тянули за шерсть по бокам, у крупа, это значило — «вперёд и поскорее». В таких случаях Ишка с места брала галопом.
Юля и Наташа прекрасно управляли Ишкой и очень любили ездить на ней. Мне и Соне это удавалось хуже. Нас Ишка не больно-то слушалась, брыкалась и возила всегда «трюх-брюхом», так что все кишки в животе перебалтывались.
Как-то меня послали разыскивать пропавших индюшат.
— Ты неправильно садишься, — сказала Юля. — Надо садиться подальше от шеи. Вот сюда. — И она хлопнула Ишку по крупу.
Я уселась, как она показала, на самый Ишкин хвост и поехала. Палочка у меня была короткая и не доставала, — Ишка и отправилась куда глаза глядят да ещё, как нарочно, полным галопом.
Во время езды я передвинулась поближе к шее. Тут Ишка вдруг на полном ходу — стоп! — и подогнула голову. Я так с размаху и кувырнулась вперёд.
Ишка мигом повернула домой и поскакала посередине улицы. Голову она гордо закинула кверху и, как руль, поворачивала её то направо, то налево. И при этом победоносно трубила: «И-аа, и-аа, и-а-а-а!», точно в самом деле сделала очень похвальное дело.
А Соня и совсем не любила ездить на Ишке.
— Где у этого животного седловина? — говорила она с сомнением, разглядывая совершенно прямую Ишкину спину. — У лошади, по крайней мере, знаешь, что надо сидеть в седловине. А тут — сиди где-то на хвосте.
А Юля и Наташа не задавались такими научными вопросами. Целыми днями они скакали на Ишке то одна, то другая, а то усаживались обе сразу и в «третий класс» сажали ещё кого-нибудь из соседских ребят.
Ишка так привыкла к их обществу, что ходила за ними, как собака. Это было очень удобно — иметь всегда под рукой готовые средства передвижения.
Как-то мы подметали двор. Я отошла к Соне, а моя метла осталась около ворот, шагах в тридцати.
Наташа стояла рядом со мной. Она очень серьёзно села на Ишку, поехала и привезла мне метлу.
Мама очень над этим смеялась:
— Этак вы, детки, совсем разучитесь ходить на собственных ногах.
С Ишкой многое у нас изменилось.
Раньше, например, если нужно было кого-нибудь из нас послать в лавочку или на базар, никого поблизости не оказывалось. Приходилось долго кричать, звать, а потом мама начинала просить:
— Юленька, ведь ты меня любишь…
— Ну, это ещё неизвестно, — недовольно прерывала мать любящая дочка. — Только не на базар, пожалуйста. А в лавку сбегаю, если дашь на конфету.
Теперь же было совсем не то.
— Мама, тебе не нужно ли съездить на базар?.. Мама, давай я съезжу в лавку, — предлагали девочки по нескольку раз в день.
Если Юле давалось поручение съездить на базар за сахаром и нитками, Наташа провожала её до ворот и говорила:
— Ну, смотри же…
Потом через весь город скакала маленькая серая фигурка Ишки и мелькала красная Юлина шапочка.
Вернувшись, она отдавала покупки, и оказывалось, что нитки она забыла купить. В таких случаях Наташа была под рукою и уже почему-то в шляпе.
И снова можно было видеть бойко скачущего вдоль улицы ишачка и подпрыгивающую красненькую шапочку.
С появлением Ишки наши игры стали куда интереснее. Теперь, если приходилось изображать, скажем, Индию, Ишку сейчас же разукрашивали перьями, яркими тряпочками, обрезками блестящей бумаги, покрывали ковром, на спину ей клали подушку, и на подушку садилась Наташа.
Ишка была слон, а Наташа — раджа.
Если надо было удирать из плена, можно было сделать это по-настоящему — верхом на Ишке.
А путешествия! Ведь раньше это был просто смех один, а не путешествия: все верхом на палочках и воображают, что путешествуют. А теперь картина была очень внушительная: на Ишку нагружали палатку, съестные припасы и горшок для варки картофеля.
Впереди шёл предводитель отряда, сзади тянулся обоз (Ишка ведь была обоз), а дальше — все остальные путешественники.
Так мы ходили в горы за яблоками и за грибами, и ещё много было таких экскурсий.
Потом мы устраивали бега. Соня или я садились на старика иноходца и вызывали Ишку на состязание. Расстояние брали небольшое — ну, так, примерно, квартала два. Мы жили за городом, и за нашим садом сразу начинался выгон. На этом выгоне мы и гонялись.
Нередко случалось, что Ишка прибегала первой. Но и здесь она брала больше хитростью.
Выстроятся они рядом — иноходец и Ишка.
— Рра-аз! Два! Три!
Иноходец бежит прямо, а Ишка плотно подожмёт свой хвостик, завертит кисточкой и так и норовит юркнуть иноходцу под морду. Если только ей удавалось занять позицию перед мордой лошади, победа оставалась за ней. Она не давала дороги. Старик иноходец невольно замедлял ход и старался хоть куснуть назойливое существо, задорно скакавшее впереди.
За сараем, среди разной рухляди и обломков, мы откопали как-то переднюю ось маленькой тележки. Два передних колеса и оглобли были в полной исправности. В разных местах мы отыскали всё остальное и с помощью старших смастерили себе маленькую арбу.
Ишка очень удивилась, когда её запрягли. Она всё оглядывалась на тележку, но не брыкалась и не протестовала. Единственное, что ей очень не нравилось, — это зачем на неё надевают уздечку и вожжи. Она сразу глупела, становилась злой и упрямой и совершенно не слушалась вожжей. Если тянули за правую вожжу, она дёргала головой, поворачивала налево. Пришлось и в упряжи ездить без узды, с длинным прутом, которого Ишка прекрасно слушалась.
Как-то нас послали на базар за покупками. Мы решили ехать на Ишке. Заложили арбу. Юля уселась верхом править, а мы с Наташей забрались на арбу. Поехали. Дорога шла всё под горку, Ишке было легко. Колёса тележки завертелись очень быстро. А пыль за нами поднималась прямо как от настоящей телеги.
Приехали на базар, стали ездить по рядам — покупать арбуз и дыни. Присмотрели один здоровый арбузище и заспорили с хозяином о цене. Во время спора об Ишке совсем как-то позабыли. Только вдруг я вижу — она засунула голову в корзину продавца и уписывает его виноград. Я подтолкнула Юлю. Она как ахнет да как стегнёт Ишку кнутом!
Ишка рванулась и сшибла с ног Наташу. А у неё в руках был арбуз. Он брякнулся на землю — и вдребезги…
Тут набежали продавцы:
— Платите за арбуз! Платите за виноград!
Требуют чуть не все деньги, которые нам дали для покупок. Мы говорим:
— Ведь арбуз же нечаянно…
А они:
— Нет, чаянно. Платите, и всё.
Что тут будешь делать? Пришлось заплатить.
Домой мы ехали печальные, присмиревшие. Главное, боялись, что не будут больше посылать на базар. А тут Ишка ещё кривляется: делает вид, что ей так тяжело везти — ну, просто надрывается. Налегла в хомут, голову нагнула чуть не до земли и уши как-то особенно вывернула и стрелочками поставила на макушке. Это у неё был знак, что ей трудно. Я встала с тележки и пошла пешком, а Ишка всё уши выворачивает.
Тогда мы решили её надуть. Незаметно слезли с тележки все. А она всё показывает, что ей
