все-таки приперли его к стене. Масленников вертелся, отбиваясь и пока все было неплохо.
Бритоголовый широко размахнулся, и. надеясь уложить Гаврилу одним ударом, метнул свой кулак в богатыря. Все остальные словно по команде отступили, желая увидеть, чем все это кончится, но кончилось все иначе, чем рассчитывал бритоголовый.
Гаврила отпрыгнул в сторону, перехватил его руку и, дернув к себе, завернул ее за спину. Тому пришлось наклониться, по лысой голове от лба до затылка пробежал световой зайчик и Гаврила аккуратно прижал его кулаком. У него не было намерения убивать кого-то из них, и от удара из ноздрей бритоголового выхлестнули всего лишь две тяжелые зеленые сопли и, замотав головой, то ли от восторга, то ли от изнеможения он опустился на пол.
А носы-то них слабые, подумал Гаврила.
Избор хладнокровно наблюдавший за дракой не беспокоился за Гаврилу. Достойных соперников тут не было, да и видно было, что дерутся тут люди не ради смертоубийства, а ради удовольствия — ножами никто не размахивал, в спину не били, да и лежачих не трогали.
Исин же смотрел на все это с большим интересом. Гаврила стоял в середине кружка, нанося противникам короткие резкие удары от которых те разлетались в разные стороны. Кто бы ни были эти люди, среди них не было ни наемников, ни княжеских дружинников. По ухватке было видно. Что тут собрались обычные селяне, что махали кулаками, как попало, ахая и ухая при каждом ударе так, словно рубили дрова. Гаврила смотрелся среди них чужаком — он дрался не как поселянин, а как воин.
Исин подумал о Гавриловом кулаке, и тут же молнией в голове мелькнула мысль о другой его странности.
— Он же вспотеет!
Что произойдет после этого, ему не нужно было напоминать — разорванный год назад в клочья разбойник все еще стоял у него перед глазами.
Подумав об этом, он сам покрылся потом. Он поднялся, чтобы закричать, но чьи-то руки, по подлому, сзади, подхватили его и выдернули из-за стола.
Избор не заметил этого. Все его внимание было поглощено схваткой Гаврилы с местными драчунами. Богатыря прижали к стенке, и дел ему хватало.
Гаврила подхватил пролетавший мимо табурет и несильно, в ползамаха, обрушил его на голову ближнего своего. Тот шарахнулся в сторону, но рука Масленникова оказалась быстрее. Табурет ударился о голову и раскололся. Оставшись с пустыми руками, Гаврила недоуменно смотрел на обломки. Обрадованные враги вновь надвинулись тучей и тогда богатырь, подхватив лысого, бросил его в толпу. Сбитые своим товарищем, нападавшие покатились в разные стороны, а Гаврила рассмеялся. Он повернулся к Избору, и смех застрял у него в горле. Он увидел, что за его спиной возник мужичок с тяжелой глиняной кружкой в руках. Кружка уже летела вниз, и Гаврила сообразил, что даже не успеет крикнуть, что бы предупредить. Глаза его раскрылись, словно два окна и этого оказалось достаточным для Избора. Увидев изменившееся лицо друга, воевода не стал долго разбираться, и попросту нырнул вниз. Кружка грохнулась о стол рядом с ухом спавшего за столом мужика. Он зачмокал во сне губами, замычал спросонья и поднял голову.
— Кузьма проснулся! — проорал кто-то рядом с Избором. В голосе звучал страх. — Кузьма встает!
Мужик, только что так неудачно разбивший кружку заметался хватаясь то за табурет, то за кружку, ухватил, наконец, лавку и с оттяжкой, со всего маху опустил его на кудрявую голову Кузьмы.
Вместо того чтобы упасть под стол, тот затряс головой и начал привставать. Открыв глаза, он посмотрел на покусителя. Тот стоял перед ним парализованный удивлением.
