поддерживать устойчивое поле… Поле – чего? Я не знаю. То есть – не до конца понял. А вообще-то – это уже не наши материи. И меня не слишком интересует, какие. Мне обещано. Я выполняю… Еще бы Сиропчику как-то объяснить, что все ее страдания не напрасны. Не вдаваясь в подробности насчет материнской платы. Тяжело с женщинами, тяжело. Очень трудно разговаривать. Особенно когда в постели ничего не можешь. Какие-то суррогатные барахтанья не в счет. У нашего Сиропчика достаточно сарказма, чтобы оценить самый утонченный петтинг (джоггинг, блоттинт, свимминг, шоппинг?) по достоинству. И какого черта я такой мир придумал? Так и не пойму. Откуда вся эта немыслимая дрянь полезла? Особенно ее навалом здесь, в Городе. Лежишь так иногда и в качестве мысленных упражнений пытаешься определить, что является подспудной причиной какого-нибудь местного, особо изощренного уродства. За некоторые вещи бывает невыносимо стыдно. А несчастные гейши так просто душу мне рвут каждый раз, появляясь в покоях ВД, дабы усладить слух их сиятельства перед сном. И это ладно еще, считай, легко отделались… Могло быть и хуже. Ужас, какие мрачные бездны скрываются в наших душах… Все, братцы, хватит дурака валять. Идти пора. Надоело мне в этом дурном Городе…
…Надоело, надоело, надоело, надоело… Света вскочила с кровати и забегала по комнате. Видеть этот Город уже не могу! На каждом углу – какие-то дикие и злобные насмешки, ловушки и просто подлянки… Господи, а сегодняшний разговор… Лежу как полная дура. Пришел любимый человек. Я его ждала, томно раскинувшись на своей королевской постели, а он… Лапку погладил… И все! Да мне плевать десять тысяч раз на то, что это он не специально так придумал! Я ему говорю: а ты отдумай обратно! Смеется. Я спрашиваю: а зачем тогда все эти бицепсы-трицепсы, перед кем ты здесь выпендриваешься? А он отвечает: производственная необходимость… Я ждала моря страсти, а он, оказывается, просто поговорить зашел! Все. Все, мужики, у меня, кажется, крыша съезжает. Один хмырь бородатый утверждает, что он – Самойлов. И что, видите ли, явился специально за мной. Другой и того хлеще – воскресший Антонов. И тоже – по мою душу. А третий… Боже, за что мне такое? – безногий инвалид, мечтающий получить обратно свои конечности. И планы у него в этой связи на мой счет – самые обширные. Ой, мамочки, как домой хочется… Но с кем? Не с Самойловым же этим… Виталий утверждает, то есть как-то странно утверждает-намекает на какие-то специальные возможности вернуться в наш, привычный, мир вместе с ним… А, ну и что? Поверю. К чудесам быстро привыкается. Вчера, например, ВД разрешил поиграть с его пароделкой. Классное занятие, я вам доложу… Все небо облаками изрисовала, пока свет не выключили…
…Вчера она весь день ела черную икру и рисовала облаками по небу. А счастливый ВД весь день умильно на нее смотрел. Я ревную? К ВД? С ума сошел, да? О ВД, кстати, разговор у нас особый. Ну, во-первых, ты когда-нибудь задавался вопросом: как этот безногий чурбан – извини, Саня, я думал, что ты уже спишь – забирается в свой танк? При этом – совершенно точно, я специально следил! – слуги ему не помогают. А? Что, Сань? А раньше ты не мог этого сказать? Почему я как дурак здесь голову ломаю, а ты, оказывается, ответ давно знаешь? Что, что? Летает? Чуть-чуть? А, ну-ну. Примерно как те крокодилы: низенько-низенько? Обиделся… Сань, не обижайся, пожалуйста, это у меня скорее всего просто защитная реакция такая. У нас, понимаешь, в нашем мире, все немножечко не так… Никаких тебе – Вторых Диктаторов, надуванчиков и Синих Уродов. То есть и диктаторы, и уроды, конечно, есть, но – обыкновенные. Эй, Сань! Ну, правда, не сердись, я не со зла… Ты вот что мне лучше объясни. Я вот никак понять не могу: почему ваш ВД, ну то есть отец твой, так крепко власть держит? Как это у него получается? У безногого?.. Саня непонятным образом зашебуршился, засуетился, заерзал. И… Ничего. Эта область его воспоминаний, – в отличие от открытой и подробной картины всех его похождений – начиная с побега, включая все странствия и заканчивая полным перечнем всех подвигов Команды, – оказалась наглухо замурованной… Странно. Правда, Саня, странно? Может, напряжешься? Интересно же…
И мы поднапряглись.
