Может быть, некоторые и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных колонизаторов было не таково. Это был народ торговый, воинственный, промышленный, заботившийся зашибить копейку и затем устроить себя по своему, сообразно созданному себе собственному идеалу благополучия. А этот идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какой- либо «поганью», как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ними вести дела, будет с ними ласков и дружелюбен, войдет с ними в приязнь во всем кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм, выражающийся в отвращении к инородкам. Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки, хотя романы и часты, но романы односторонние: русских ловеласов с инородческими камелиями, а не наоборот. Чтобы получить в этом фактическую уверенность, стоит просмотреть рассказы этнографов о вольности нравов многих инородцев в женских своих представителях в настоящее время. Граф А.С.Уваров сообщил мне сделанные им наблюдение в его имении, в котором русские находятся поблизости с мордвою, а именно, что русские никогда не женятся на мордовках, не веря их твердости нравов, искушать кои легко, как они знают по собственному опыту. Если мы допустим такие отношения, то увидим, что хотя мордва женится только между собою, но великорусское влияние, кровное и антропологическое, мало-помалу завоевывает в ней свое место. Этнограф, видя с одной стороны постоянную женитьбу мордвы в кругу своею племени и замечая, не смотря на то, все большее и большее постепенное обрусение, отнесет его к влиянию обычаев, языка, распространению русских нравов. Антрополог несколько скептически отнесется к этому исключительному влиянию языка и нравов, а припишет кое-что и природе, и постоянному, хотя и медленному, влиянию русской крови на народонаселение.
При обсуждении подобного влияния смешения рас на антропологические признаки нужно принять еще в соображение следующий, почти постоянно наблюдаемый факт. Женщина, сравнительно более доступная влиянию представителей более высокого развития, более высокой расы, редко снизойдет до представителя расы, считаемой ею за ниже стоящую. Помеси европеек с неграми крайне редки и принадлежат к случайным, можно сказать, эксцентричным явлениям, но негритянки и мулатки падки до европейцев. Не обязательные, а совершенно свободные сношения между негритянками и европейцами не редкость, как не редкость связи между последними и представительницами слабого пола у диких племен. Мужчины, неохотно налагающие на себя брачные узы с представительницами низших рас, весьма благосклонны к их жертвам, когда они приносятся без всяких обязательств с их стороны. В соприкосновение с инородцами, как это мы видим и теперь везде, куда проникают европейцы, приходят не семьи европейцев с семьями туземцев, а безсемейная европейская толпа мужчин в виде войска, матросов, искателей приключений, торговцев, весьма много вредящая антропологу в сохранении чистоты типа первобытных племен. Французы, англичане, испанцы при своих вековых сношениях с различными туземцами в своих колониях внесли весьма мало, если только внесли, придачи посторонней крови в свои семьи, но везде оставили резкие черты своего пребывания и своего культурного влияния в изменении туземных рас помощью образования значительного числа помесей с ними. Разве для первых русских колонизаторов, насадителей антропологического русского типа при их столкновении с первобытно населявшими Среднюю Россию племенами, могло быть иначе, когда еще и теперь мы видим сплошь и рядом факты, говорящие нам за то, что дело шло тем же путем, как и у других западных производителей смешанных народонаселении. Таким образом мне кажется вероятным, что обрусение инородцев было не исключительно бытовым и государственным, а также кровным, антропологическим. Для тех племен, для коих представлялось больше легкости к такому способу обрусения, этот процесс кончился давно и они вошли мало-помалу в состав русских, а для коих это было почему-либо нелегко, для тех осталась возможность сохраниться и до наших дней в большей или меньшей антропологической чистоте. Новгородские и киевские колонизаторы постоянно, в массе берегли чистокровность своей семьи, влияя на инородческие. Как долго в антропологическом отношении может передаваться кровь пришельцев более устойчивого племени, показывают малороссы. Их расположение к полякам и их племенное и историческое соперничество известны, и тем не менее в чертах лица малороссов поляки оставили по себе значительное число явственных памятников своего прохождения и пребывания. Это объяснить можно тем, что малороссиянки шли скорее на случайные капитуляции перед поляками, отличающимися действительно теми свойствами, которые делают их привлекательными в обществе, в женском кругу. Такие же сувениры оставить должны были и новгородцы, и другие славянские пришельцы в Средней России в инородческих племенах. За трагедиями и драмами истории, за великими факторами жизни народов, скрывается много романов, имевших значительное влияние на ход всех событий, а особенно антропологических и физиогномистических.
