стесняло: он близоруко щурился, часто моргал, выглядел неуверенным и словно обдумывал предварительно каждый шаг, каждое свое движение. Более того, воочию (мне напомнил Сифоров) я встречал этого парня всего один раз, в мае, да и то мельком, а так как в то время меня занимали отношения с другими личностями, то я его просто-напросто не счел нужным запоминать.
А «объектом категории Би» оказался тот самый мальчик-курьер, который принес мне в ходе майских событий радиотелефон для поддержания постоянной связи с Геростратом. И он же, этот мальчик, если верить Сифорову, был тем самым боевиком Своры, что выполнял по приказу «нашего фокусника» запланированные покушения: одно — не слишком удавшееся — на Мишку Мартынова, и другое — удавшееся вполне — на преподавателя сопромата из моего института.
Я разглядывал этого парня с непонятным мне самому чувством или даже с очередной смесью чувств из привычно-отстраненного любопытства, легковесной (по той, наверное, причине, что я никак не мог представить себе этого щуплого парнишку в роли киллера) недоброжелательности и в той же степени легковесного сочувствия: я ведь догадывался, что ему сейчас предстоит пережить, но видел в том лишь знак, подтверждение существованию справедливости, возмездия, пусть и в такой грубой форме.
Хотя, к черту, какая тут справедливость? Вряд ли этот близорукий «студентик» стал бы когда-нибудь хитрым профессиональным убийцей, не попадись ему на жизненном пути Герострат со своей Сворой, для которого он был такой же послушной марионеткой, как и остальные активисты, разве что категорией повыше…
Да, выглядел этот парень сегодня неважнецки. Разбитые, опухшие губы, ссадина над левой бровью, темные засохшие пятна на курсантской форме. Кроме того был он в наручниках, а справа и слева, приотстав на полшага, сопровождали его двое угрюмых «бойцов невидимого фронта». Они провели его в кабинет, где на стене в окружении застекленных книжных полок с энциклопедическими словарями и справочниками единственной, пожалуй, приметой того, что здесь не апартаменты уважаемого академика и лауреата, а именно «явка номер раз», принадлежащая безраздельно силовой структуре, висела огромная и очень подробная карта Санкт-Петербурга.
Парня усадили в глубокое кресло спиной к окну; по бокам сразу встали бойцы, что живо напомнило мне собственное положение на допросе у Герострата. Наручники снять с парня никто не удосужился: видимо, так и предполагалось, что разговор будет проходить в их присутствии.
Сифоров взял за спинку свободный стул, перенес его на середину кабинета и уселся лицом к «объекту»; мы с Мариной устроились в стороне, ближе к массивному письменному столу, сработанному в мебельной традиции середины XIX века и, по сути, главному украшению кабинета.
Сифоров повел допрос:
— Имя? Фамилия? Отчество? Род занятий?
Парнишка скривил разбитые губы.
— Кому это нужно? — глухо произнес он.
— Отвечайте не поставленные вопросы! — рявкнул капитан: не слишком-то он обходителен.
— Катись ты!..
Сифоров подался вперед, вытянув руку, ухватил парня за воротник. Я ожидал вспышки показной ярости, но капитан продолжил почти дружелюбным тоном, что не совсем соответствовало напору, с которым он начал.
— Ты что же думаешь, — ласково спросил Сифоров парнишку, — я с тобой тут в бирюльки буду играть? На тебе три убийства висят, — (ого, уже ТРИ!), — на вышку тянет без вопросов. И я обещаю, что лично позабочусь о том, чтобы ты ее получил. И пересмотров, отсрочек не жди: не будет ни пересмотров, ни отсрочек. Так что самым разумным на твоем месте будет раскаяться и помогать следствию, то есть отвечать на все мои вопросы прямо и без утайки, понятно?
Парень промолчал.
— Понял, я спрашиваю?!
