скоростью, что святой инквизиции и не снилось. Гуманитарная технология позволяет.
Высший писк такой технологии — это когда люди сами отказываются не только всерьез говорить о неприятных, но важных вещах, но даже и думать о 'всяких ужасах'. Необходимо пояснить, что этот регулирующий дискуссии в гражданском обществе феномен особенно ярко проявляется в обсуждении по- настоящему серьезных, неполитизированных проблем. А уж если проблема вызывает серьезные этические противоречия, то и подавно; аргумент об отсутствии морального права рассуждать о какой-либо проблеме давно стал любимым инструментом при рассмотрении определенного класса вопросов. Балансирование между 'отсутствием морального права' и обыкновенной истерикой на практике выливается в отсутствие мышления, то есть в невозможность и нежелание обсуждать какую-либо важную и сложную проблему до ее приведения к интеллектуально и этически безопасному состоянию.
После того как усилиями комментаторов и идеологов-популяризаторов проблема разбирается на составные части, маркируется ярлычками и упаковывается в экономические и политические проекты, она становится материалом для полемики, политических программ и диссертаций. Тогда о проблеме начинают писать книжицы (две мысли на 150 тысяч знаков): 'Во Введении я расскажу вам, что я собираюсь сказать в этой книге, в тексте я подробно расскажу вам, что я хочу сказать, а в Заключении повторю то, что я уже сказал'; критики в восторге — 'Новый оригинальный подход к главной проблеме современности! Лучшая книга года!' Имеются любители читать лекции: 'Влияние гендерной проблематики на развитие системы международных отношений'.
Реплика (генетик 48 лет):
— Как тут не вспомнить Аркадия Исааковича Райкина, про 'влияние смеха на эндокринные железы при пневмонии легких' или про 'смех как испытание звукоизоляции при мощном блочном строительстве'.
Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):
— Вот-вот… вообще обыватель от информации любит всячески обживать новую интеллектуальную полянку. И никто уже не вспомнит, из-за чего весь сыр-бор, кто и куда первым ткнул пальцем и сказал 'Ага!'. Что там ваши мифы, целые отрасли незнания и меганауки всех видов создаются. Попытки выяснить у апологетов такой очередной меганауки происхождение яростно пропагандируемой ими точки зрения, не говоря уж о том, чтобы понять, существует ли 'на самом деле' проблема, о которой идет дискуссия, мгновенно вызывают срабатывание защитных барьеров и переход на личности. 'Да как вы смеете сомневаться в глобальном потеплении и распаде озонового слоя! Ведь в конвенции ООН ясно сказано!..', 'Очевидно, что грубое нарушение прав и свобод человека при Советской власти привело к распаду СССР и экономическому кризису!', 'Никакой цивилизованный человек не может сомневаться в том, что наркотики — это зло, и мы должны бороться с ним!', 'Любому дураку ясно, что главным вызовом современности является война с международным терроризмом!', 'Чернобыль — самая страшная катастрофа в истории человечества!'
