научные разработки Александра Васильевича, связанные с телепатическими волнами, имеют большое оборонное значение что сегодня это оружие может стать решающим в великой битве пролетариата за завоевание планеты и что, наверное, будет справедливо, если исследования такого характера будут финансироваться ОГПУ или Разведупром Красной Армии. Барченко вспоминал:
— Товарищи заявили мне, что моя работа имеет настолько большое значение, что я должен доложить о ней правительству, председателю ВСНХ товарищу Дзержинскому. По их совету я написал Дзержинскому о своей работе 62 63.
Так оно и случилось. А Блюмкин в самый короткий срок доставил послание в столицу. Результат не заставил себя долго ждать. Через несколько дней Барченко был приглашён на явочную квартиру ОГПУ на улице Красных зорь, где с ним тайно встретился высокопоставленный столичный чекист, сотрудник Секретного отдела ОГПУ Яков Агранов.
В беседе с Аграновым Барченко подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн. Агранов отнёсся к его сообщению с большим интересом 62, 63.
Впрочем, Блюмкину этого было мало и для того, чтобы форсировать ситуацию, он попросил Барченко написать ещё одно письмо, но теперь уже на Коллегию ОГПУ — еженедельное собрание начальников всех отделов. В декабре 1924-го года исследователь был вызван в столицу для доклада о своих научных открытиях на Коллегии ОГПУ.
«Вернувшись через несколько дней в Ленинград, — вспоминал Барченко, — Владимиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует выехать в Москву для того чтобы изложить наш проект руководящим работникам ОГПУ. В Москве Владимиров рабочий псевдоним Блюмкина — А.П. снова свёл меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся, как я помню, на одной из улиц, расположенной вблизи зданий ОГПУ. Точного адреса я в памяти не сохранил. При этой встрече Агранов сказал мне, что моё сообщение о замкнутом научном коллективе предполагается поставить на заседание коллегии ОГПУ. Моё, это предложение, об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке имеет шансы быть принятым и в дальнейшем мне, по-видимому, придётся держать в этом отношении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на коллегию ОГПУ. Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться в общем-то благоприятного решения о том, что бы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую либо пользу, сделать это».
Так в нашей истории появляется новый персонаж — Глеб Бокий. Это тот самый Глеб Бокий который поставит в 31-ом году свою подпись под приговором членам московского «Ордена тамплиеров». И с этого же момента начинается жизнь секретной лаборатории нейроэнергетики и её целевое финансирование Спецотделом при ОГПУ, длившееся 12 лет — вплоть до мая 1937-го года.
1.3.2. Глеб Бокий — главный шифровальщик Страны Советов.
Руководитель Спецотдела при ОГПУ Глеб Иванович БОКИЙ родился в 1879-ом году в городе Тифлисе (Тбилиси) в семье интеллигентов из старинного дворянского рода. Его предок Фёдор Бокий- Печихвостский, владимирский подкоморий (третейский судья) в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Бокия был известный русский математик Михаил Васильевич Остроградский. Отец Глеба Бокия — Иван Дмитриевич — действительный статский советник, учёный и преподаватель, автор учебника «Основания химии», по которому училось не одно поколение гимназистов. Старший брат и сестра Глеба пошли по стопам отца. Борис Бокий окончил Петербургский горный институт, стал квалифицированным инженером, потом преподавал в том же институте. Он считается одним из основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, она не один год преподавала в Сорбонне.
Казалось бы, такая же блестящая карьера ожидает и юного Глеба. И действительно поначалу Глеб ведёт себя соответствующим образом. В 1896-ои году, после окончания реального училища, он, вслед за своим старшим братом, поступает в Горный кадетский корпус имени императрицы Екатерины II в Петербурге то есть в Горный институт. Но уже в следующем году он становится членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Именно участие в делах этого революционного общества определило выбор жизненного пути Глеба Бокия.
Справедливости ради следует сказать что настоящим революционером Глеб стал всё-таки с подачи своего добропорядочного брата. В 1898-ом году Борис пригласил его и сестру принять участие в демонстрации студентов. Произошло столкновение с полицией все трое были арестованы. Глеба к тому же ещё и избили. Их освободили по ходатайству отца, но его больное сердце не выдержало позора, и спустя несколько дней отец скончался.
Потрясенные этим горем, братья приняли диаметрально противоположные решения. Если Борис, считая себя виновником смерти отца, совсем отошёл от политики, то Глеб, наоборот, окончательно встал на стезю профессионального революционера.
С 1900-го года он — член Российской социал-демократической рабочей партии РСДРП. В 1902-ом был сослан в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации. В 1904-ом Бокий введён в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений. В апреле 1905-го арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП». Амнистирован по октябрьскому манифесту но в 1906-ом году вновь арестован по делу «Сорока четырех» Петербургского комитета и боевых дружин. Всего большевик Бокий 12 раз подвергался арестам, провёл полтора года в одиночной камере, два с половиной года — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме он получил травматический туберкулёз. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь включался в революционную борьбу. На протяжении 20 лет с 1897-го по 1917-й годы Бокий являлся одним из руководителей петербургского большевистского подполья.
Кроме всего прочего у Глеба было интересное хобби он увлекался всякого рода тайными восточными учениями, мистикой и историей оккультизма. Его наставником в области эзотерических поисков стал Павел Васильевич Мокиевский — врач, теософ и гипнотизёр. Известный столичной публике в качестве заведующего отделом философии научно-публицистического журнала «Русское богатство», он был членом мартинистской ложи. Мокиевский же рекомендовал в своё время для принятия в ложу и Александра Васильевича Барченко 62, 64.
В 1906-ом году полиция в очередной раз арестовала студента Горного института Глеба Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для учащихся института большевистскую явку. Мокиевский внёс за него залог в 3000 рублей, после чего молодого революционера выпустили на свободу.
Мокиевский настолько привязался к Бокию, что в 1909-ом году ввёл его в свою ложу. Но Бокий оказался на низшей из степеней посвящения, и многих мартинистов он, конечно, не знал. Павел Васильевич, однако, сообщил ему о принадлежности к их ложе художника Рериха. Кроме того, он старался помочь студенту достигнуть высших степеней и всячески рекомендовал его в узком кругу. Так именно он рассказал о молодом таланте Рериху и Барченко.
Период с 1914-го по 1915-й годы оказались для подпольщиков особенно трудными. Правительство усилило репрессивные меры по отношению к революционным организациям. С целью избавить свою работу от участившихся провалов, петроградские большевики организовали так называемую группу 1915 года при ЦК, куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди, в том числе Глеб Бокий. Ужесточалась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда впервые проявились те способности Бокия, благодаря которым впоследствии он стал руководителем Спецотдела при ВЧК-ОГПУ-НКВД. Старая большевичка, член партии с 1915-го года Алексеева, вспоминая о работе в подполье того времени, писала:
'Конспирация в большевистском подполье, которое подвергалось особенно беспощадным расправам со стороны царских властей, действительно была суровой и сложной и потому не всегда легко давалась людям, особенно новичкам, не искушенным в борьбе. Нарушение правил конспирации могло нанести тяжелый удар по всей подпольной организации, поэтому и новичкам в соблюдении этих правил никаких скидок не делалось.
При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обычные ученические тетради, исписанные
