали…»
Сидевший перед ним человек не русский — украинец. Могли ли аналитические данные, которыми рекомендовал пользоваться Роман… как его… Сигизмундович, относиться и к нему?
Этот офицер пришел отнюдь не с целью перевоспитывать его. Украинскому плебею, как определил Кутая Стецко, наплевать на его перевоспитание. Он человек прямой линии, раб своей задачи. Такой нянчиться не станет.
— Пане офицер, — Стецко сознательно перешел на украинский, — я буду за вас богу молыться, и мои диты, и моя жинка…
Кутай бесцеремонно перебил его:
— За що?
— Колы вы мени життя врятуете… Що од мэнэ треба? — И Стецко, решив использовать свой излюбленный прием, бросился на колени.
— Ну-ка, вставай! — Кутай поднялся. — Ты мне такой не нужен! Встань!
Повелительный голос лейтенанта заставил Стецко вскочить на ноги.
— Передо мной комедии не ломай. Знаю я вас, хитроблудов. Садись!
Стецко сел на койку.
— Твое псевдо — Пискун?
— Пискун, пане офицер.
— Мне пока нужен ответ на один вопрос. Правда ли, что тебя не знают в лицо ни Очерет, ни его окружение?
— Ниц, никто не знает, пан офицер. Все правда, зачем ще раз пытаете? Все свята правда. Могу поклясться перед иконой божьей матери.
Кутай с подозрительным недоумением отыскивал причины удивительного превращения. Несколько минут назад перед ним стоял глубоко спрятавший свои чувства явный враг, человек твердый и вышколенный. Сейчас же… Упал на колени. Бессвязное бормотание. Только наивный, кабинетный работник Солод мог сделать ошибочный вывод. Стецко сумел обвести его вокруг пальца. Конечно, «центральный провод» не послал бы слюнтяя к такому активному боевику, как Очерет.
Надо быть начеку. Нельзя показать, что ты сомневаешься в его словах. Внешне Стецко будто бы расслабился, хотя внутренняя напряженность угадывалась в игре желваков на худых, серых щеках и в опасной настороженности, спрятанной в глубине запавших глаз.
— Жизнь твоя зависит от того, насколько ты будешь правдив, — повторил Кутай, поднимаясь, — и судьба твоей семьи тоже. Если я вернусь, ты будешь жив. Если ты обманул…
Стецко склонил голову и, выдержав томительную паузу, подтвердил:
— Я Очерета не бачив. Могу под клятву. Не бачив. И Катерину не бачив… Вы чули за Катерину, пане офицер?
— Чув.
— Я все показав чисто. Може, вам ще що трэба, пытайтэ!
— Спытаю, Стецко, не зараз. Еще не однажды зайду…
После ухода лейтенанта Стецко прилег на койку, прикрыл глаза скрещенными пальцами рук и пробыл в неподвижности не менее часа.
Опыт подсказывал ему, что лейтенант получил задание проникнуть в курень Очерета. Вопросы важные, и задавались не случайно.
Таким образом, положение осложнялось. Одно дело «завалить» Очерета, как ненароком
