крыльцо тоже всякому лестно.
Так мы играли до тех пор, пока у Мишки не затвердели рога. И вот тут-то нам пришлось пожалеть, что мы научили Мишку гоняться за нами.
Когда рога стали твёрдые, пух, огрубевший и скатавшийся, начал с кожицей клочьями слезать с них. Мишка тёрся рогами о деревья, стараясь поскорее счистить шерстяную корку. Наконец она облезла совершенно. Эти первые Мишкины рога были не очень большие и на них не было отростков.
На следующий год, когда Мишка сбросил первые рога и появились новые, на них было уже два разветвления. Так бывает у всех маралов: с каждым годом число ветвей увеличивается, и так до тех пор, пока олень не вступит в зрелый возраст.
По числу ветвей охотники приблизительно могут сказать, сколько оленю лет.
Получив блестящие острые рога, Мишка сразу же задрал нос и расхаживал возле дома, высоко подняв свою красивую, гордую голову.
Однажды, проходя по двору, он наступил на миску Майлика и перевернул её.
— Ну да уж конечно, где же нам смотреть под ноги: важный больно стал! — рассердилась Юля.
А Майлик, раздосадованный тем, что остался без еды, оскалил зубы и гавкнул на Мишку.
Результат получился совсем неожиданный…
Вместо того чтобы испугаться и отскочить, как это всегда было, Мишка нагнул рога, бросился на Майлика, прижал его к стене сарая и, поднявшись на дыбы, стал колотить копытами.
Майлик взвыл.
На крик Юли сбежались люди и прогнали Мишку.
Собаки после этого случая стали бояться Мишки, как огня, и мстили ему за все обиды только тогда, когда он весной терял рога.
Как-то раз Наташа получила за обедом кусок арбуза и отправилась во двор угостить арбузной коркой Мишку.
Вдруг со двора раздался визг и рёв.
Все бросились на крик. Посреди двора на четвереньках стояла Наташа и орала что есть силы. Разбойник Мишка барабанил по её спине своими острыми стальными копытцами. И здесь же, в пыли, валялась выбитая из Наташиных ручонок арбузная корка.
Майлик сразу забыл весь свой страх перед Мишкой. Он с яростью вцепился сзади в его ногу. За ним и все остальные ринулись спасать Наташу.
Увидев бегущую на помощь Соню, Мишка отскочил в сторону, раскланялся, прыгнул через плетень и умчался на гору.
Когда Наташа утешилась, её начали расспрашивать, как же это так случилось. Оказалось, вышло недоразумение: Мишка просто не понял Наташи.
Мы сами же дразнили в игре Мишку тем, что тыкали ему в физиономию пальцем. Ну и вот, когда Наташа подошла с протянутым куском арбуза. Мишка вообразил, что она тычет в него пальцем, и разобиделся.
— Безобразие какое! Дразнят сами животное, а потом ещё удивляются, что оно дерётся! — недовольно ворчал на нас отец. — Вот погодите, окрепнут у него рога, так задаст он вам жару!
Мишка вернулся поздно вечером. Отец загнал его в конюшню и в наказание запер там на несколько дней. Утром Мишка печально вздыхал, высунув голову из конюшни. Ему очень хотелось побегать, попрыгать… ну, может быть, и подраться с кем-нибудь. А тут — сиди взаперти.
Через два дня он, злой и нетерпеливый, метался взад и вперёд по конюшне.
— Соня, — сказала я, — должно быть, Мишка голодный. Надо его покормить.
— Ничего не голодный, я ему недавно давала овса.
Нет, мне казалось, что Мишку уж чересчур обижают.
«Полезу-ка я на сеновал, сброшу ему в конюшню немножко сена», — решила я.
И полезла. Набрала охапку и стала искать между брёвен щёлку побольше, чтобы протолкнуть сено вниз, в конюшню.
Ходила, ходила по сеновалу… да вдруг вместе с сеном — в большую дыру, прямо к Мишке!