— Нихт ферштеен, моя твоя не понимай, начальник, — оскалился парень и тут же получил по зубам от Сифорова.
Голова его мотнулась, от разбитых губ по подбородку покатились новые ярко-алые капли.
Я старался выглядеть равнодушным, но парня мне теперь было по-настоящему жаль. Видно, никто в этой компании никогда не слыхал о правах человека. Неудивительно в нашито бесцеремонно-вольные времена. И не посоветуешь здесь им ничего: Сифорову виднее, КАК вести себя в подобных ситуациях.
— Будешь теперь отвечать? Будешь?
Я перехватил взгляд одного из бойцов невидимого фронта, того, что стоял правее кресла. Взгляд этот не выражал ничего, кроме скуки. Скучно ему, видите ли. Ну-ну, скучай себе дальше…
— Вы не имеете права так со мной обращаться, — раздельно произнес парнишка. — Я гражданин Российской Федерации, я защищен Конституцией Российской Федерации. Я знаю закон. Вы не имеете права…
— Сейчас я покажу тебе свои права! — взъярился Сифоров или умело сымитировал, что взъярился. — Сейчас ты у меня увидишь…
— Перестаньте, — вмешалась Марина. — Ваши методы в данном случае ничего не дадут. В конце концов, он легко может вам соврать.
— Пусть только попробует: я так же легко могу проверить. Хотя ладно. Что вы предлагаете? — опустив руки, Сифоров отступил от допрашиваемого, с интересом взглянул на Марину.
— А зачем я здесь? — прищурилась Марина.
— Не рано? — усомнился Сифоров.
— Самое время.
— Тогда прошу, — Сифоров сделал рукой широкий приглашающий жест.
— Через минуту вернусь.
Марина вышла и действительно через минуту вернулась, принесла с собой блестящий металлический чемоданчик, очень похожий на те, которые показывают в гангстерских боевиках в качестве емкости для переноса героина или не указанной в налоговой декларации наличности.
— Буду вам признательна, — обратилась Марина к Сифорову, — если вы принесете из гостиной один из тех столиков.
Капитан ФСК Сифоров счел ниже своего достоинства таскать какие-то там столики, поэтому он со значением взглянул на бойцов, и тот, что стоял по правую руку от парнишки, послушно затопал в гостиную.
Столик поставили слева от «объекта»; тот наблюдал наши приготовления без страха, а с каким-то даже гордым презрением, чуть выпятив нижнюю распухшую губу. Кровь остановилась и теперь подсыхала корочкой на его подбородке.
Марина положила свой чемодан на столик, набрала известный ей шифр на замке, и чемодан открылся. Там обнаружилось некое устройство, занимавшее практически все внутреннее пространство чемодана и напомнившее мне громоздкий тридцатого года выпуска амперметр, который бесценным реликтом гордо стоял в лаборатории кафедры электротехники нашего института. Так же, как и древний амперметр, устройство было снабжено стрелочными шкалами, переключателями, верньерами. Одно из немногочисленных отличий — огромные наушники, длинным толстым кабелем подсоединенные к круглому разъему на торцевой стороне устройства.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал Сифоров, вытягивая шею и с почти что мальчишеским любопытством разглядывая устройство: вот оно — чудо американского военно-промышленного комплекса!
Марина взяла в руки наушники и, обойдя кресло с допрашиваемым, аккуратно надела ему их на голову. Парнишка не сопротивлялся, всем своим видом выражая крайнюю степень скепсиса. Впрочем, сопротивляться ему было бы бесполезно: двое бойцов находились в состоянии полной готовности подавить любой позыв к сопротивлению.
Марина вернулась к чемодану, переключила там что-то; шкалы осветились, и стрелки на них дрогнули. Да, это тебе все-таки не дудочка Гамельнского крысолова, это кое-что посовременнее.
— Можно начинать? — спросила Марина, взглянув на Сифорова.
— Пожалуйста, — не стал возражать тот.
