нашу спящую красавицу… А если я к примеру раздобуду денег и мы с тобой сможем махнуть на Канарские острова, или в Таиланд, или в Перу, ты что же, и туда потащишь ее за собой?
— Чтобы уехать, надо сначала разбогатеть, — уклончиво пробормотала Нюся.
— Ба! За этим дело не станет! — Сергей хохотнул. — Нет, ты мне все-таки ответь: потащишь ее за собой? И еще милая, ты вообще то замечаешь, что сиротка то твоя давно выросла. Она уже не девочка, как ты ее постоянно называешь, а женщина и очень даже аппетитная…
— Ты не можешь… — сдавленно прошептала пораженная Анна.
— Да не волнуйся ты, я и не собираюсь твою красотку соблазнять… НЕ нужна она мне, мне и тебя вполне хватает, к тому же я люблю тебя, мой цыпленок. Меня всегда маленькие худышки привлекали, тоненькие пальчики… — Из спальни послышался звук приглушенного поцелуя. — Я это к тому говорю, что пора бы уже и честь знать,. В смысле, ты ведь ее кормишь, поишь и одеваешь уже почти три года, ничего не требуя взамен, а этой дурище и в голову не приходит, что при таких формах, она запросто может найти такой беспроигрышный вариант, который не только ее, но и нас с тобой обеспечит бабками до конца жизни. Я специально ей денег даю, чтобы она хоть по путным местам помоталась, посмотрела, как люди то живут, может дойдет до чего своими куриными детскими мозгами. Только она видно и правда дура-дурой, эта твоя «девочка»… Ладно, хоть под ногами с утра до вечера не мотается, и то польза…
— Но ты же сам сказал, чтобы она не работала…
— Ты считаешь это работой? — Презрительно процедил Сергей. — А то , что она получала — зарплатой? Не смеши. Да если бы она еще пару месяцев поваландалась в холодной воде с этой грязной тряпкой в руках, на ее будущей карьере и перспективах можно было бы поставить точку… Я все же надеюсь, что она наконец очнется от своих инфантильных грез и мы с ней сможем замутить не одно симпатичное дельце…
— Сережа! — Взмолилась Нюся. — Я же сто раз просила тебя, умоляла — оставь девочку в покое! Не впутывай в свои сомнительные дела. Я ни в коем случае не осуждаю тебя, или не дай бог не собираюсь учить… Ты живи как тебе нравится. Ты , Сереженька взрослый, очень умный и дальновидный человек, — в голосе Нюси появились уже привычные подобострастные нотки, — А Элю оставь в покое, пусть она живет сама… как умеет, как ей привычно, как она правильным считает…
— Ничего себе! — Хмыкнул Сергей, впрочем довольно добродушно. — Значит кормить , поить и давать жилье я право имею, а все остальное ни-ни? Удобно устроилась, малышка. И после этого ты называешь ее наивной беспомощной девочкой?
Я услышала тихий плачь. Кресло под моим скрюченным телом завздыхало, затрепетало и чуть ли не заходило волнами. Больше всего я боялась, как бы эта старая рассохшаяся махина не начала скрипеть и не выдала меня. Как я ни старалась затаиться, лежать неподвижно, мой трепет и волнение передавалось матрасу, и кресло время от времени тренькало и точно скрежетало зубами.
Но двое за дверью ничего не слышали — так были заняты своим спором.
— Что же, значит ты хочешь, чтобы я прогнала ее? Выставила прямо вот так вот на улицу? — Всхлипывая спрашивала Нюся. — Чтобы она больше тебе не докучала?
— Сергей долго молчал. Я на своем рассохшемся кресле дрожа ждала ответа. Наконец он сказал почти не понижая голоса.
— С этим можешь не торопиться. Я еще подумаю. Мне пришли в голову кое-какие соображения насчет нее.
Шепот утих, видно те двое заснули, а я до самого утра продолжала мучиться, дрожать, обливаться холодным потом на своем старом раскладывающемся кресле. Что теперь делать? Куда деваться? Как права была Нюся, когда упорно настаивала на том, чтобы я держалась за постоянную работу обеими руками. Какая же я дура, прости господи! У меня была зарплпта, пусть маленькая, но была. Я вполне могла бы прожить на нее, нормально питаться… Ну пусть даже не слишком нормально, но прожить то можно было, а там глядишь и правда повысили бы до парикмахера… А что теперь? Где теперь мне искать работу? К кому идти. Была у меня где то в Петропавловске тетка, сестра матери, но и туда я вряд ли смогу добраться без денег, да и помнит ли тетя о своей давно сгинувшей в небытие племяннице большой знак вопроса. А чужим — кому же я нужна? Такая глупая, беспомощная , не образованная неумеха… Я то глупая думала, что Нюся ко мне привязалась так же крепко как я к ней, а теперь ясно, что в любую минуту Аня предаст меня, сделает все, что прикажет ей муж, выбросит по первому его слову на улицу.
