Блондин объяснил ей, что если она когда-нибудь обнаружит за собой хвост, надо выбирать улицы, где машины едут навстречу, чтобы видеть их издали. Теперь она иногда оглядывалась, чтобы знать, что происходит за спиной. Так она добралась до центра, миновала белое здание муниципалитета и смешалась с толпой, заполнявшей автобусные остановки и ближайшие окрестности рынка Гармендиа. Только там Тереса почувствовала себя в некоторой безопасности. С запада над крышами небо пылало ярко-оранжевым, и кое- где на тротуары уже падал свет витрин. В таких местах почти никогда никого не убивают, подумала она. И не похищают. Движение по улице было двусторонним, на углу стояли двое полицейских в коричневой форме. Лицо одного показалось ей смутно знакомым, поэтому она отвернулась и пошла в другую сторону. Многие местные служители закона — и судейские, и полиция, и многие другие — состояли на жалованье у наркомафии, прятали в кейсы дармовые пакетики кокаина и бесплатно пили в тавернах, а за это прикрывали главарей или воплощали в жизнь здоровый принцип: живи, получай свой кусок и давай жить другим, если не хочешь перестать жить. Тремя месяцами раньше один полицейский начальник, прибывший из других краев, решил изменить правила игры. Ему влепили семьдесят пуль из «козьего рога» — так называли тут АК-47 — прямо у дверей дома, в его собственной машине. Тра-та-та-та-та. Уже продавались компакт-диски с песнями на эту тему. Самая известная называлась «Семь раз по десять патронов». «Убили майора Падрона, — в балладе все излагалось предельно точно, — ровно в шесть, на рассвете. Семь раз по десять патронов, а в них свинцовые смерти». Типичный стиль Синалоа. Популярные певцы — например, Ас де ла Сьерра — снимались для обложек на фоне самолетов, с винтовками сорок пятого калибра в руках, а Чалино Санчеса, идола местных меломанов, который, прежде чем стать композитором и певцом, работал на мафию киллером, буквально изрешетили — не то из-за женщины, не то по какой другой причине. Кто знает? Уж чего-чего, а воображения авторам наркобаллад было не занимать.
Свернув за угол у магазина «Ла Мичоакана», Тереса оставила позади рынок с обувными и одежными лавками и пошла по улице. «Чистая» квартира Блондина, его убежище на случай чего-то из ряда вон выходящего, находилась буквально в нескольких метрах, на втором этаже неброского на вид жилого дома, напротив подъезда которого торговали с тележки днем разными морскими разностями, а ночью — кукурузными блинчиками с тушеным мясом. Поначалу ни одна душа, кроме них двоих, не знала о существовании этого убежища: Тереса была там только однажды, да и сам Блондин, чтобы не «засветить» место, заходил туда лишь изредка.
Тихонько, стараясь не шуметь, она поднялась по лестнице, вставила ключ в скважину и осторожно повернула. Она знала, что там не может быть никого, но все-таки с тревогой оглядела квартиру: нет ли где чего подозрительного. Даже здесь не на сто процентов безопасно, говорил ей Блондин. Может, кто-нибудь видел меня, или кому-то что-то известно, или… да что угодно может произойти в этом уголке города, где все знают друг друга как облупленных. И даже если меня накроют по какой другой причине — если, конечно, возьмут живьем, — я помолчу какое-то время, но долго не смогу а потом начну колоться и выкладывать им все как есть.
Так что старайся не дремать, как курица на насесте, девочка моя. Надеюсь, мне удастся продержаться, чтобы ты успела забрать деньги и исчезнуть, пока они сюда не явились. Но я тебе ничего не обещаю, смугляночка моя; даже говоря это, он продолжал улыбаться, мерзавец.
В квартире были голые стены без всяких украшений, из мебели — только стол, четыре стула и диван, да в спальне большая кровать с тумбочкой и телефоном.