Подтверждение этому взгляду на ход обрусения можно найти и в народных песнях. Я сделал выписки из всех песен, помещенных у Сахарова, в коих указываются признаки антропологические; затем просмотрел изданные Этнографическим Отделом Общества Любителей Естествознания латышские песни и старался на основании этого материала убедиться в возможности получить какие-либо антропологические данные о русском населении этим путем. Так, когда в былинах говорится о Чуди, то она называется белоглазою: «Вырублю чудь белоглазую, перекошу сорочину долгополую». Латыш в своих песнях воспевает златовласых дев. Малорусс тоскует о черных очах: «Засыпано сырой земли на груди мои, склеилися черные очи на все ночи».
У русского тип красоты выражался в том, чтобы была «молодая, разумная, без белил лицо белое, без румян щеки алыя». «Ростом она повыше меня, краше ее в тереме нет, умнее и в городе нет». У девушек в песнях встречается только русая коса, которую по песням девушки так охотно расчесывают «и через поле идучи, русу косу плетучи» и дома: «под окном девица сидела, буйну голову чесала, свою русу косу заплетала». По народному идеалу красна девица должна быть «тонка, высока; тонешенька, белешенька», и следовательно толстота вовсе не в народном идеале красоты. Впрочем, народ не отнимал своего рода прелести и у девушек небольшого роста; девица могла быть и «не величка, круглоличка, румяное личко». Можно сомневаться только в постоянной естественности одного признака, воспеваемого песнями, это черных бровей: «очи ясны, брови черны, личиком беленька», «лицем она и бела, и румяна, бровью она почерней меня». В просмотренных нами песнях у женщин всегда воспевается русая коса, а у мужчин только иногда русые кудри.
Кроме песен существуют еще и другие источники для составления себе понятия о русском типе; это древние исторические изображения и сказания иностранцев. При отыскании подобных материалов физиогномики русских я руководствовался следующей мыслию. Обыкновенно люди, находящиеся в соприкосновении с каким-либо явлением ежедневно и ежечасно, теряют способность подмечать его характеристические черты. Кто не знает, что иногда приезжий, коему показывают какую-либо местность или предмет, обратит внимание и заметит такое его свойство, которое до того ускользало от внимания, хотя предмет или местность по-видимому знакомы, как пять пальцев. За границею иностранцы легко отличают русского в толпе, чем сами русские. Мне казалось, что и иностранные путешественники могли подметить такие физиогномические особенности, кои могли от нас ускользать…конечно, только в том случае, когда они не являются в Россию подмечать только одно отрицательное, карикатурное, в чем, впрочем, нельзя греха таить, с особенным каким-то наслаждением помогают и многие русские, служащие им чичероне.
В числе материалов, доставленных мне Е.В.Барсовым, была серия портретов русского посольства, посланного к «Римскому Императору» в 1626 г. На одной стороне картины изображено русское богослужение, и здесь представлены весьма приличные русские лица, в которых нет ничего ни туранского, ни финского. Лица эти не особенно типичны, но зато и не представляют никакой предвзятой идеи.
Антропологические вопросы стоят в такой тесной связи с этнографическими и археологическими, что и антропологическая выставка не может не коснуться их, не возбудить сочувствия этнографов и археологов. Она нашла себе компетентных и деятельных сотрудников по этим специальностям, двое из коих Е.В.Барсов и В.Е.Румянцев предложили более специально обработать для выставки исторический ряд русских людей по памятникам, рукописям и древним путешествиям.
(Известия Императорского Общества любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Том XXXI. А.П.Богданов. Антрологическая физиогномика. М., «Типография М.Н.Лаврова и K°, Леонтьевский переулок, д. N14», 1878. Публикуется в сокращении)
