— Ой, ты что? — спросила девчонка, лязгнув зубами. — Куда это собрался?
— Никуда.
— Из интерната?
— Чего я там не видел? — грубо сказал Мамай.
Она упёрлась рукой в землю и с трудом поднялась.
— Врёшь, — сказала уверенно, — интернатский. Я тебя знаю, ты в меня картошкой на поле стрелял!
— А-а, запомнила!
Она вдруг ойкнула и схватилась за коленку. Мамай сунул руки в карманы и покачался на каблуках.
— А ты куда строчишь?
— Я — домой.
— Ге, до дому нам не достать! Завезли сюда…
— Мне в Сайгатку.
— Благородная, со своими живёшь?
Она подобрала пальтишко, потопала ногой.
— Ты, знаешь, лучше бы обратно шёл. Хватятся тебя…
— Учительница какая нашлась. А может, я совсем в интернат не вернусь? Тебе вот можно…
— Что можно?
— Да домой. А я, может, тоже домой хочу. — Он вдруг решил попугать её: — Отдавай деньги!
— Какие деньги? У меня нет.
— Тогда пальто скидавай.
— Зачем?
— Вместо денег! Я отсюда тоже домой уеду, пригодится.
Она распустила большой рот и сказала совсем по-девичьи:
— Дурак толстый, тебя же по дороге сцапают! Да на эвакопункт. И обратно с патрульным привезут.
Мамай захохотал:
— Меня не сцапают.
— Нет, сцапают. А в Москву и вовсе не пустят.
— Кто это, интересно?
— Милиция, охрана города. Зря тебя, что ли, от бомбёжек сюда везли?
— Много ты знаешь… — проворчал он.
Варя опять ойкнула и села возле колеи.
— Что пищишь? — сердито спросил Мамай.
— Ногу больно. Спирька отчего-то сегодня в Тайжинку не пришёл.
— Какой это Спирька? А, Барон-Спиридон! Знаю такого… Без него уж и дороги не найдёшь?
— Мне бабушка давно, ещё засветло, велела возвращаться, а я с девочками на рябину ушла, — виновато сказала Варя. — И там ногу подвернула. Боюсь я одна… — призналась смущённо.
— Что ж теперь делать будешь?
— Знаешь что? Если я здесь посижу, а ты добеги к Сергею Никаноровичу и отпросись. Он отпустит — ты со мной вместе к нам и пойдёшь. Вот как будто дома и побываешь. У нас! А? — Варя даже повеселела. — Как будто в гостях!
— Какая нашлась, в гостях… Зачем мне отпрашиваться? Сергей Никанорович сказал — иди куда хочешь, только завтра на уроки не опоздай. Я только что его спрашивал, — соврал неожиданно Мамай.
— Правда? Вот и хорошо! — обрадовалась Варя. — Нет, мыс тобой завтра ни за что не опоздаем…
Голые ветки осин зазвенели сильней — по лесу прошёлся ветер. И, тронутый им, с неба посыпался частый крупный снег.
Когда за Мамаем захлопнулась дверь спальни, Вадим несколько минут внимательно слушал. В коридоре было тихо. Он опустил ноги с топчана и ещё раз, на всякий случай, позвал:
— Голиков, Мамай, вернись!
Где-то далеко, уже на лестнице, громко хлопнула входная дверь.
— Всё равно я тебя догоню… — забормотал, слезая с топчана, Вадимка. — А то опять потом дедушке бегать…
Дрожа от озноба, он стянул с вешалки за шкафом чей-то шерстяной шарф, обмотал им шею, сунул ноги в чужие мокрые валенки, нацепил дождевик и бросился к двери. Потом быстро вернулся к своему топчану, взял приготовленный на табуретке порошок с лекарством, на ходу ссыпал его в рот и выбежал в коридор.
Ни внизу, ни во дворе Мамая не было видно. Под навесом во дворе разговаривали и смеялись поужинавшие ребята. На крыльце Серёжка Груздь чесал щепкой чью-то забежавшую из деревни свинью.
— Вадимка, зачем встал? — крикнул он. — Тебе же сейчас ужин принесут!
— Я только посмотреть.
Вадим хлопнул калиткой, выскочил на улицу. Она была тоже пуста. Перепрыгивая через подмёрзшие лужи, он побежал проулком к сеновалу. Мамая там тоже не было, на воротах сеновала висел огромный ржавый замок. За старой кузницей в чёрном пруду, гогоча, полоскались гуси.
Вадим обежал кузницу, спустился с обрыва к мосту. Холодный туман сразу, как стеной, отгородил его от Тайжинки.
— Женька! Мама-ай! — несколько раз тонко прокричал Вадим.
«А-ай..» — ответил осинник с того берега.
Вадимка торопливо перебежал мост, вошёл в осинник. Мягкие листья зашуршали под ногами, приглушая шаги.
Один раз ему показалось, что впереди слышны голоса. Деревья сливались друг с другом, становилось совсем темно. Вадимка выбрался к дороге, ведущей на Сайгатку, раздвинул осины и вдруг почти по колено провалился в затянутую тонким льдом колдобину. Валенки, как губка, набухли ледяной водой.
— Мамай, Женька, где ты? — в последний раз изо всех сил крикнул Вадим.
Никто не отозвался. В лесу было тихо.
За Черным логом
Спирька, или, как его презрительно окрестил Мамай, «Барон-Спиридон», не пришёл в тот день в школу вот почему.
Рано утром, проснувшись, он увидел в окно: Вера Аркадьевна с нахмуренным и озабоченным лицом запрягает во дворе Боярыню.
— Вера Аркадьевна, куда это вы спозаранок? — спросил Спиря, выскакивая в одной рубахе в сени.
— Понимаешь, Спирюшка, Борису Матвеевичу позарез пробы из новых шурфов за Чёрным логом нужны.
— С кем поедете-то?
— Да просто не знаю. Бориса Матвеевича в Сарапул вызвали, Маша на буровой. Ступай в избу, простынешь.
— Вера Аркадьевна, давайте я с вами!
— Ты? А школа как же?
— Догоню! Варя ужотко уроки принесёт… Одной же вам несподручно!
— Может быть, и правда с тобой? Уроки вместе подгоним… Бориса Матвеевича надо выручать.
