Вийон притормозил и съехал на обочину. Портерфилд сказал:
— Я обнаружил фотографию.
Правая рука Вийона потянулась к пачке газет, промелькнула черная рукоятка револьвера, но Портерфилд опередил его. Нунчака просвистела в воздухе и толкнулась в затылок Вийона с глухим звуком. Портерфилд обхватил его шею, упираясь обеими ногами в дверцу. Шея Лестера затрещала, и Портерфилд ослабил захват, лишь убедившись, что тот умер.
— Таким способом ты некогда убил пожилую даму, — пробормотал Портерфилд.
Еще несколько мгновений он провел в салоне, собирая заметки и фотографии с заднего сиденья: там были записи, сделанные Вийоном за сегодняшнюю ночь: план дома и сада, время прихода и ухода Портерфилда, фотография Элис.
Глава 33
Портерфилд прошел по пустому коридору мимо закрытых дверей с номерами, но без надписей. В полшестого утра в этом крыле находилось всего несколько человек. За последние две недели он проделал слишком много таких ранних поездок в Лэнгли. У президента фонда Сейелла не было в Лэнгли дел, поэтому всякий раз, когда за ним приезжал автомобиль, оставался шанс засветиться. Половина правительств мира платила людям, следившим за передвижениями на этом пути.
Послышался спокойный и хорошо знакомый голос:
— Портерфилд.
Он повернулся и подождал, пока высокий негр поравняется с ним.
— Однако ты возник далековато от Майами, Джи Кей.
— Там сейчас жарко.
— Там всегда жарко.
— Вот я и сматываюсь, когда есть возможность. Сегодня ночью я вернусь, но сперва хочу поговорить с тобой, у меня есть кое-что интересное.
— Я тебе нужен?
Джи Кей кивнул:
— Да, и здесь, пожалуй, самое безопасное место.
С этими словами он открыл толстую папку и извлек две черно-белые фотографии — восемь на десять дюймов. Портерфилд вгляделся. Это были снимки людей в аэропорту. На первом — пассажиры, идущие прямо на камеру, с небольшой ручной кладью. На переднем плане — мужчина средних лет, высоколобый и широкоскулый, одетый в дорогой темный костюм.
— Кто это?
— Работник чехословацкого посольства в Боготе. Он здесь вполне легально и прочее, но у нас получено уже много таких фотографий. На другой помечена стюардесса, которая, похоже, была чьим-то курьером. Впрочем, сейчас мы просто ведем наблюдение. Забудь о них. Посмотри на тех, что в конце.
Портерфилд поднес фотографии ближе к свету:
— Черт, зрение уже не то. Вот, я вижу. Это Альберт, как его там…
— Коттон. Правда, согласно списку пассажиров, его зовут по-другому, но они, видно, ошиблись.
— Он преследовал того парня из Панамы?
— Ошибаешься, согласно латиноамериканскому списку, он находится в Панаме. А это перелет из Торонто.
Портерфилд изучил вторую фотографию.
— Отлично, теперь я разобрался в этих играх. Сколько обезьян на этой фотографии? Ага, он. Этот парень с усами — Лестер Вийон, когда-то, много лет назад, я с ним работал.
— Он занят в секретных операциях, сотрудничает с тайной полицией Гватемалы, из тех, кого должны были расформировать. Сейчас они работают только по ночам.
— А днем можно попутешествовать, — пожал плечами Портерфилд.
— Здесь он не был более десяти лет.
— Кто тебе сказал?
— У меня много друзей, так как я делаю много одолжений. — Он сунул фотографии обратно в папку. — Оба эти товарища учуяли, куда ветер дует, и просили разрешения вернуться домой, но им отказали.
— Спасибо, Джи Кей. Я обо всем позабочусь. Оставь фото себе.
— Позаботишься? Знаешь, что они намерены делать? Повидаться с директором! Если уж я разглядел на двух фотографиях эту пару, то представь, сколько их всего. Им придется выстроиться в очередь, чтобы застрелить его!
— Джи Кей, благодарю еще раз. Я обо всем позабочусь. За мной должок.
Портерфилд завернул за угол, оставив негра в одиночестве, затем повернул еще раз и постучал в дверь под номером 412.
— Войдите! — отозвался голос Голдшмидта.
Портерфилд отворил дверь.
— А, Бен, привет. Ты проделал этот путь по доброй воле, узнав об очередном фиаско, или повиновался дурацкому приказу?
— Директор хотел всех нас увидеть. — Он взглянул на часы. — У нас еще пара минут. Можешь сделать для меня одно распоряжение?
— Ради Бога, какое?
— Вызовите врачей для вскрытия в пределах ближайших двадцати четырех часов. Газетам скажем, что самоубийство или что-то в этом роде.
— Но это делают, только когда агент уже убит.
— Знаю. Хорошо, что в этой комнате нас только двое.
В зале заседаний Портерфилд обнаружил Кирнса, изучающего кусок коричневого картона.
— Это что?
— Меню. Внизу — приказ: завтрак с директором. Так что мы здесь позавтракаем. Это хорошо или плохо?
Следом вошел Голдшмидт и сразу отозвался:
— Плохо! Значит, проторчим здесь четыре или пять часов.
— Как дела в Палм-Спрингс? Сработало?
Портерфилд пожал плечами:
— Закажите шампанское и посмотрите, откажется ли кто-нибудь. Так и определим.
Дверь распахнулась, и вошел Пайнс, услужливо пропуская вперед директора, который, не замедляя шага, дошел до своего места. Пайнс передал ему папку, в изучение которой директор немедленно погрузился. Все замерли в ожидании. Пайнс обошел вокруг стола, чтобы передать Портерфилду меню:
— Закажите, что вам угодно, и через минуту принесут.
— Хотелось бы знать, когда у меня появится аппетит, — пробурчал Голдшмидт.
Портерфилд вернул Пайнсу меню:
— Мне только кофе. Я должен вернуться в Вашингтон до того, как на улицах станет людно.
Директор оторвался от папки и изрек:
— В Калифорнии сейчас полтретьего ночи. — Он сделал паузу. — Полчаса назад окончилась первая фаза операции.
Тут он вытянул руки вперед и обхватил руками воображаемый предмет, сквозь который посмотрел на противоположную стену зала.
— Предварительные донесения одновременно радуют и огорчают.
— Кого убили? — поинтересовался Голдшмидт.
Директор отвел невидимый предмет немного в сторону.
— Мы потеряли четверых. Джон Нокс Моррисон и Кевин Мортон застрелены около шале на вершине
