растаять.
Гаврила отошел к воротам, примериваясь с чего начать. Из-под ладони он оглядел терем и сказал.
— Ну, кто не спрятался, я не виноват…
Сквозь дырку в кулаке он посмотрел на третий поверх. Стараясь не изменить положение руки, быстро откинул голову в бок и ударил по кулаку ладонью. Звук выскочил из кулака и вспугнул галок, что облепили деревья по соседству. Они густым облаком снялись с деревьев и следом за ними, взмахнув кровлей, вверх подскочил весь третий поверх. Казалось, что терем пробила невидимая стрела, и он взмахнув крыльями, стал осыпаться перьями-бревнами. С грохотом, в котором тонули человеческие вопли, бревна скатывались вниз, на землю.
— Не умеешь строить, так и браться не нужно…
Гаврила чуть наклонил кулак и ударил еще раз. Звук у него получился уже другой, глухой, словно где- то рядом лопнула бочка, но последствия остались те же.
В одно мгновение второй поверх превратился в не аккуратное птичье гнездо. Только что ровные стены превратились в переплетение бревен, которые словно растопыренные пальцы торчали из дырявой шапки.
Гаврила ударил еще раз и все, что там еще висело, превратилось в лавину, рухнувшую на крыльцо.
— Вот теперь хорошо! — Довольно сказал Гаврила. — Теперь им не до нас будет…
— Добил бы уж и все остальное, — предложил Исин, завороженный чудом, что творилось у него на глазах. Первые два поверха уже стали похожи на большой муравейник, и только самый низ терема еще оставался похожим на творение человеческих рук.
— Нет. Я сейчас тут все разнесу, а ты потом скажешь, что, что именно это и был гнев Богов. Пошли отсюда, пока им не до нас.
Исин поглядел на развалины и с сомнением в голосе спросил.
— Думаешь, догонять побегут?
Гаврила пожал плечами, мол, все может быть, но Исин мудро изрек.
— Нет. Сразу не побегут. Им еще пожар гасить…
Смешиваясь с остатками тумана, из-под бревен потянулся дымок.
Исин оказался прав. Они перешли болото спокойно. Никто не бежал следом, не грозил убить или искалечить — у тех, кто остался в живых и мог двигаться, и без того было дел по горло.
В развалинах все осталось по-прежнему. Только теперь стало светлее и Избор смог разглядеть заросшие мхом камни. Пока Гаврила обиходовал разбойничьих коней он бегло осмотрел все это и спросил Масленникова.
— Тебя на этом самом месте лет двадцать назад не было? Уж больно, похоже.
— Теперь волхва искать надо, — вместо ответа сказал он. Его глаза горели недобрым огнем. Избор помедлил и, придавая вес словам, ответил:
— Тут не всякий волхв поможет. Сильный нужен. Да и захочет ли…
— Ничего. Заставим, — думая о своем ответил Гаврила. Разбойничьи кони хрипели и дичились — от людей пахло болотом и кровью. Гаврила понюхал себя и добавил.
— А по дороге, чтобы речка была. Отмыться бы.
Он покосился на Исина. Хазарин упорно молчал. От самого терема и по сию пору он не сказал ни слова, только хмурился и смотрел на небо. Гаврила и Избор переглянулись. Оба видели, что хазарин до сих пор не верит в случившееся… Избор покачал головой, но промолчал, а Гаврила не сдержался.
— Не жди. Не прилетят.
— Но как? — вдруг взревел сотник, наконец-то поверив, что то, чего он так боялся все же произошло.
— Как? Ведь из рук не выпускали!..
— Не кипятись. Это будет первое, о чем волхва спросим. Найти бы его только…
Когда они выехали на дорогу, Гаврила долго вслушивался в тишину, нависшую над лесом, а потом сказал:
— А ветра-то нет больше.
В голосе его слышалось удовлетворение. Исину не хотелось лишаться последних иллюзий, и он попытался найти объяснение этому. Сотник подставил щеку, но воздух оставался неподвижен, как вода в пруду.
— Лес кругом, — сказал он.
— «Лес», — передразнил его Гаврила, — а вчера тут, что степь была?
— Ладно, поехали, — сдался хазарин. — Теперь-то куда? Где тут колдуны?
Он оглянулся, выбирая дорогу. Лес кругом стоял матерый, плотной коричнево-зеленой стеной отгораживая их от мира. Тут даже в воздухе не было намека на жилье — ни звуков, ни запахов. Только дорога стелилась у ног, приглашая промчаться по себе.
— Люди скажут. Село надо найти.
— А село где?
— Это думать надо.
Дорога перед ними тянулась в оба конца, и на любом из них жили люди. Стоя тут, трудновато было сказать, на каком из концов живут те люди, которые все знают про колдунов. Нужно было выбирать, и хазарин решил показать, как это делается. Он плюнул на ладонь, и не глядя, ребром другой ладони, ударил по лужице слюны. Капля, длинная как сам плевок соскользнула с ладони в воздух, и отлетела вправо. Зацепившись за ветку, она повисла, и качалась там, блестя на солнце.
— Туда, — сказал Исин. — Поехали…
— Ты за своей соплей сам поезжай, — ответил Гаврила. — А нам в другую сторону.
Исин не то что бы обиделся, но спросил.
— Это почему в другую? Ближе там что ли?
— Ближе.
— Откуда знаешь?
— Ближе к тому месту, где талисман потеряли.
Конечно, никто из них не мог толком сказать, как будет лучше, но здравый смысл подсказывал Гавриле, что нужно ехать назад: и дорога была знакомой, и люди там имелись, и так действительно было ближе к похитителям.
Глава 40
Они ехали не быстро, внимательно выглядывая следы людей. То, что они искали, изредка попадалось им на глаза — то разбитый кувшин, то сваленные топором деревья, то коровий череп, невесть как оказавшийся на ветке.
— Скоро, — говорил в этих случаях Гаврила, но слово так и оставалось обещанием и через час они никого не встретили. Злость, что плескалась у каждого в душе, постепенно утихомиривалась. Теперь, когда почти все было ясно, она тяжким камнем лежала в сердцах дожидаясь своего часа. Они не разговаривали — неочем было говорить, и молча поглощали поприще за поприщем.
Два часа спустя, когда к донимавшей их жаре прибавился голод, они остановились на берегу реки. Река тут текла медленно и образовала заводь, заросшую кувшинками. Пустив коней пощипать траву, они расположились в тени глядя на прохладную воду реки. По молчаливому уговору никто не говорил о пропаже — они не хотели тратить свою злобу на ругань, а разговоры делу не помочь никак не могли. Они просто сидели, привалившись, каждый к своему дереву, и давали отдых отяжелевшим мускулам.
В заводи то тут, то там плескалась рыба, гоняя поводе кружки волн.
— Вода-то с гор течет, — сказал Избор, — холодненькая, небось… Чистая да свежая…
Он понюхал рукав и покривился. Гаврила в задумчивости побурчал в ответ что-то неопределенное.