Оба мужчины кивнули и развернулись, немедленно приступив к делу, Крис закрыл глаза на секунду, вознося небу краткую горячую молитву.
'Пожалуйста, пожалуйста, держись, Клэр. Продержись до моего приезда'.
Это прозвучало так себе, но у Криса было стойкое ощущение, что в несколько ближайших бесконечных часов он будет молиться гораздо усерднее.
Скрытая аппаратная находилась позади стены из стеллажей с книгами в частном особняке Эшфордов. По возвращению в их дом, скрытый позади 'официального' особняка для приемов, Альфред бросил свою винтовку и тут же направился к стене, быстро тронув корешки трех книг в определенном порядке. Он чувствовал, что за ним, притаившись в тени передней части зала, наблюдают сотни пар глаз, и хотя он уже давно привык к разросшейся, разбросанной по особняку коллекции кукол Алексии, все же иногда он желал, чтобы они смотрели за ним не столь пристально. Бывали времена, когда ему хотелось уединенности. Стена повернулась, открываясь, он услышал писк летучих мышей, прятавшихся в карнизе, и нахмурился, кривя губы. Похоже, что чердак был поврежден во время атаки.
'Не волноваться. Не волноваться. Оставить заботы на другой день'.
У него были более важные дела, требующие внимания. Алексия, очевидно, снова уединилась в своих покоях, да будет так; Альфред не хотел огорчать ее еще сильнее, а новости о возможном убийце на Рокфорте, несомненно, относились к расстраивающим. Он ступил внутрь потайной комнаты и толкнул тщательно сбалансированную стену с книгами, закрывая за собой проход.
Обычно на территории работало семьдесят пять различных камер, вид любой из которых в режиме реального времени он мог вывести на один из десяти небольших мониторов, находящихся в маленькой комнате, но большая часть оборудования комплекса была повреждена либо уничтожена, оставив ему лишь тридцать одно устройство, изображение с которых было годным. Точно зная, что грязными целями Клэр были кража информации и поиск Алексии, Альфред решил сосредоточиться на ее пути из тюремного комплекса. Он не имел никаких сомнений насчет того, что девчонка скоро появится; такие, как она, недостаточно благовоспитанны, чтобы скончаться при налете или от его последствий, хотя… чем дольше длились его ожидания, тем сильней возрастал интерес к игре, и он уже начинал беспокоиться о том, что ее жизнь, вполне вероятно, могла угаснуть.
К счастью, его первоначальное предположение оказалось верным. Первым через главные ворота проник другой заключенный, но буквально через несколько минут за ним последовала девчонка Рэдфилд. Удивляясь их медленному продвижению, Альфред наблюдал, как Клэр пыталась догнать молодого человека, заключенного 257, согласно номеру на спине его тюремной робы, который, очевидно, и понятия не имел о том, что его преследуют.
Когда юноша достиг верхней ступени лестницы, ведущей на выход из тюремной зоны, он остановился, взгляд его нерешительно метался между территорией особняка и тренировочным комплексом; Альфред набрал 257 на клавиатуре, которая была под левой рукой, и обнаружил имя — Стив Бернсайд. Оно не говорило ему ни о чем, а поскольку мальчишка продолжал колебаться в сомнениях, Альфред снова переключил свое внимание на будущую добычу, с любопытством следя за молодой женщиной, которой вот- вот на недолгое время предстояло стать его напарником по игре.
Клэр перебиралась по поврежденному мосту через пропасть, всего на пару минут отставая от Бернсайда, она шла, ступая на землю носками ног, как легкоатлет. Она казалась вполне хладнокровной, осторожной, но и не сожалеющей о своем решении пересечь мост… однако она была и достаточно внимательна, чтобы не смотреть вниз, в заполненную туманом темноту, массивные расщелины в скалах, уходящие вниз на сотни футов, не задерживали ее. Окруженный теплом и безопасностью своего дома, Альфред улыбался, представляя себе ее восхитительный страх… и поймал себя на том, что вспоминает уловку, которую они с Алексией однажды опробовали на охраннике.