«Папа, папа! Почему тебя нет, почему ты умер?» Я вспомнила тот последний день, когда я приносила на леса завтрак отцу в его старой парусиновой сумке, ощущение его жесткой широкой ладони на своем затылке, его низкий с сипотцой голос.
— Посмотрим-посмотрим, что хорошего ты принесла мне сегодня птичка моя. Ты же у меня отличная хозяйка. — И похвалился перед своими товарищами, которые сидели тут же на лесах каждый со своей едой — Это моя дочка Эгле. Она у меня весь дом ведет. Даром, что ей только пятнадцать.
Горе затопило меня. Я уткнулась лицом в подушку и бормотала дрожа — Папа, милый папа, мой собственный, мой единственный, ты видишь меня? Видишь, как мне плохо? Папочка, возьми меня к себе, я здесь никому-никому не нужна! Возьми, папа…
Долго долго тянулась эта ночь. Утром я измученная и бледная до синевы молча складывала свою постель, когда в дверях появился франтоватый, очень оживленный Сергей.
— какая у нас назначена на сегодня программа? — Спросил он. — Очень советую пойти в «Октябрь» на «Последний поцелуй» . Говорят, увлекательный фильм, вот тебе монеты, старушка. — Он протянул мне деньги.
— Я не пойду в кино, и деньги мне не нужны. — Я даже деньги спрятала за спину. Мое лицо выражало угрюмую решимость. — Забери их обратно.
— Вот как! Это что то новое! — Сергей присвистнул. — У мадмуазель дурное настроение? Встала с левой ножки?
— Да нет, Сережа. Просто Эля договорилась сегодня с Мартой Ивановной из пятнадцатой квартиры, что погуляет пару часиков с ее близнецами. — Поспешила мне на выручку Аня. — Она еще вчера мне об этом сказала.
— С какими еще близнецами? — Нахмурился Сергей.
— Да ведь у нее уже давно целая сеть клиентурная сложилась. Ее ребятишки местные просто обожают, Эля их отлично понимает, развлекает, частенько с ними возится… Ну и некоторые мамочки время от времени просят Элю посидеть с их детишками, пока они в отлучке, погулять , спать уложить. Мне многие говорили, что у них сердце за детей спокойно, когда они с Элей. Ей деньги даже за это платят, не много конечно, но все же…
Нюся прижала к себе мою встрепанную голову и поцеловала в макушку. Я высвободилась вероятно излишне резко, Аня с удивлением и печалью посмотрела на меня, недоумевая что это вдруг случилось с ее тихой и покладистой девочкой. Но будильник неумолимо отсчитывал минуты, надо было бежать в парикмахерскую, и Нюся, послав воздушный поцелуй своему «семейству», бросилась к дверям.
— Не хочешь монет, не надо. — Процедил сквозь зубы Сергей, пряча деньги в щегольский бумажник, — мне больше достанется.
Я молча продолжала возиться с креслом, которое никак не хотело складываться, и Сергей, внимательно посмотрев на меня еще раз, тоже вышел из дома. Я убрав как всегда маленькую квартирку на четвертом этаже присела ни минутку, чтобы подумать и что то наконец решить. Конечно, я сейчас уйду и не вернусь сюда до глубокой ночи, к сожалению, я слишком поздно поняла, что мешаю Ане и Сергею жить нормальной супружеской жизнью, стесняю их своим присутствием. Хорошо бы вообще не возвращаться. Может, ночевать в чулане дяди Гриши, где он хранит свои лопаты и метлы. Дядя Гриша добрый, он наверняка не выгонит меня, но там наверное не уберется даже раскладушка… И потом на что я буду кушать? И вообще, что дальше делать на свете? Я надолго застыла, погрузившись в свои горькие мысли. Очнулась, когда на часах было уже почти одиннадцать. Я вскочила и заторопилась в пятнадцатую квартиру, где уже должно быть были готовы к походу в парк двое очаровательных близнецов восьми лет отроду. Как ни погано было у меня на душе, подводить Марту Ивановну я не имела права, ведь я еще вчера обещала ей, да и деньги, которые мне причитались за работу няни были сейчас совсем не лишними.
Я совсем не любила парк имени Свердлова, он находился в ближайшем соседстве с тем домом, где погиб отец. Вон он — этот дом. Он готов и заселен, уже без папы — огромная махина с зеркальными окнами,
