который направлял ее, был неверным. Учитывая ее навыки и биографию, выбор был не богат, однако в S.Т.А.R.S., по крайней мере, оценили ее способности, и вовсе не интересовались тем, как она их приобрела. Зарплата была приличной, имелся уже привычный элемент риска…
Смена профессии оказалась на удивление легким занятием. Это не только сделало Дика счастливым, но и дало самой Джилл возможность увидеть, что есть совершенно другая жизнь. И все же, переезд сказался на ней тяжелее, чем она предполагала. В первое время, когда Дик полностью ушел в себя, она чувствовала себя очень одинокой, а работа во имя закона начала казаться ей просто нелепой шуткой — дочь Дика Валентайна работает во имя правды, справедливости, на благо Америки? Ее продвижение в «Альфа», маленький уютный дом в пригороде — да это сумасшествие! Джилл уже начала всерьез задумываться о том, чтобы покинуть город, бросить все и вернуться к тому, чем она занималась и кем была раньше… до тех пор, пока две маленькие девочки, жившие напротив, не показались у порога ее дома. Они спросили, глядя на нее широко распахнутыми, заплаканными глазами, действительно ли она полицейская. Их родители были на работе, и девочки не могли одни найти свою собаку. Бекки в зеленом школьном платье, маленькая Прис в детском комбинезоне, застенчивые и неуверенные в себе. Щенок, как, оказалось, спокойно блуждал по саду всего в нескольких кварталах от дома Джилл. Так она приобрела двух новых подруг настолько легко, насколько это было возможно. Сестры быстро подружились с ней, иногда после занятий в школе приходили к ней домой, чтобы принести пышный букет цветов, играли в ее саду на выходных, пели ей неоконченные песни, которые выучили из фильмов и мультиков. Конечно, девочки не могли чудесным образом изменить ее дальнейшую жизнь или как-то особо облегчить ей одиночество — но так или иначе мысли об отъезде на некоторое время покинули Джилл. Впервые за все это время в свои двадцать три года она стала чувствовать себя частью общества, где жила и работала, и это изменение было столь постепенное, столь тонкое, что она едва его заметила.
Однако шесть недель назад во время семейного пикника в парке Виктория, Бекки и Прис слишком далеко ушли от родителей, вскоре заблудились — и стали первыми жертвами психопатов, начавших с тех пор терроризировать изолированный городок.
Фотография подрагивала в ее руке. Бекки лежала на спине. Остекленевшие глаза, взгляд, устремленный в небо; на ее животе зияла жуткая рваная рана. Чуть поодаль — Прис, ее руки были вытянуты, от тела оторваны куски плоти. Оба ребенка были жестоко растерзаны, им были нанесены ужасные, смертельные раны. Если они и кричали перед смертью, их все равно никто не слышал.
Джилл долго возилась с бумагами, пытаясь засунуть их обратно в папку. Сумев, наконец, разобраться с вещами, она вышла на улицу. Был ранний вечер. Она глубоко вздохнула. В нагретом солнцем воздухе чувствовался тяжелый аромат свежей травы. Где-то слышался счастливый лай собаки и крики детей. Джилл поспешила к своему маленькому, помятому автомобилю, стараясь не смотреть на опустевший дом МакГи, завела машину и съехала с обочины. Девушка ехала через широкие пригородные улицы соседних районов, с открытыми окнами и на предельной допустимой здесь скорости. Не забывая и про осторожность, она поглядывала на детей и домашних животных. Впрочем, на улицах города их встречалось не так уж и много. После того жестокого убийства многие семьи держали своих детей и животных дома порой в течение всего дня.
Маленький автомобиль дрожал, поскольку Валентайн все увеличивала скорость, приближаясь к 202 Магистрали. Теплый сухой ветер развевал ее длинные волосы. Джилл охватило приятное чувство, словно она только что очнулась от страшного сна. Она на скорости прорывалась через залитые солнцем вечерние улицы, через растянувшиеся вдоль дороги тени деревьев.
Было ли это судьбой или чем-то еще, но события, случившиеся в Раккун-Сити, затронули ее душу. Джилл больше не могла притворяться, что была просто осужденной воровкой, пытающейся избежать тюрьмы и встать на иной путь только для того, чтобы осчастливить отца. Не могла она сказать и того, что то, чем занимался S.Т.А.R.S., было для нее лишь очередной работой. Все это теперь имело значение. Имело значение то, что эти дети погибли, и то, что убийцы до сих пор на свободе и все еще могут убивать.
