— Да насколько я помню, здесь должен быть вход в кабину пилота. Помоги мне открыть дверь.
— Давай на счет три. Раз, два, три! — Дверь с грохотом отворилась и из кабины пилота вывалилась обгоревшая фигура. — Ох, вот так запашок!
— Кирилл Павлович, вам разве не известно, что над мертвыми смеяться нельзя?
— Упаси Бог, Александр Михайлович, разве я смеюсь, я всего лишь констатирую факт. Здесь и в самом деле пахнет несусветно скверно.
— Пахнуть-то оно пахнет, но если бы вы сказали на счет запаха до того, как мы открыли дверцу, то это относилось бы не к покойнику, а просто к обломкам самолета. А вы сказали про запах после того, как мы открыли дверцу… Так что вы Кирилл Павлович, только что упрекнули покойника в том, что он скверно пахнет. Вам после этого не стыдно, нет?
— Помилуйте, вы считаете, что я…
— Эй… Хррр… Помогите… Мне. — Неожиданно раздался чей-то хрипловатый голос из кабины пилота.
— Ой, Кирилл Палыч, ты меня совсем заболтал. Я из-за тебя про пилота забыл.
— Так вот же пилот лежит.
— Да, а откуда по-твоему голос, молящий о помощи?
— Без понятия.
— Ладно, тогда я намекну. Вот ты думаешь легко управлять здоровой махиной в одиночку?
— А, второй пилот? — Старик заглянул в кабину и сказал. — Так там двое в креслах сидят. А кто же тогда это. — Кирилл Павлович перевел взгляд на только что выпавшее тело. — Я понял! Это же радист.
— Кокой ты догадливый, Кирилл Палыч.
Оба дедка забрались в обгоревшую кабину и стали ее обследовать. Со всех сторон висели обуглившиеся провода, из различных приборов по-прежнему сверкали искры. Один из пилотов опрокинул голову назад, и было четко видно, как осколки лобового стекла разворотили ему все лицо и горло. Второй же, можно сказать лежал в кресле.
— Помогите… — Прохрипел тот.
— Сейчас, сейчас сынок, подожди секундочку, мы тебя вытащим. Кирилл Палыч, ну что ты стоишь? Помогай, давай.
Старички быстро разъединили ремни безопасности и вытащили бедолагу наружу.
— Александр Михалыч, надо его подальше от самолета отнести, ему свежий воздух нужен, а то тут дым этот, да и вонь ко всему прочему.
— Так, Кирилл Павлович, вы уже надоели со своею вонью. Идите вон поглубже в лес. Там и запах другой и компания тоже другая.
— Воды… — Ели внятно пробубнил пилот.
— Сейчас милок, погодь немного. Вот видишь, Кирилл Палыч, сбываются мечты. Возьми мою флягу и иди в лес, к ручью, что мы видели по пути.
— Какие мы остроумные стали последнее время.
— Иди уже, старый. — Оба расхохотались.
— Его бы в город надо. Вдвоем мы с ним не справимся.
— Да я сам знаю, Александр Михайлович, знаю. Но вы можете себе прикинуть, сколько нам с ним до города тащиться. Нет, его надо в какой-нибудь из поселков отнести. А там его уж и в город отвезут. Да я вот только не помню, какой из поселков ближе.
— Ну Кирилл Павлович, это у вас с памятью плохо, а не у меня, как вы это пытались доказать дня три назад.
— Не три, а четыре.
— Нет, вы отнюдь не правы.
— А я, Александр Михайлович, говорю четыре.
— Нет, вы совсем ничегошеньки не помните. Вы пытались доказать, тот факт три дня назад.
— Ну и Бог с вами. У вас, Александр Михайлович, не то, что бы с памятью плохо, у вас еще и не все дома.
— Как это не все дома, мы все тут.
— О-о, проехали. Так, что вы там говорили на счет ближайшего поселка?
— Ах, ну да, так вот. Если вы не помните, то я вам напомню, многоуважаемый Кирилл Павлович, что до поселка «Лось» нам идти ближе, нежели до поселка «Пенек».
— Да, да. Вы безусловно правы. Я что-то совсем запамятовал. Ну так что? Собираем вещи и в дорогу.
— Ну вы и сказанете. Какие вещи, Кирилл Палыч. Я сколько вас помню, у вас всегда этот плащ был, и зимой и летом.
— Это вы сказанете, Александр Михайлович. Пусть вам будет стыдно, когда мы придем в поселок, а на вас эта телогрейка, десятилетней давности. Вот мы посмеемся.
— А что? Нормальная телогрейка. И не перед кем я не стыжусь.
— Конечно не стыдишься, тебя же в ней только я и вижу, да и олени перед смертью.
— Да ее всего лишь постирать надо и делов-то.
— Ну, ладно, Александр Михайлович, хозяин — барин.
— А как нам юношу вести? — оба старичка поглядели в правый конец комнаты, где на раскладушке, лежал парнишка лет двадцати шести.
— Ну мы же донесли его сюда как-то.
— Донести на плече пару километров, Кирилл Палыч, это не проблема. А вот нести его более трех суток… Вот это проблема.
— Но как я посмотрю бедняги совсем плохо. Делать нечего, придется нести…
— Вы, Кирилл Павлович, не устали? А то давайте я понесу.
— Нет, Александр Михайлович, я не капельки не устал. Иди спокойно, не переживайте за меня.
— Ну как скажите. А помните, как мы с вами зайца двух метрового пристрелили? Вы тогда так же сказали, а потом у вас неделя спина болела. Помните?
— Конечно помню, хоть это и было лет пятнадцать назад. В те годы еще снег летом падал, такой темноватый.
— Так это наверное какое-нибудь там «Глобальное похолодание» произошло. Помните у нас, когда еще радиоприемник работал, лет тридцать назад, там как раз и передавали, что с года на год чего-то глобальное ждут.
— Так тогда не так уж и холодно было, Александр Михалыч.
— Ну, в общем, это не наше дело, Кирилл Палыч.
— Вы категорически правы.
Таким образом старички продвигались все ближе и ближе к «цивилизации».
— Смотрите, Кирилл Палыч, что-то сегодня рано темнеет. А вроде бы разгар лета. Ну значит я правильно говорю. Какое-то «Глобальное потепление»
— Нет, Александр Михалыч, вы с начало сказали «похолодание»
— Я с вами не согласен. Я лучше знаю, что я сказал. А сказал я «потепление»
— А я говорю, что ты Александр Михалыч, сказал «похолодание»…
— Положите меня. — Раздался знакомый голос из-за спины Кирилла Павловича.
— Конечно, сынок. — Старички положили молодого пилота под какую-то не обычно здоровую сосну. — Ты как?
— Ох… Что там с экипажам?
— Похоронили мы их.
— Моя вина…
— А что собственно случилось? Почему вы разбились. Вас подбили, да?
— Нет папаша, нет… Мы из Питера летели в Новосибирск. Мы как только самолет в аэропорту