Им было шесть или семь лет, и Франсуа Село, один из любимчиков их отца, был в тот раз начальником смены. Он был вечно подлизывающимся льстецом, подхалимом, но только по отношению к Александру Эшфорду. Однажды днем, за спиной их отца, он посмел безжалостно насмехаться над Алексией, когда она бежала под проливным дождем, поскользнулась и упала, и ее новое синее платье было измарано грязью. Такое оскорбление невозможно было вынести…
'О, как же мы планировали, до самой поздней ночи обсуждая подходящее наказание за столь непростительно поведение, наш детский разум кипел, подсказывая все возможности…'
Заключительный план был простым, и они безукоризненно привели его в исполнение два дня спустя, когда на Франсуа была возложена обязанность по охране главных ворот. Альфред мило попросил повара разрешения отнести утренний эспрессо Франсуа, рутинная работа, которую он часто выполнял для привилегированных служащих… и на пути к мосту через пропасть, Алексия добавила специальный состав в крепкий горький кофе, всего лишь несколько капель курареподобного вещества, которое она сама синтезировала. Препарат парализовал плоть, но нервную систему оставлял неприкосновенной, так что тот, кто принял его, не мог двигаться и говорить, однако мог чувствовать и понимать, что с ним происходит.
Альфред медленно приближался к тюремным воротам, так медленно, что нетерпеливый Франсуа сам пошел к нему навстречу. Улыбаясь, зная, что Алексия уже вернулась в особняк и дошла до аппаратной, следя за ними на экранах мониторов и слыша каждое слово — Альфред прикрепил к себе маленький микрофон — он ступил близко к перилам, прежде чем извиняющимся тоном предложил Франсуа чашку кофе. Оба близнеца с тайным восторгом наблюдали, как охранник жадно вылакал свое пойло, а через несколько секунд, задыхаясь, стал глотать воздух, низко склонившись над перилами моста. Любому со стороны показалось бы, что мужчина и мальчик лишь оглядывают пропасть… но не Алексии, конечно же, которая позже призналась, что была в восхищении от того, как ему удалось сыграть саму невинность.
'Я посмотрел на него, на страх, замерший в мерзких чертах лица, и объяснил, что мы сделали. И что мы собирались сделать'.
Франсуа издал низкий писк, пронесшийся сквозь сжатые челюсти, когда он, наконец, осознал, что не может защитить себя даже от ребенка. Почти пять минут Альфред с наслаждением мучил Франсуа, разделывая его, словно фермер свинью, втыкая ему глубоко в плоть бедра иглу для шитья столько раз, что сам сбился со счета.
Будучи парализованным, Франсуа Село мог только терпеть боль и унижение, несомненно, уже жалея о своем скотском поведении в отношении Алексией и страдая в тишине. И когда Альфред устал от их игры, он несколько раз пнул по грязным сапогам охранника, описывая свои ощущения внимающей Алексии, а Франсуа беспомощно скользил вдоль перил и стремительно полетел вниз навстречу своей смерти.
'И тогда я закричал и притворился, что плачу, когда остальные охранники бежали ко мне по мосту, отчаянно стремясь утешить своего молодого хозяина, спрашивая друг друга, как такая ужасная вещь могла произойти. А позже, гораздо позже, Алексия пришла ко мне в комнату и поцеловала в щеку, ее губы были теплы и мягки, ее шелковистые волосы щекотали мне горло…'
Изображение на мониторах отвлекло его от столь дорогих сердцу воспоминаний, сейчас Клэр стояла на том самом месте, где минуту назад колебался в раздумьях Бернсайд.
Отвлекшись от основного дела своими беззаботными воспоминаниями, Альфред на несколько секунд почувствовал некую неуверенность, ища молодого хулигана, переключая камеры, и наконец обнаружил его буквально в нескольких шагах от особняка. Альфред быстро проверил свои пульты управления на консоли, дабы убедиться, что все двери особняка не заперты, подозревая, что мальчишка, вероятно, легко соблазнится такой доступностью…
…и вскрикнул от восхищения, увидев, что эта Клэр последовала за ним, выбрав тот же путь, что и ее юный друг.
'Насколько же великолепным зрелищем станет ужас на ее лице, когда она, стоя на коленях в остывающей луже крови мистера Бернсайда, будет молить о себе…'
Но если он хотел успеть поприветствовать их должным образом, пора было отправляться немедленно. Альфред стоял на том же месте и снова открывал стену, его волнение усилилось, когда он закрыл ее за собой и вышел в огромный холл. Он невероятно сильно хотел рассказать Алексии свои планы, прежде чем уйти, поделиться несколькими своими идеями с ней, но опасался, что время сейчас стало главным обстоятельном, имеющим значение.
— Я буду наблюдать, мой любимый, — сказала она.
