играет свою роль в поиске баланса.
2
Детская литература подчиняется собственным законам и слабо зависит от социальной, национальной и прочих «рамок»; она транслирует некое общечеловеческое начало. Воспитанные эволюцией в логике беспощадной внутривидовой конкуренции, крупные приматы некогда были вынуждены перейти к социальному существованию и придали смысл понятию «целого», будь то род, племя или иной коллектив. Точно так же им пришлось поставить «разум», то есть, триединство способностей к творчеству, коммуникации и совместной деятельности, выше физической силы. Возникновение представлений о «целом», их рефлексия в индивидуальном и общественном (обобществляющемся?) сознании привело к появлению внелогических правил поведений, что, в свою очередь, породило культуру как специфический человеческий феномен3 и превратило биоэволюцию в социальное развитие. Любая детская литература всегда содержит в себе «память былых времен», мифологию самой мифологии. Что бы ни был призван транслировать исторически/политически/национально/конфессионально конкретный текст, между строк будет читаться:
«И во веки веков, и во все времена//Трус-предатель всегда презираем.// Враг есть враг, и война все равно есть война,//И темница тесна, и свобода одна,//И всегда на нее уповаем…»
В этом отношении детская литература принадлежит Культуре в общечеловеческом смысле этого понятия, в то время как «взрослая литература» принадлежит частным культурам, то есть она исторически, социально (и так далее) обусловлена. Она «бьется» на элитарную и массовую (деление гораздо более общее, нежели общепринятое – на художественную и публицистическую, или, еще того хуже – на развлекательную и серьезную)4. И та и другая «взрослая» литература решает три социальные задачи: «раскрывает глаза на», то есть ярко и образно отражает проблемное настоящее, дописывает, переписывает, переформатирует прошлое, и создает образ еще не существующего, но витающего в воздухе, то есть сочиняет Будущее.
Детская литература принадлежит Культуре в общечеловеческом смысле этого понятия, в то время как «взрослая» литература принадлежит частным культурам, то есть она исторически, социально (и так далее) обусловлена.
Эти задачи соответствуют трем основным базовым процессам, протекающим в обществе: сохранению культуры, развитию культуры, ароморфозу культуры (под «ароморфозом» мы здесь понимаем спонтанное изменение, появление новых форм и сущностей, революцию в культуре).
О русскоязычной элитарной литературе в логике поставленных в начале статьи проблем сказать просто нечего. На актуальные вопросы она не отвечает, поведенческих паттернов не транслирует и общественные запросы не удовлетворяет. Просто потому, что ее почти никто не читает. В том числе – и элиты. Или даже, прежде всего – элиты.
В обществе, в котором до любой революции далеко, у определенной специфической группы людей принято и престижно публиковаться в малотиражных «толстых» журналах и принимать в них традиционные литературные позы, изучать образцы прошлого и ругать настоящее, как несоответствующее высоким идеалам литературы и образования. Гуманитарная интеллигенция сегодняшней России как раз и уповает на прекрасные воспоминания и занимается «литературной археологией», за что ей спасибо, потому что культура таким образом сохраняется, а преемственность поколений ее потребителей не разрывается. Однако, в деятельностную «рамку» высокая литература не выходит и, по сути, представляет собой рафинированную и очень скучную игру для взрослых. Для весьма специфического взрослого «комьюнити».
Среди массовой литературы принято выделять в самостоятельные «жанры» детектив и фантастику. Также отдельной строкой учтем публицистику, тем более, что именно в России книги non-fiction регулярно возглавляют списки бестселлеров. Выключим из рассмотрения такое специфическое «блюдо», как «женский роман» (о причинах популярности этого жанра надо спрашивать психиатров и сексопатологов, к социальным проблемам тема не относится).
Сразу же отметим, что литература, обращенная «в сегодня», даже очень массовая и успешная, обладает очень слабым трансляционным потенциалом. Связано это с заполненностью соответствующих областей информационного пространства. Книга В.Пелевина «Generation P» весьма точно отражает политтехнологические реалии конца 1990-х гг. Как выразился один из профессионалов в этой области: «дотошный и занудливый производственный роман». Нет никакого сомнения, что «Generation P», появись оно лет на десять раньше, самым активным образом участвовало бы в построении «посттоталитарной демократии» в России: из этого текста пришли бы узнаваемые фигуры акторов, «коронные» фразы, паттерны делового и личного поведения. Но на рубеже веков политтехнологическая «ниша» была уже застроена, и роман смог только отразить ее в зеркале, в меру кривом, в меру магическом.
Бестселлеры никогда не отражают ни прошлого, ни будущего. Они всегда текущи и всегда «над пропастью во ржи»; напряженно дрожит их проблематика и будоражит нас, мешая потреблять без смысла в пустоте капиталистического бытия. Бестселлеры актуальны, и они отражают конфликт поколений. Ну, если не конфликт поколений, то, хотя бы, диалектический противовес добра и зла. Массово продаваемые книги отражают интерес читателя к героям и ситуациям, метафорам и онтологиям, которые представлены в этих книгах. «А что я им вру, что ли?» – спрашивает герой В.Пелевина. Популярные книги о настоящем показывают только одно: вся наша жизнь имеет смысл, такая как она есть: с благородными бандитами Устиновой, с трансцедентными проститутками Пелевина, с учениками кудесника Е.Лукина, с японскими «Звонками» из будущего и колодцами из прошлого, с ошибками в химии и геологии умненькой Ю.Латыниной, с Поттерами всех мастей во всех школах и во веки веков, аминь…
Эту литературу потребляют, как умеют, причем для одних потребление – это рефлексия над Пелевиным, а для других – мечта стать героиней бандитского прикола Д.Донцовой. Каждый жует хлеб в соответствии с имеющимися зубами, а кто-то и совсем не ест. Про всю эту литературу, «настоящую» по сути и по дате выхода говорят, что она плагиат… Наверное, с Гомера, Библии, Корана, Книги перемен и т.д. В действительности, это – бесконечная рекурсия сегодняшнего бытия. Сто тысяч отражений. Такая литература ничего не формирует. Ее формируют процессы в обществе, политике, культуре. Она – результат, а не причина чего-то. Она есть, как у нас есть компьютеры и термоутюги…
Книги о сегодняшнем дне – они всегда вторичны по отношению к текущей Реальности. Ругая «чернуху», «порнуху» и (не знаю, каким бы термином определить творчество автора «Голубого сала»5? может быть, «грязнуха»?), современной российской интеллигенции стоит вспомнить замечательную детскую сказку В.Губарева «Королевство кривых зеркал» и фразу оттуда: «А я, между прочим, только твое отражение».
В этом смысле – литература не столько социальный конструктор, сколько социальный индикатор, «градусник». Температура у нас, конечно, повышенная, аж зашкаливает. Но, во всяком случае, социальный организм борется.
3
Литература, обращенная в прошлое, способна переформатировать реальности. Дело в том, что критически анализируя минувшее, она и настоящее ставит под сомнение. А квантовые свойства истории в том и заключаются, что усомнившись в текущей Реальности, можно сменить эту Реальность. Тогда, насколько можно судить по аналогии с теорией тоннельного перехода, одно общество скачком сменится на
