Джилл находилась почти в центре маленького парка, где три дорожки пересекались, а звук исходил откуда-то спереди… или сзади? Акустика была странной, крошечный дворик впереди создавал впечатление, будто низкий, шипящий крик звучал отовсюду. Джилл начала быстро осматриваться, но дорожка за ней и две дорожки впереди простирались вдаль от открытого дворика и исчезали в тени.
Джилл тихонько вышла на открытое пространство, чтобы было больше возможностей убежать или маневрировать, если тварь придет сюда. Раздался твердый, тяжелый шаг. Затем следующий. Джилл вслушалась и решила, что звук доносился спереди и слева - от дорожки к трамваю. Густая тьма все еще не давала возможности хоть что-нибудь рассмотреть.
Вперед и вправо. Лучше уж простой план, чем никакого. И Джилл побежала, ведь у нее не оставалось времени рассмотреть какой-либо из других вариантов.
Ускоряющийся легкий стук ее ботинок внезапно заглушил нарастающий вой и звук тяжелых шагов существа, сотрясающих двор. Джилл полностью сосредоточилась на себе, на движении собственных мышц, на звуке ударов сердца и дыхании. Она перепрыгнула через бордюр и в следующую секунду оказалась у маленьких ворот, которые вели дальше на север, в квартал, заполненный брошенными автомобилями, за которыми и находилась заправка с ремонтной мастерской, а за ней… Джилл не могла вспомнить. Если улица окажется свободной, она сможет пробежать через индустриальный район города, надеясь, что не нарвется на толпу зомби. А если горожане все-таки успели возвести там блокады…
Ее тренированное тело устремилось вперед, Джилл проворно проскользнула через ворота, пригнувшись на бегу и очутилась в относительно безопасном лабиринте из старых автомобилей и грузовиков. Она чувствовала приближение Немезиса и постаралась раствориться в тени, в очередной раз припомнив свою роль в этой охоте. Джилл была дичью, и ей надо было скрываться с тем же усердием, с которым Немезис пытался ее найти; если она справится с этой задачей, то выживет, а существо останется без добычи. Если же нет…
Немезис приближался, и Джилл начала действовать.
В офисе на парковке Карлос нашел пол-упаковки бутылок с водой, немного бинта, свернутого в трубочку, и мужскую рубашку, которая все еще находилась в упаковке - самое стерильное, из всего, что оказалось под рукой. Карлос незамедлительно начал оказывать помощь Михаилу, в то время как Николай принялся караулить, стоя с винтовкой в руках и пристально всматриваясь в разбитые автомобили в темноте. Со двора не доносилось ни звука, было слышно лишь учащенное дыхание Михаила да одинокий крик вороны вдалеке.
Карлос мало понимал в медицине, но посчитал, что рана была не так уж и страшна; пуля прошла навылет через бок Михаила, недалеко от левой бедренной кости. Дюйм или два ближе, и Михаил был бы обречен: попадание в печень или почки стало бы смертным приговором. Похоже, он получил проникающее ранение брюшной полости и кишечника; в конечном счете, это может привести к смерти, но при своевременной медицинской помощи Михаил продержится какое-то время.
Карлос перевязал рану, сделал компресс и обернул повязку из куска рубашки вокруг торса Михаила для надежности перевязки. Казалось, командир взвода справляется с болью достаточно хорошо, однако его тошнило и у него кружилась голова от потери крови. Боковым зрением Карлос заметил, что Николай зашевелился. Он закончил обвязывать ткань поверх бинтов и увидел, как командир отряда достал портативный компьютер из плечевой сумки и стал нажимать на клавиши с сосредоточенным лицом. Зиновьев поставил свою винтовку и присел рядом с разбитым пикапом.
- Сэр, то есть, Николай, я закончил с этим, - сказал Карлос, поднимаясь. Михаил настоял, чтобы они отбросили формальности со званиями в разговорах, сославшись на необходимую гибкость в их ситуации. Карлос с этим согласился, но не создавалось впечатления, что Николай был от этого в восторге; судя по всему, он был приверженцем строгих бюрократических процедур.
Побледневший Михаил, щурясь, приподнялся на локтях.
- Ты никак не можешь использовать эту твою штуку, чтобы запросить эвакуацию? - произнес он слабым голосом.
Николай качнул головой, вздыхая. Он закрыл портативный компьютер и положил его обратно в сумку.
- Я нашел его в полицейском участке и подумал, что от него может быть некоторая польза. В нем могли оказаться перечни уличных блокад или больше информации о случившейся здесь катастрофе.
- Но не посчастливилось? - спросил Михаил.
Николай шагнул к ним, выражение его лица предвещало отрицательный ответ.
- Нет. Я думаю, что наш лучший выбор - пробовать пробраться к часовой башне.
Карлос нахмурился. Трент сказал ему, что в часовой башне предположительно были запасы оружия, и оттуда необходимо было направляться на север; зная от Джилл, что в западном направлении идет трамвай и владея этой новой информацией, он начинал чувствовать, что совпадения его уже замучили.
- Почему к часовой башне?
Ему ответил Михаил, говоря тихим, сдавленным голосом:
- Там место эвакуации. Туда мы, как предполагалось, должны были отвести гражданское население и подать сигнал транспорту, чтобы нас вывезли. Колокола часовой башни связаны с компьютером, и система отправляет сигнал, когда программа запущена. Мы включаем часовой звон, и прибывают вертолеты. Заманчиво, не так ли?
Карлос удивился, почему никто не позаботился включить данный небольшой кусочек информации в их брифинг, но решил об этом не спрашивать. Сейчас это уже не имело значения; им необходимо было добраться до трамвая. Карлос не знал Николая достаточно хорошо, но Михаил Виктор не представлял никакой угрозы, по крайней мере, не в таком состоянии, и его необходимо было доставить в больницу. Трент рассказал, что одна из больниц располагалась недалеко от часовой башни.
Нет. Рассказанные ими истории были такими же, как и его собственная; они сражались и видели смерть своих товарищей по оружию, они потерялись, пытались найти выход и, наконец, все встретились здесь. Однако теперь, когда вовлеченными оказались еще два человека, все это выглядело подозрительно. Трент заставил его сомневаться в мотивах окружающих, беспрестанно размышлять о том, кто, возможно, был вовлечен в предполагаемый заговор 'Амбреллы', и всякий раз тщательно обдумывать, что можно, а чего нельзя говорить.
