Странный аппарат снижался чуть медленнее дирижабля, и от этого казалось, что ничего страшного вроде бы не происходит, но земля приближалась неумолимо, как и аэроплан. Пассажиры ничего не могли поделать, но сидеть сложа руки не позволяли характеры. Зная, что ничего не найдет, Деготь зашарил по карманам. Так ничего и не найдя там, тоскливо пробормотал:
– Хоть бы наган!
Шанс, что профессор попадет в летчика одной пулей из семи, был минимален. И хорошему стрелку понадобилась бы для этого удача, сбереженная за половину жизни, но все-таки какой-никакой шанс был. Дохлый-дохлый, но был, а вот нагана у профессора не было.
Но это никак не повлияло на то, что случилось. У Судьбы крепкая рука!
Все произошло у них на глазах.
Дождавшись момента, профессор бросился вперед, наперерез аэроплану.
Избегая столкновения, триплан взмыл вверх и перелетел через баллон, но достойный немец, не довольствуясь этим, развернувшись, бросился за ним. Теперь роли сменились. Щенок гнался за тигром. Отшвырнув кого-то плечом, Малюков бросился к иллюминаторам левого борта.
Федосей ахнул. Он лучше других представлял себе скорость аэроплана, но бескрылое яйцо моментально догнало триплан и, соизмерив свою скорость с атакующей машиной, зависло над ее хвостом.
В потустороннюю жизнь Федосей не очень-то верил, но фиолетово-оранжевое пламя наверняка было родом из самых глубин ада. Оно только слегка коснулось фанеры и перкаля, как те вспыхнули. В секунду сбившись с рокового курса, аэроплан клюнул носом вниз и, разматывая нитку жирного черного дыма, кувыркнулся к земле. Профессор нырнул следом. Деготь в голос охнул, но Федосей мог поклясться в том, что маневр этот был не вынужденным, а свободным. Маневр рыбы в воде или птицы в воздухе. Провожая падение самолета, его взгляд натолкнулся на близкую землю. Руки сами собой вцепились в обивку.
– Всем держаться!!!
Теперь-то его послушались все.
Твердь летела навстречу, прорастая деревьями и холмами. Мелькнул в иллюминаторе дым, потом там же мелькнула береговая черта и пенящиеся валы морской воды, бьющие в берег.
Моторы ревели, пытаясь удержать многотонную махину в воздухе, но только отсрочивали падение.
Женщина, не в силах сдержать страх, завизжала.
Визг прервался, когда дирижабль ударился о землю. Удар подбросил кабину вверх, а через мгновение ее сотряс новый удар. Федосея, вцепившегося в диван, оторвало от мягкого плюша и стальных пружин и швырнуло о стену. Один из диванов явно был заодно с летчиком-убийцей. Обманчиво-мягким углом он въехал чекисту в солнечное сплетение, выбив из Малюкова дух и возможность двигаться. Несколько секунд он боролся с болью, с мычанием втягивая в себя воздух. Пытаясь разогнуться, Федосей всем телом чувствовал дрожь рушащихся стен.
И вдруг все стихло.
После грохота ломающегося железа нарастающий шелест опадающей оболочки не казался громким.
Люди поднимались, не понимая живы или нет. Кабину сплющило, пол покрывал слой битого стекла и покореженной мебели.
Пастор вертел головой, соображая, на что это все похоже. На ад или на чистилище… Мысли о рае разбитая кабина никак не вызывала.
Деготь пришел в себя первым. Они остались в живых, но самое страшное не кончилось. Самое страшное только спряталось… Достаточно одной искры, и сомнений у пастора не останется. Все это превратится в огненный ад.
Придерживая одной рукой другую, агент Коминтерна скомандовал:
– Что вытаращились? Бегом! Бегом отсюда! Марш, марш!!!
Он забросил на плечо все еще хватавшего ртом воздух товарища и, подавая пример, побежал к выходу.
Германия. Побережье Балтийского моря
Июнь 1928 года
Судьба пока была на их стороне. Дверь на их счастье не заклинило, а выбило наружу.
– Дыхание… – прохрипел с плеча товарищ. – Не дыши…
Деготь послушался, задержал дыхание и припустил в сторону ближнего холма.
Десять шагов, двадцать… Чекист позволил себе вдохнуть, хотя водорода в этом воздухе было куда больше, чем кислорода. Тридцать, пятьдесят… Чувствуя, что задыхается, он все-таки прибавил. Аппараты легче воздуха имели дурное свойство – взрываться после аварии, и наблюдать за этим было бы лучше издалека.
Кряхтя и качаясь, Деготь забрался на вершину и только там остановился. Федосей сполз с плеча и, так и не сумев разогнуться, оставаясь на корточках, восстанавливал дыхание. С перекошенным страдальческой гримасой лицом он смотрел то в небо, то на оседающий дирижабль.
Движение он заметил не в небе – из развалин, не прошло и пяти секунд, выскочили коммерсанты с саквояжами. Пилоты вытащили пастора и даму. Последним, таща чемодан, воздушный корабль покинул молодожен.
Вытянувшись короткой цепочкой, беглецы рванули в сторону леса.
Федосей, сидя на корточках, смотрел на эту гонку, гадая, повезет ли попутчикам.
– Видишь его?
Отдышавшийся чекист, гадая, не их ли чемодан спасают, отозвался.
– Да вон они бегут…
Косо глянув на бегущих, Деготь раздраженно проворчал:
– Да черт с ними. Профессор где?
Федосей не успел ничего сказать. Впереди грохнуло.
Оседающие в себя развалины небесного левиафана подбросило выше деревьев. Сереющий вечерний воздух вокруг окрасился оранжевым, и остатки гордого покорителя небес снова взмыли к облакам, но всего лишь для того, чтоб огненным дождем пролиться на лес.
Оранжевый шар раздулся, затмевая собой все, и в секунду словно бы потемнел. Вверх потянулись языки пламени. Огненные столбы протуберанцами жадно рванулись в разные стороны. Волна жара сбила их с ног и прокатилась над головами. Несколько деревьев впереди вспыхнули, но это стало последним бедствием. Груда металла и прорезиненной ткани превратились в огромный костер, выбросивший в небо высокий черно-красный хвост дыма. Внутри него еще что-то взрывалось, но с первым ударом это уже было не сравнить. Уши, только что словно набитые ватой, вновь обрели возможность слышать, и к реву пожиравшего останки небесного гиганта пламени добавился ритмичный шум за спиной. С трудом отрывая себя от грандиозного зрелища гибнущего дирижабля, Федосей посмотрел назад.
Холм, за которым они укрылись, оказался дюной. В сотне шагов позади советских шпионов жило своей жизнью Балтийское море. А там…
Прямо по воде, нелепый в своем костюме, галстуке и апельсиновых ботинках из моря выходил профессор. Он оглядывался, словно его кто-то преследовал, а может быть, просто запоминал место.
– Живой! – обрадовался Федосей и тронул рукой товарища. – Смотри – живой!
Профессор шел прямо. Набегавшие сзади волны били его по икрам, но он, не сбиваясь с курса, шел к людям. Не шатаясь и не торопясь. Федосей хотел было его окликнуть, поторопить, но остановился. Профессор был прав. Все самые важные дела они уже сделали – спаслись. Куда еще теперь торопиться?
Не говоря ни слова, герр Вохербрум прошел мимо них (они только разошлись, не решаясь предложить помощь) и, выбрав место, где вода не достигала песка, уселся там, с отвращением глядя на мокрые