Листы с данными о жертвах, лежащие рядом с ней, слегка всколыхнулись, ветер поймал верхнюю страницу папки. Девять бесприютных душ, возможно, и Бекки с Присциллой среди них. Джилл положила правую руку на немного смятую папку, останавливая едва заметное движение, и поклялась себе, что, независимо от того, каких это потребует усилий, она выяснит, кто ответственен за эти убийства. Независимо от того, кем она была прежде, независимо от того, кем она станет в будущем, она изменилась… и не успокоится до тех пор, пока убийцы этих невинных не ответят за свои действия.
— Эй, Крис!
Крис отвернулся от автомата с содовой и увидел Фореста Спейера, идущего к нему через опустевший холл с широкой улыбкой на загорелом ребяческом лице. Форест был на несколько лет старше Криса, но напоминал скорее непослушного подростка: длинные волосы, одетый в джинсовую куртку, с татуировкой в виде курящего черепа на левом плече. Вместе с тем он был превосходным механиком и одним из лучших стрелков, каких Крис когда-либо видел в действии.
— Привет, Форест. Что нового? — Крис забрал банку содовой из автомата и посмотрел на часы. У него осталась лишь пара минут до начала собрания. Он устало улыбнулся подошедшему коллеге. Голубые глаза Фореста сверкали. Он нес в охапке жилет для снаряжения, армейский ремень и ранец.
Вескер дал Марини приказ начать поиски. Отряд «Браво» отбывает, — даже волнуясь, Форест произносил слова с алабамским акцентом, нарочито медленно. Все еще, широко улыбаясь, он бросил свои вещи на одно из кресел для посетителей.
Крис нахмурился.
— Когда?
— Сейчас. Как только я разогрею вертушку, — произнес Форест, надевая кевларовый жилет поверх футболки.
— Пока вы, альфовцы, будете разбираться с бумажками, мы собираемся надрать несколько каннибальских задниц, — и ничего кроме поразительной самоуверенности — мы S.T.A.R.S.
— Да, но… только берегите свои задницы, хорошо? Мне по-прежнему кажется, что за всем этим кроется нечто большее, чем просто несколько грязных выходок чокнутых психов, ошивающихся в лесу.
— Сам знаешь, — Форест откинул волосы назад и подхватил свой ремень, полностью сосредоточившись на задании. Крис хотел сказать еще что-то, но промолчал. Со всей своей бравадой Форест был профессионалом. И он не нуждался в предупреждениях.
Мысленно вздохнув, Крис слегка похлопал Фореста по плечу и направился в оперативный отдел. Он прошел через двери маленькой комнаты ожидания наверху и спустился в холл. То, что Вескер послал команды порознь, удивило его. Было вполне обычно, что менее опытные члены S.T.A.R.S. производили первоначальную разведку, но они столкнулись с не совсем обычным заданием. Количество смертей, с которым они теперь имели дело, было достаточным для того, чтобы начать более агрессивную операцию. Тот факт, что в деле присутствовали явные признаки организованности убийств, должен был обозначить его, как дело статуса А1, но Вескер продолжал вести себя так, словно все это было чем-то вроде тренировочной прогулки.
Крис снова вспомнил позднюю ночь на прошлой неделе, когда ему позвонил друг его детства. Уже довольно давно он не получал известий от Билли, но знал, что тот поступил на должность исследователя в «Umbrella» — фармацевтической компании, являющейся крупнейшим инвестором в экономику Раккун-Сити. Билли никогда не был охотником за тенью, и ужасное отчаяние в голосе друга детства заставило Криса проснуться и почувствовать сильное волнение. Билли лепетал, что его жизнь находится в опасности, что все они в опасности, умолял Криса встретиться с ним в закусочной на краю города и… попросту исчез. С тех пор никто больше не получал от него вестей.
Крис прокручивал эти события снова и снова в своем сознании на протяжении всех бессонных ночей с момента исчезновения Билли, всякий раз пытаясь убедить себя, что не существует связи между всем этим и атаками на Раккун, но никак не мог отделаться от растущей в нем уверенности, что все происходящее не