Ага! Мишка злобно обрадовался. Поднялся на дыбы и такую выбил на моей голове дробь, что чуть не прошиб совсем. Хорошо, что подбежала Соня и стегнула его плетью.
После этого мы надолго прекратили с Мишкой всякую дружбу. А Мишка, выпущенный через несколько дней на свободу, нисколько не исправился, а, наоборот, продолжал ещё хуже безобразничать.
Недалеко от кордона, на поросшей ёлками Мохнатой горе, жил в маленькой лачужке одинокий старик. У него была пасека — несколько ульев с пчёлами. Чтобы пчёлы не улетали далеко за цветочной пылью, он развёл на лужайке перед пасекой целое море полевых цветов.
Мишка во время своих странствований приметил эту лачужку и решил навестить старика.
Однажды, когда дед сидел на скамье в хижине и мирно плёл корзины, внезапно раздался звон разбитого стекла. В окно всунулись сначала Мишкины рога, а потом и вся его морда.
Здравствуйте! Это что за явление?! Старик прошептал какие-то заклинания: «Сгинь, сгинь, нечистая сила!..» Но Мишка только затряс ушами и даже не подумал исчезнуть.
Старик с опаской выглянул из двери и… залюбовался представительной Мишкиной фигурой.
«А я был бы очень похож на святого старца, если бы мне удалось приручить эту нахальную скотину, — подумал он, вспомнив, что Мишка разбил его окно. — Но какой красивый! Прямо как на моих священных картинах!..»
Он вынес кусок хлеба и позвал Мишку:
— Эй ты, тпрусь, тпрусь!
Мишка высвободил свою рогатую голову из окна, подошёл, понюхал хлеб и с удовольствием его съел. Старичок насыпал ему на скамейку ещё и соли.
О-о-о! Это Мишка вполне оценил. Он очень любил соль и принялся с таким аппетитом лизать её, что выпустил целую лужу слюны. Когда он кончил лизать, скамейка была словно только что вымыта — так чисто он её вытер языком.
Первое знакомство состоялось.
Старик был очень доволен и сам на себя умилялся: вот, мол, какой я хороший и добрый человек, дикие звери и те чувствуют это, приходят и сразу смиряются и не хотят уходить от меня.
Мишка не спеша осмотрел всё хозяйство, потом улёгся на низкой земляной крыше погреба и заснул. Он всегда выбирал для спанья самые неудобные места.
А умилённый старец вернулся плести свои корзины.
Днём Мишка пропадал в лесу, а ночевать опять вернулся к своему новому приятелю. Так прожили они дней десять. Иногда на несколько часов Мишка заявлялся на кордон и снова уходил.
Дома все так привыкли к тому, что Мишка вечно где-то шатается, что ничуть не беспокоились о нём.
Старик-пасечник всё ещё хорошо относился к Мишке, хотя в глубине души, пожалуй, не имел бы уже ничего против, если бы этот «кроткий» олень убрался куда-нибудь подальше.
Дело в том, что Мишка успел уже пожевать у него платок, служивший скатертью, и пальто, съел кожаный пояс, помял цветы и наконец, забравшись за загородку, к ульям, растанцевался там и повалил все ульи. Старик всё терпел, но постепенно накалялся.
Однажды он отправился в лес собирать на зиму хворост. Так как хижинка стояла в самом лесу, старик, уходя, никогда не запирал дверей. Мишка, конечно, воспользовался этим.
Как только дед скрылся в лесной чаще, он забрался в избушку и принялся там хозяйничать. По стенам избушки были развешаны пёстрые листы бумаги, на которых яркими красками изображались разные сцены из священного писания.
Мишка внимательно рассмотрел «Битву святого Георгия Победоносца с крылатым змием». Картина, видимо, ему понравилась. Он захватил губами краешек, дёрнул и откусил всего змея и ноги у Георгия Победоносца. Потом перешёл к «Всемирному потопу» и изжевал и грешных и праведных людей без разбору. «Изгнание из рая Адама и Евы» он просто сорвал со стены и бросил на пол и уже прицеливался к следующей картине, как вдруг услышал пение возвращающегося хозяина.