Может, кому-то и ясно, но пусть этот 'каждый' и говорит за себя. Так часто, слишком часто, подмывает занять позицию этакого простачка, 'эксперта-дилетанта' и начать задавать простые вопросы к сложным проблемам. И тогда вдруг выясняется, что 'глобальное потепление' есть кратковременная — лет на 300 — флуктуация на фоне наступления нового ледникового периода, а экологическая истерия как будто специально и в нужный момент создала новый огромный рынок технологий, скомпенсировавший последствия нефтяного кризиса. Что от сокращения выбросов фреона и углекислого газа печально известная озоновая дыра не уменьшается, а размер ее меняется от чего-то еще. Мы неожиданно обнаруживаем, что марихуана была законодательно объявлена опасным наркотиком после совершенно открыто 'заказных' исследований, имевших целью подвинуть производителей пеньки на американском рынке. Что, по всем оценкам, уровень подготовки арабских террористов никак не позволял им осуществить столь грамотно просчитанные и технично реализованные теракты…
Реплика (психолог, 44 года):
— Тут поговорка 'на всякого мудреца довольно простоты' обретает некое деятельное звучание. Становиться такими экспертами-дилетантами я призываю всех участников наших семинаров…
Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):
— Да, похоже, мы как семинар и существуем для того, чтобы отвечать на подобные вопросы…
Очевидно, что такого рода ответы, то есть 'внезапные' открытия, не пользуются особой популярностью ни в России, ни в США, ни где бы то ни было. В 1961 году американский аналитик и эксперт в области ядерных вооружений Герман Кан в своей книге 'О термоядерной войне', внезапно заявил, что ядерную войну можно выиграть. Такое заявление и сегодня звучит в высшей степени резко для общественного мнения, а тогда книга имела эффект разорвавшейся бомбы. Так что же вы думаете? На Кана обрушилась волна критики, его обвиняли во всех смертных грехах, называли ястребом и милитаристом, а всего и делов-то было — задаться простыми вопросами о причинах, масштабах и последствиях войны. Какова вероятность случайного начала атомной войны? Как снизить эту вероятность? Куда и как развивается гонка вооружений? Что будет, если атомным ударом будут уничтожены 50 крупнейших городов Америки? Сколько тысяч или миллионов жизней стоит неуступчивость в кризисной ситуации? Что важнее — жизнь людей или некоторые особенности нашей политической системы? А если начать разоружение, то что в ответ сделает противник?
Американское экспертное сообщество пребывало в шоке. И было от чего — Герман Кан стал первым, кто осмелился спокойно рассуждать о том, является ли 'ужас ядерной войны' на самом деле непостижимым ужасом, или его можно свести к понятной интеллектуальной задаче. 'В самом деле, — писал Кан позже, — люди почему-то считают, что никто не имеет права спокойно рассуждать об ЭТОМ, а тем более — обнародовать свои выводы. При этом война — такой же объект анализа и технологического описания, как, скажем, хирургия. И поскольку хирурги вообще-то не обязательно сумасшедшие садисты, с чего бы так шельмовать человека, спокойно и без предубеждений анализирующего атомную войну? И от одного, и от другого требуется в конечном итоге лишь четкость действий и ответственность за результат, при чем тут эмоции и/или мораль? Вы же не ожидаете от справочника по хирургии пассажей вроде: 'А вот этот надрез будет особенно болезненным' или 'И тут хлынет кровища!''.
Для современной России тема аварий на атомных станциях является столь же табуированной, сколь для общественного мнения Америки 1960-х — тема жертв ядерной войны. Сухой и максимально непредвзятый, совпадающий с результатами исследований Российского МЧС и многочисленных НИИ, доклад МАГАТЭ о последствиях Чернобыльской аварии вызвал среди части российской общественности бурю эмоций. 'Как вы смеете, — кричали в целом несомненно разумные и вменяемые политические и общественные деятели, — утверждать, что основной причиной смертности среди жертв аварии был алкоголизм на почве различных фобий?! Как можно усомниться в том, что 'жертвами аварии были сотни тысяч человек'? Ведь 'любому ясно, что Чернобыльская авария была, есть и будет самой страшной катастрофой в истории человечества''…
..А в самом деле, была ли? Позиция эксперта-дилетанта позволяет усомниться в том, что кажется очевидным. И задать простые вопросы.
Сколько людей погибло от прямых последствий аварии?
• Какое место по числу жертв авария в Чернобыле занимает по сравнению с другими крупными катастрофами XX века?
• Что за 'мутации' и 'заражение', которыми нас так пугают?
• Какова вероятность повторения подобной аварии?
• Какое число жертв является условно приемлемым в качестве платы за использование дешевой энергии атома?
• Как это число соотносится с числом жертв других возможных катастроф и причин смерти?
• С какой частотой должны происходить мелкие аварии на АЭС, чтобы поддерживать градус внимания операторов и не допустить более крупной аварии?
• Что будет с уровнем жизни в развитой части мира, если последовать требованиям экологов и отказаться от атомной энергии? А в развивающейся?
