когда кто-нибудь более сведущий, скорее всего Тол, заговорит об этом.
Однако Гило не был способен долго и терпеливо ждать, он не выносил подобного напряжения. Двадцать три, – насчитал он, – лучших, храбрейших, непобедимых бойцов… собрались здесь, как в осажденной крепости перед нападением страшного врага. Осознав всю драматичность момента, он выхватил из ножен свой огромный меч и согнул его в дугу.
– Капитан Тол, кто наш противник? Тол ответил медленно и внятно:
– Ваал-Рафар, князь Вавилона.
Все взоры обратились к Гило, он выслушал это ужасное известие со страхом и недоверием, так же, как и все собравшиеся здесь воины. Наступило долгое тягостное молчание, каждый надеялся, что кто-нибудь рассмеется, обратив все в шутку. Но этого не произошло – Тол сказал правду. Воины взирали на Гило с той же решительностью, с какой смотрят в минуту смертельной опасности. Они начали понимать всю серьезность своего положения.
Гило взглянул на свой меч: неужели он дрожал в его руке? Он попытался сдержать себя, но это ему удалось не сразу. Еще некоторое время он продолжал рассматривать клинок, потемневший и покрытый зазубринами. Эти боевые отметины появились на мече много веков назад, когда Гило и Тол схватились не на жизнь, а на смерть с князем Ваалом. Двадцать три дня сражались они, прежде чем победили, и Вавилон пал. Гило по-прежнему ясно помнил тьму и крики ужаса, беспощадную страшную битву и нестерпимую боль во всем теле. Злоба этого «божества», казалось, окружила тогда его плотной непроницаемой завесой, и им пришлось рубиться и разить врага вслепую. И никто из них не знал, сражается ли еще его товарищ.
Никто не определит, кто нанес в той битве последний удар, пославший Рафара прямо в преисподнюю. В ушах до сих пор стоит душераздирающий крик, с которым он провалился сквозь рваный разрыв в пространстве. И только после этого отважные воины смогли различить друг друга в медленно, как туман, рассеивавшейся тьме.
– Я знаю, что ты говоришь правду, – произнес наконец Гило, – но неужели Рафар пожалует в такой малоприметный городок? Он князь народов, а не деревушек, какой интерес может представлять для него Аштон?
Тол покачал головой.
– Мы не знаем. Но это сам Рафар, вне всяких сомнений, и передвижения в стане врагов говорят о том, что он что-то замышляет. Дух послал нас сюда, и мы должны действовать, чего бы это ни стоило.
– Но нам запрещено действовать? Нельзя оказывать 'противления врагу? Интересно, каким будет твое следущее распоряжение, Тол. Нельзя сражаться?!
– Пока нет. Нас слишком мало. И молитвенная защита лишком слаба. Нам запрещены всякие открытые столкновения, всякое сопротивление. Ни малейшего проявления активности. До тех пор пока мы не встали у них поперек дороги, держимся на расстоянии и ничем не угрожаем, наше присутствие будет восприниматься как обычная охрана нескольких святых.
И в заключение Капитан Небесного воинства прибавил твердо:
– Лучше всего, если враг не будет даже подозревать, что я здесь.
Гило понял, что сейчас его обнаженный меч выглядит неуместно и, с сожалением во взгляде, послал его обратно в ножны.
– Но у тебя, наверняка, есть какой-нибудь план, – не отступал он. – Ведь нас позвали не для того, чтобы спокойно наблюдать, как город переходит к ним в руки?
Под окном раздался стрекот косилки, и Тол, обернувшись, кивнул в ту сторону.
– Задачей Шимона было привести Ханка Буша сюда, – объяснил Капитан. – Отвести глаза его врагам и поставить пастором этой церкви прежде, чем они успеют опомниться. Шимон справился с задачей: Ханка утвердили к удивлению многих. С того дня, как он прибыл в Аштон, он молится с утра до ночи. Нас собрали здесь ради него, ради святых Божьих и Агнца.
– За святых Божьих и Агнца, – эхом отозвались собравшиеся.
Тол посмотрел на высокого темноволосого воина, того самого, с которым он пробирался по городу в ночь фестиваля, и улыбнулся:
– Неужели тебе удалось привести Ханка к победе с перевесом всего в один голос? Тот только пожал плечами:
– Господь хотел видеть его здесь. Шимон и я сделали все возможное, чтобы выиграл он, а не другой претендент, в котором не было страха Божьего.
Тол представил воина своему другу:
– Гило, это Криони, ангел-хранитель нашего мужа молитвы и всего Аштона. Нам поручено начать с Ханка, но появлением здесь его самого мы обязаны именно Криони.
Гило и Криони молча, кивком головы, приветствовали друг друга. За окном Ханк заканчивал стричь газон. Он беспрестанно громко молился.
– Так что сами видите, – продолжал Тол, – в то время как враги пастора в церкви перестраиваются и придумывают, как бы поскорее убрать его с дороги, он не перестает молиться за Аштон. Он один из Уцелевших.
– Если не единственный, – вздохнул Криони.
– Нет, – возразил Тол, – он не одинок, есть и другие. Всегда есть Уцелевшие.
– Всегда есть живые, – эхом отозвались воины.
– Все начнется здесь, на этом самом месте. Здесь и будет располагаться наш штаб, под защитой этих стен. И отсюда мы будем действовать. Сигна, – обратился он к высокому воину-азиату, – возьми на себя защиту этого здания и выбери двух помощников. Это наше убежище, охраняй его внимательно, чтобы ни один демон не посмел и близко сюда подойти.
Сигна, не медля ни минуты, выбрал двух воинов, и они ушли занимать посты.