Окно спальни выходило за дом, на пустырь, заросший деревьями и кустами, а дальше виднелись желтые купола церкви Святилища Господня. Во встроенном шкафу было двойное дно, и разобрав его, Тереса нашла две толстые пачки стодолларовых банкнот. Тысяч двадцать, подсказал ей опыт менялы с улицы Хуареса. Там лежала и записная книжка Блондина: большая тетрадь в переплете из коричневой кожи (не открывай ее, вспомнила она), а еще пакет кокаина — около трехсот граммов — и огромный кольт «дабл-игл»: хромированная сталь, перламутровые накладки. Блондин не любил оружия и никогда не носил при себе даже револьвера — один черт, говорил он, если уж кто захочет разделаться со мной, так это не поможет, — однако держал кольт на всякий случай. Зачем я буду тебе врать — случиться может всякое. Тереса оружия тоже не любила, но, как почти каждый в Синалоа — мужчина, женщина или ребенок, — умела с ним обращаться. А уж если говорить о всяких случаях, этот был именно таким. Поэтому она проверила магазин (он оказался полным), оттянула затвор, а когда отпустила его, пуля сорок пятого калибра со зловещим звонким щелчком вошла в патронник. Когда она запихивала все в сумку, у нее дрожали руки. В какой-то момент она вздрогнула: с улицы донесся звук автомобильного выхлопа. Несколько секунд сидела тихо, прислушиваясь, затем снова взялась за дело. Вместе с долларами лежало два паспорта — ее и Блондина. Оба с американскими визами, срок действия которых еще не истек. На мгновение она задержала взгляд на фотографии Блондина: коротко, почти по-солдатски подстриженные волосы, светлые глаза американца спокойно смотрят в объектив, а в уголке рта — намек на его вечную усмешку. Секунду поколебавшись, она сунула в сумку только свой паспорт и лишь тут, наклонившись и почувствовав, как по подбородку стекают и капают на руки слезы, поняла, что плачет уже давно.
Затуманенными глазами Тереса обвела комнату, стараясь сообразить, не забыла ли еще чего- нибудь.
Сердце у нее колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу через рот. Она подошла к окну, оглядела улицу, которую уже начинали окутывать вечерними тенями сумерки, тележку торговца блинчиками, освещенную электрической лампочкой и раскаленными углями жаровни. Потом зажгла сигарету и, нервно затягиваясь, сделала несколько шагов по комнате. Ей нужно уходить отсюда, но куда — она не знала. Ясно только одно — нужно уходить. Когда она оказалась у дверей спальни, ее взгляд упал на телефон, и в голове мелькнуло: дон Эпифанио Варгас. Он был славным парнем, этот дон Эпифанио. Работал с Амадо Каррильо в золотые времена воздушных мостов между Колумбией, Синалоа и Соединенными Штатами и был хорошим крестным отцом для Блондина — не кидал, всегда выполнял, что обещано, — пока не начал вкладывать деньги в другие дела и не ударился в политику. Тогда самолеты стали ему не нужны, и летун Давила нашел себе новых хозяев. Собственно говоря, дон Эпифанио предложил ему остаться, но Блондин любил летать — пусть даже не для себя самого, а для других. Дон Эпифанио отнесся к этому нормально и даже одолжил денег на новую «Сессну» — после того, как старая разбилась при экстренной посадке в горах, груженная тремя сотнями килограммов кокаина в пакетах, тщательно обмотанных клейкой лентой. Сверху кружили два самолета федеральной полиции, на дорогах было зелено от солдат в полевой форме, завывали сирены, орали мегафоны, и сквозь весь этот адский шум пробивался грохот очередей Р-15[13].
Блондину — у него была сломана рука — насилу удалось тогда уйти от преследования; сначала представителей закона, потом и хозяев груза, которым ему пришлось доказывать с газетными вырезками в руках, что вся партия конфискована правительством, трое из восьми парней, встречавших его в условленном месте, погибли, прикрывая взлетно-посадочную полосу, и донес о прибытии груза один тип из Бадирагуато, сотрудничавший с федералами. Болтун окончил свои дни со связанными за спиной руками и пластиковым пакетом на голове — так же, как его отец, мать и сестра; наказывая предателей, мафия всегда действовала основательно, — а Блондин, освобожденный от всех подозрений, благодаря дону Эпифанио Варгасу смог купить себе новую «Сессну».
Загасив сигарету и оставив сумку раскрытой на полу у изголовья кровати, она достала записную книжку, положила на покрывало и некоторое время сидела, не отрывая от нее глаз. Упаси тебя бог даже смотреть на нее; Тереса помнила эти слова. Вот она, эта чертова книжка этого чертова пижона, который сейчас отплясывает с Безносой, а она, как распоследняя дура, сидит тут — этакая послушная девочка — и не открывает ее.
Не трогай, говорило ей что-то вроде внутреннего голоса. Возьми, раскрой, настаивал другой. Если цена этой штуки — твоя жизнь, узнай, чего она вообще стоит. Чтобы набраться смелости, она достала пакет с кокаином, пропорола ногтем пластик, зацепила немного порошка и, поднеся к носу, глубоко вдохнула. Мгновение спустя, ощутив, как просветлело в голове и обострились чувства, она снова пристально посмотрела на записную книжку и наконец раскрыла ее. Имя дона Эпифанио тоже значилось там — вместе с другими, лишь при беглом взгляде на которые мурашки побежали у нее по спине:
Коротышка Гусман, Сесар Бэтмен Гуэмес, Эктор Пальма… Номера телефонов, места встреч, имена связных и партнеров, цифры и шифрованные записи, смысл которых от нее ускользал. Тереса продолжала
