Креспи чувствовал себя изможденным. Было только девять утра. Он не сомкнул глаз ночью, хотя лег относительно рано. Вчера, сразу же после ухода МакГиннесс, позвонил Чурч и отменил назначенную встречу в лаборатории, объяснив это тем, что ему потребуется много времени для подготовки отчета Тавесу. Креспи с трудом заставил себя проглотить ужин и отправился спать. Лицо Мортенсона стояло у него перед глазами — таким, каким оно было в последние секунды жизни. Креспи снилась льющаяся кровь. Казалось, что все его сновидения в ту ночь окрасились в красный цвет.
По Чурчу же нельзя было сказать, что он засиделся допоздна в предыдущий вечер. Он стоял рядом с катафалком, склонив голову, но плечи его были расправлены, а глаза не казались заспанными.
В помещение вошла МакГиннесс и, не привлекая к себе внимания, встала рядом с несколькими техниками, собравшимися на прощание. По поведению присутствующих невозможно было определить, был ли кто близок с Мортенсоном. Креспи переводил взгляд с одного на другого, но не видел ни слез, ни подавленности. В холодном воздухе нижней палубы, отведенной в основном под складские помещения, чувствовалось напряжение.
Креспи знал, что в штате исследовательской станции священника нет, и предположил, что адмирал Тавес навряд ли решит выступить с прощальным словом, так что полковник совсем не удивился, когда Чурч откашлялся и заговорил:
— Не могу сказать, что я близко знал лейтенанта Мортенсона. Буду откровенен: я никогда и не стремился к этому. Я думаю, вы все согласитесь, что мы были очень разными.
Чурч немного наклонился вперед и положил одну руку на бледный лоб покойника.
— Говорят, что два человека отличаются друг от друга даже в большей степени, чем особи животных. Я полностью согласен с этой точкой зрения. Однако я хочу добавить, что мы с Мортенсоном также были и похожи. Нас объединяло то, что делает нас всех братьями: мы — люди.
Чурч взялся за кольцо на «молнии» и застегнул ее до упора. Треск пластиковых зубчиков казался очень громким в погруженном в тишину помещении.
— Если бы когда-нибудь мы с Мортенсоном попробовали сравнить наши биографии, — продолжал Чурч, — то нашли бы много общего: желание познать мир в детстве, трудности переходного возраста, страдания первой любви...
Чурч с серьезным видом посмотрел на застегнутый погребальный мешок.
— Теперь в Мортенсоне не осталось ничего человеческого. Он не получает удовлетворения от работы, не испытывает радости, но в то же время не впадает в отчаяние и... не знает, что такое страх. Его останки будут сброшены в космос. Мне нечего больше сказать, за исключением последнего: прощай!
Кто-то из собравшихся вокруг катафалка кашлянул. Чурч снова склонил голову на несколько секунд, а потом посмотрел на одного из двух медиков, стоявших рядом.
— Отвезите тело к мусорному люку, — приказал Чурч.
Креспи нахмурился. Собравшиеся начали расходиться. "Ничего себе прощание, — подумал Креспи. — Надеюсь, что.
меня ждет нечто большее, чем это. И настоящее захоронение, а не выброс в открытый космос".
Адмирал Тавес сделал шаг вперед и поднял руку.
— Прошу прощения, — сказал он, — доктор Чурч, Мортенсон подписал документ, в котором дал согласие в случае смерти на использование своих внутренних органов в научных целях. Я полагаю, его тело следует оставить на борту станции, приняв меры, чтобы труп не начал разлагаться...
Чурч покачал головой:
— В этом нет необходимости, адмирал. К тому же, протокол требует, чтобы любой умерший...
Тавес вытянул один толстый палец вперед и заорал на Чурча:
— Вы еще собираетесь учить меня моей работе, черт побери?!
— Простите, сэр, — с невозмутимым видом ответил доктор, ни капли не смутившись.
Креспи наблюдал за происходящим, с любопытством ожидая, когда Тавес отступит. Креспи не сомневался, что именно так оно и будет: отступит Тавес, а не Чурч. Вопрос только в том, каким образом.
Адмирал хмурился несколько секунд, потом махнул рукой, как бы благосклонно разрешая Чурчу действовать на свое усмотрение:
— Это ваше дело, Чурч. Я просто подумал, что этот тупица хоть после смерти может принести какую-то пользу. Боже, хоть когда-то должен же быть от него толк.
— Я считаю, что погребение в открытом космосе со всеми воинскими почестями является тем, что требуется в данном случае, — заявил Чурч.
Тавес развернулся, направился к двери и, выходя, бросил через плечо:
— Как хотите, черт побери. Можете даже его задницу напичкать бриллиантами, если вам так хочется.
Чурч повернулся к медикам и кивнул:
— Отвезите его к мусорному люку. Я все сделаю сам.
— Есть.
Чурч повернулся и заметил Креспи.
— Очень мило с вашей стороны, полковник, что вы тоже решили прийти.
Креспи чувствовал себя очень неуютно, не зная, что ответить.
— Мне показалось, что я должен присутствовать на прощании, — наконец выдавил он из себя.
Чурч внимательно посмотрел на него, словно ждал, что Креспи скажет что-то еще.
— Вы произнесли хорошую речь, — добавил полковник.
— О, вы так считаете? — В уголках рта Чурча появилась усмешка, но его глаза горели каким-то странным светом, словно он находился не на прощании с усопшим, а на некоем веселом мероприятии.
У Креспи создалось впечатление, что Чурч смеется про себя. В результате полковнику стало еще больше не по себе.
Иногда смерть, свидетелем которой невольно становишься, вызывает весьма странные чувства. Креспи устало улыбнулся Чурчу, считая, что старшему по возрасту можно простить некоторые странности. Вероятно, доктор винит себя в случившемся, наверное, вообще не спал в эту ночь...
Чурч посмотрел на часы.
— Мы не сможем сейчас приступить к работе в лаборатории. Мне нужно время, чтобы разобраться кое с какими вопросами. Почему бы вам пока не отдохнуть немного, Креспи?
— Спасибо. Я как раз хотел заглянуть в спортзал. Пожалуйста, дайте мне знать, когда я вам понадоблюсь.
— Хорошо, я вам позвоню.
Когда Креспи вышел из помещения, в котором простились с телом лейтенанта Мортенсона, рядом с ним оказалась МакГиннесс.
— Полковник Креспи, — обратилась она к нему, — я могу обсудить с вами?..
Креспи кивнул.
«Боится сказать что-нибудь не так», — усмехнулся он про себя. А вслух он сказал:
— Конечно, МакГиннесс.
Покидая нижнюю палубу, Креспи оглянулся и заметил, что Чурч смотрит им вслед. Доктор улыбался. Наверное, он решил, что Креспи с МакГиннесс направляются или в его, или в ее каюту, чтобы уединиться. Было бы неплохо, если бы у Чурча сложилось такое впечатление. Конечно, МакГиннесс симпатична, умна, но...
«Кстати, старик, — сказал Креспи сам себе, — она даже очень симпатична. Ты уверен, что хочешь пойти именно в спортзал, а не...»
Креспи улыбнулся этой мысли.
Они покинули нижнюю палубу и поднимались на следующую. Улыбка быстро сошла с губ полковника. На борту станции погиб человек. Кто-то на «Безымянной» знает почему. И МакГиннесс нужна Креспи именно для того, чтобы выяснить, кто преступник.
МакГиннесс отвела Креспи в столовую, которая в этот час была практически пуста. В помещении находилось не больше дюжины техников и вспомогательного персонала, пахло растворимым кофе.