Кузьма медленно, словно раздумывая правильно ли он делает или нет, протянул к нему руку. Оторопь, что овладела покусителем, соскочила с него, он отшатнулся назад, но пальцы Кузьмы, ухватив обидчика за ворот уже тащили его к себе. В предчувствии того, что сейчас должно произойти тот заорал тонким, переходящим в визг голосом:
— Что же ты, Кузьма меня уродуешь? Я ведь тебя лавкой только слегка потрогал.
Избор содрогнулся, увидев как загорелись глаза Кузьмы, и тот потянулся зубами к горлу кричавшего.
Неизвестно, что произошло бы, но тут двери корчмы широко раскрылись и воздух насыщенный «аханьем» и «уханьем» прорезал крик:
— Кузьма!
Люди, только что с ожесточением лупившие друг друга чем попадя, остановились. Казалось, что в раскрывшееся настежь двери корчмы вместе со свежим воздухом и светом заходящего солнца вливаются здравый смысл и отрезвление.
— Кузьма! — снова заорали от двери. — Кузьма!
В дверь полетел табурет, но эта попытка втянуть незнакомца в драку не удалась. Кто другой просто закрыл бы дверь, загородился ей от летящего табурета, но он поступил иначе. Он просто схватил табурет из воздуха и продолжив его движение по кругу крутанул и расколол его об пол… Звук получился при этом очень внушительный. После этого драка остановилась вовсе.
— Кузьма, мыша тебе в задницу! — еще более громко и решительно позвал незнакомец. — Убили тебя там, что ли?
— Кто там? — откликнулся наконец Кузьма, выпуская из зубов клок рубахи. Голос его звучал хрипло от злобы и еще не рассеявшегося сна…
Избор, оглянувшийся на дверной проем так же не узнал кричавшего. Этого не мог бы сделать и трезвый — свет с улицы лился как раз в спину незнакомца и не давал разглядеть ни лица, ни фигуры — а уж пьяный-то, да еще и с подбитым глазом и подавно. Главным тут был голос.
— Ты кто? — повторил Кузьма. Он разжал кулаки и выпавший из них покуситель неслышно отполз подальше.
— Совсем сдурел… — ответили из проема. — Там народ варяжских купцов грабит, а они тут друг другу задаром морды бьют. Нечего сказать — нашли, чем заняться.
Кузьма ничего не сказал, только неопределенно воскликнул:
— Ну?
— Точно! — подтвердил голос. — Казну разбили. Золото по все улице валяется. Только нагибаться не ленись… Винища — хоть портками черпай!
— Ну?
— Вот тебе и ну! Пока ты тут кулаки чешешь, глядишь, и твою долю унесут.
— Ну?!
В голосе Кузьмы послышалась обида на свою судьбу, но с места он не сдвинулся. Потеряв терпение, голос из двери спросил:
— Макара-телятника знаешь?
— Ну!
— Маленький такой.
— Ну!!
— Кривой.
— Ну!!!
— Едва в бочке с ромейским не утоп. Еле-еле откачали.
Толпа завистливо и едино выдохнула.
— Ну-у-у?
Все нукали, но стояли на месте. Там, куда их звал голос, было вино, и была драка, но и тут и того и другого было ничуть не меньше.
— Да что я тут с вами… — досадливо воскликнул голос. — Деритесь. Вот вам дуракам на бедность!
Незнакомец взмахнул рукой, и по полу застучали монеты. Это походило на чудо, словно солнечный свет налету превратился в золотые монеты и теперь лежал у ног застывших в нерешительности людей.
— Золото! — крикнул поверженный на пол Гаврилой лысый — Золото!
Монета подкатилась ему прямо под нос, и он теперь держал ее в высоко поднятой руке. Это решило дело. В дверях началась свалка — теперь каждый хотел выбраться из корчмы быстрее других.
— Дурни! Там этого золота на всех хватит. Айда за мной.
