милиция. Я ведь совсем не похожа на Катю. Да что говорить, ты же сам знаешь, какая она и какая я…
— Ты — красавица, Эгле. — Осторожно взяв меня за руку, сказал Кирилл. В его глазах в этот момент промелькнуло что то такое, что я покраснела и поспешила выдернуть свою руку из его горячей ладони.
Кода мы поднялись, наконец, в воздух я заворожено прильнула к толстому стеклу иллюминатора. К моему глубокому разочарованию город был почти не виден под плотным слоем мягких пушистых облаков. Кир, больше не пытался со мной заговорить, он, откинувшись на сидень,е то ли дремал, то ли думал о чем то своем. Я не рискнула его тревожить, как-то не удобно было… Это сделала за меня стюардесса, появившаяся в походе с тележкой нагруженной пластиковыми тарелочками и бутылками.
Передав мне бутылку пепси, картошку с мясом и салат в вакуумной упаковке Кирилл с заговорщическим видом попросил стюардессу.
— Принесите, пожалуйста нам с девушкой коньячка. — он оценивающе посмотрел на меня. — Грамм по сто, я думаю, будет вполне достаточно.
Минут через пять на столике перед Киром уже выстроилась шеренга из четырех микроскопических пятидесяти граммовых бутылочек с коньяком.
— Ну что, отметим знакомство? А то как то не по-людски у нас с тобой получается.
— Отметим. — Легко согласилась я.
— Ты хоть коньяк то пила раньше? — Отворачивая маленькие металлические крышечки, спросил он.
— Нет, — честно призналась я.
— Господи! — Простонал мой спутник. — Ты хоть что-то до знакомства со мной умела? Такое ощущение, что ты жить начала буквально вчера вечером, где то за час до того, как ветер занес тебя в гримерку Танюхи Ворониной. Ты не пьешь, не куришь, краснеешь постоянно, как девочка, да еще букашки эти… Я чувствую себя буквально каким то растлителем малолетних детей, прости господи. — С какой то не понятной досадой неожиданно закончил он. — У тебя и жениха наверное не было путевого еще?
— Нет. — Я с легкой улыбкой покачала головой. — Конечно, в школе за мной мальчики ухаживали, дергали за косы, портфель прятали… потом как то остепенились, стали солиднее знаки внимания проявлять, домой провожали…
— И все? — Вздохнул Кирилл. — Не густо. А после школы что?
— Ничего. — Пожала плечами я. — Я ведь никуда не ходила, ни на дискотеки, ни в компании разные… Где же познакомиться было? У меня никого кроме Нюси не было. Она и сестричку мне заменяла, и подружку , и маму… Если деньги появлялись мы с ней в кино ходили, мороженое покупали, а нет так просто гуляли на витрины красивые глазели. Я ей про Литву рассказывала, она мне про своего мужа…
— Как говорится, у кого чего болит… — пробормотал Кир. — Теперь мне все понятно. Значит, вот почему ты такая наивная , что каждый тебя вокруг пальца в два счета может обвести. Нет у тебя никакого опыта и даже обычной житейской сметки. Придется брать твое светское воспитание в свои руки. — Он смущенно привычным движением почесал подбородок. — Что-то мне даже выпивать с тобой страшновато…
— Не волнуйся. Я пила уже. — Успокоила парня я. — Вино правда, а не коньяк, зато стаканы большие были, не то что эти аптекарские пузырьки. Мне Жорж наливал пару раз.
— Так, может, я не за тебя, а за себя боюсь? — Кирилл снова посмотрел на меня тем взглядом , от которого мне почему то становилось неловко. Почему то в памяти снова всплыли звериные глаза Сергея Ковалева. — Ну ладно давай выпьем за знакомство тогда, раз ты такая храбрая. Он легонько чокнулся со мной прямо бутылочкой и опрокинул коньяк в рот. Я тоже последовала его примеру, не хотелось, чтобы Кир продолжал считать меня глупым беспомощным ребенком.
— Слушай, Эгле… Познакомиться то мы с тобой познакомились, а я в общем , так толком о тебе ничего и не знаю. Кто ты, откуда, как в Россию попасть умудрилась? Мы ведь теперь что-то типа друзей или компаньонов, кто знает, сколько времени продлится наша с тобой так называемая командировка.
— А ты сколько планируешь? Хотя бы приблизительно? Ведь это я беспризорная, безработная, абсолютно никому не нужная, кроме милиции, а ты то, наверное, не сможешь торчать рядом со мной постоянно. К примеру, пол года…
— Нет, ну пол года по любому не получится. Максимум сколько мы сможем без особых проблем и затруднений пожить в Нормандии — всего-навсего девяносто дней. Мало, конечно, но визу французы больше не дают. При необходимости можно будет, конечно, ее продлить в посольстве, но это уже риск и пойдем мы на него только при каких то особенных крайних обстоятельствах. Ну так что, готова о себе рассказать, или не хочется ворошить старые раны?