Когда Саша открыл глаза, то обнаружил себя туго замотанным в узорное покрывало, лежащим под кроватью, с трясущимися руками и отвисшей челюстью. Абсолютно деморализованный Саня валялся без чувств на задворках сознания.
Никаких конкретных воспоминаний не осталось. Что-то размытое, нечеткое, туманное… Но от этого не менее ужасное. Не хотелось даже мельком касаться клубившихся ТАМ образов… Нечеловеческие желания, питаемые нечеловеческими же амбициями. И СИЛА. Я больше не буду спрашивать, куда господин Антонов подевал пять с половиной миллионов жителей. Я не буду больше смотреть в ту сторону. Я буду сидеть тихо-тихо, как мышка. Обещаю.
А вечером следующего дня я первый раз самолично, безо всякой Саниной помощи, поссорился с ВД. Если быть откровенным, я с ним просто вдрызг разругался. Их сиятельство изволили посмотреть на меня даже с некоторым уважением.
Началось все, как всегда, после обеда. После обеда у нашего ВД всегда самое энергичное и деятельное настроение. Именно после обеда ему всегда хочется, как говорится, – то ли цветов и музыки, то ли зарезать кого… Ну, с цветами и музыкой у нас не очень… А вот зарезать – это всегда пожалуйста!
Вначале, как только из-за стола встали, ВД, как всегда, предложил на экскурсию сходить. Это он у нас – жу-уткий любитель всяких походов и поездок, особенно в познавательных целях. А выбор в тот день был такой: Музей Женских Запахов (нас с Саней передернуло, и мы быстро отказались) или завод по производству хлорной извести (во развлеченьице, да?). Я сказал: что-то неохота никуда идти… ВД немного надулся, но тут же придумал себе занятие.
И вот ты знаешь, я ведь никогда не считал себя каким-то там крутым правозащитником… Ну то есть слабого, конечно, в обиду не давал, но и на рожон особо не лез… Да и слуги эти его бритые – бьет он их или еще как измывается – мне абсолютно по фигу. Но! Вот в этот раз почему-то не выдержал.
ВД еще с утра тусовался туда-сюда с банкой лака. Типа мебельного. Только сохнет очень быстро, просто моментально. Вот он к вечеру и надумал, гад: слугам своим морды эти лаком мазать. Да не просто мазать, а еще и перед этим заставлял их рожи всякие корчить. Вот скроит лысый на лице что-нибудь, а ВД тут же лаком – мазь, мазь! Так и засыхает. И, главное, мажет прямо по глазам, по губам… И вонючий этот лак еще… Я как представил, что это он мне сейчас этим лаком в рот… А может, упоминание Музея Женских Запахов на меня так подействовало?.. Короче говоря, не выдержал. Взорвался.
– Ты чего, – говорю, – гад, над людьми издеваешься?
От такого вопроса у ВД аж кисточка из рук выпала. Для него это все равно что спросить: почему ты еду в рот кладешь да зубами жуешь?
– А что ж с ними еще делать?
Он даже растерялся. Но, правда, ненадолго. Через десять секунд ка-ак заорет! Эх, жаль, были бы ноги – затопал. Как он только меня не обзывал… Ну, и я тоже не смолчал. Никогда за собой скандальных способностей не замечал. А тут, гляди ты, раскрылись… Стоп. Это я к чему? Не к ругани же нашей безобразной? А! Вот к чему. Весь наш разговор на повышенных тонах как раз и подошел к главному вопросу: идем мы, черт побери, в этот Квадрат или нет? Будем мы сыновний долг выполнять или нет? Опять-таки – черт побери!
И тут я в горячке, не посоветовавшись с Санькой, как брякну:
– Идем, – говорю, – прямо завтра и выходим!
Вот так.
На следующее утро.
Завтрак. Все чинно хрумкают овсянку. Света бросает сильные, но непонятные окружающим взгляды в сторону Антонова. Антонов безмятежно мажет хлеб вареньем. Я заметил, он тут старательно изображает из себя что-то вроде Голоса от Автора.
– Мы сегодня выходим, – говорит ВД вполголоса.
Все пропускают это замечание мимо ушей. Мало ли куда взбрендит выйти сегодня их сиятельствам?
– В Квадрат идем, – добавляет ВД.
Немая сцена.
И вот тут, чтобы добавить немного остроты, я говорю вкра-адчивым голоском:
– Ты знаешь, пап, я тут подумал… К чему нам посторонние люди в Квадрате? – И взгляд так медленно на Антонова поднимаю.
А папаша у нас ничего – сообразительный. Он только бровью повел, как четверо жирных ребят уже вели Антонова под белы ручки вон. А пятый – остатки его завтрака следом нес. Дабы господин Вомбат не