— Так мне и ворошить то особенно нечего. В принципе я очень мало могу прибавить к тому, что ты уже знаешь. Разве что про родителей… Но это тебе не интересно будет.
— Расскажи. — Он осторожно обнял меня за плечи. — Я хочу послушать.
То ли от выпитого коньяка, то ли от этого нежного объятия, но на душе у меня стало хорошо, спокойно и тепло. Я закрыла глаза и представила величественный заснеженный лес, по которому мы с мамой и еще какой то не знакомой женщиной едем в санях, вперед бежит запряженная в сани пегая лошадка. Куда мы едем, зачем — не понятно. Потом перед глазами предстала другая картинка — высокий белоснежный, упирающийся кончиком креста прямо в самое небо костел. Я стою перед ним, задрав голову, и считаю удары колокола. Мама крестится, и мы через низкие своды арки входим в тенистый двор , мама снова останавливается и крестится, читая какие то имена и фамилии выбитые на стене. Потом папа говорил мне, что там написаны имена всех тех , кто управлял костелом в течении всего его существования. Потом шикарный зал с рядами темных деревянных лавочек со спинками… Такого великолепия, как в той церкви, я не видела больше никогда в жизнь. В моей понимании и тогда, и сейчас , именно так должны выглядеть настоящие дворцы. Этот зал я представляла каждый раз, когда рассказывала малышам волшебные сказки о королях и королевах, принцах и принцессах… Я не совсем уверена, что этот шикарный зал существовал на самом деле, а не привиделся мне во сне. Хотя, думаю, нет. Ведь в этом зале я четко представляю себе маму, сидящую на кончике лавки. Она плачет и опять молится. Вот и все, что я помню о маме. Что из этого я могу рассказать Киру? О папе я помню больше, но и о нем вроде как нечего сказать вслух.
Кирилл, очевидно думая, что я заснула покрепче меня обнял и положил голову на свое плечо. Я устроилась поуютнее и, не открывая глаз, начала рассказывать.
— Родилась я в Литве. В городке с названием Тельшай. Ты скорее всего даже не слышал о нем , а он, между прочим, не просто маленький городок, а столица целой области под названием Жемайтия. Правда, насчитывает он тысяч шестьдесят жителей, не больше, но в Литве не любят больших городов. Отца звали Саулюс Вэнсус, маму соответственно Доната Вэнскене . С того возраста, когда я себя помню, мы жили втроем напротив строящегося перед самыми нашими окнами здания пожарной части. Там как раз и работал папа. Мама работала в парикмахерской — Kirpukla по-нашему. Я помню двухэтажное старое здание из красного кирпича с подковообразной синей вывеской над дверью. Потом заболела мама. Докторов я не помню, помню только, как она постоянно плакала и ходила в костел. На похоронах меня тоже не было , отец отвез меня в Клайпеду к сестре своей матери… Ну что потом… Потом пожарную часть достроили, папе стало трудно найти работу по специальности, еще ему было грустно в доме, где они с мамой провели столько прекрасных минут. Он сам мне об этом говорил. Мы с ним сходили на кладбище поплакали, оставили на маминой могиле венок из ее любимых лилий и с одним чемоданом поехали в Вильнюс. Оттуда самолетом попали в Москву. Язык русский у нас в Тэльшае все не хуже чем родной литовский знают. Говорят даже сейчас там есть российские телеканалы, вещающие на русском… Вот и все. Дальше ты знаешь. Папа работал, переезжал с объекта на объект, я за ним… Он очень скоро понял, что лучшую долю и счастье все же лучше искать не в каких то дальних завидных краях, а у себя дома, не зря говорят люди — где родился, там и пригодился… Ни денег особых, ни счастья в России Саулюс Вэнсус не нашел. Он все чаще говорил со мной о том, что хочет вернуться в Литву, где у него осталась престарелая мама, но так и не успел.
— Ты совсем не помнишь родину? Не скучаешь по ней?
— Нет. Конечно, я помню кое-что… Костел, парикмахерскую, главную площадь Тельшая, куда папа водил нас с мамой на праздники. Но все это как-то призрачно и почти не реально. К примеру, я как-то увидела на картинке эту самую центральную площадь, оставшуюся в моей памяти огромной и величественной. На самом деле оказалось, что она чуть ли не меньше нашего пустыря перед окнами, и
