мощности для произведения на нас впечатления. Узбек за рулем не понимал и слова по-английски. Завидев работающих в поле крестьян, Арт попросил его остановиться.
Тот, не меняя выражения лица, нажал на тормоз.
Я направился вслед за Стивом к крестьянам.
– У вас есть машинное масло? – почти сразу же спросил один из них. Оказалось он предлагает 100 грамм опиума-сырца за пятилитровую канистру, по всей стране установленные установлены одни и те же расценки. К примеру, плитку шоколада можно пробрести имея пять грамм опиума-сырца.
Стив Арт быстро разговорил высокого худого старика Мохаммеда, старосту близлежащего селения, который согласился ответить на несколько наших вопросов.
(Я) – Знаете, в моем представлении люди, связанные с производством опиума, выглядят иначе.
(М) – А как они выглядят? (старик улыбнулся) Думаете, в чем наша беда? В том, что мы бедны. Здесь вы не найдете того, чего ожидали увидеть, нет ни лимузинов, ни дорогих украшений. Опиум то, благодаря чему мы еще живы.
(Стив Арт) – Основное население живет бедно. У них нет денег, и поэтому они вынуждены жить в средневековье, выменивая на опиум необходимое для жизни. Опиумом выплачивается даже зарплата полицейским и работникам муниципалитета. Дети им расплачиваются за шоколад или жвачку. Они выживают, а не жируют. Тут нет ни одной развитой инфраструктуры, выращивать же зерно невозможно ввиду очень сухого климата и часто случающихся длительных засух. А больше взять деньги неоткуда.
(М) – Афганистан страна бедная, но богата духом и людьми. В последнее время из-за войны она стала еще беднее. Если мак перестанет всходить – мы умрем. Поэтому нас и не трогают, так как дешевле бороться с наркотиками, чем полноценно воевать с нами. А то, что мы возьмемся за оружие – ни для кого не секрет, ведь когда у тебя забирают последний кусок хлеба и ты умираешь от голода, то что остается, если не сражаться? А когда если кусок вырывают у твоих недоедающих детей? Ты будешь считать свою войну справедливой! Но дело не в этом, я хочу сказать про другое. Я, местный староста, предлагал некоторым странам, чья медицина нуждается в опиуме, приобретать его у нашего селения, но те не согласились, а ведь цены наши в сто раз ниже, чем те, которые они платят другим поставщикам, но для нас и это было бы выгодно. Я понимаю, наркотики – зло. Но разве не человек их сделал злом? Разве мы кого-то заставляем – бери у нас опиум? Совсем нет. Но я вижу решение и выход из сложившейся ситуации лишь один – работать с фармацевтическими фирмами, выпускающими различные обезболивающие средства и средства от кашля…
После непродолжительной беседы мы узнали, что они платят положенные десять процентов опиумом или деньгами «джану салару», что в переводе означает «полевому командиру», однако, когда мы стали уточнять, кто такой этот загадочный мздоимщик, всю словоохотливость крестьян и их главы, как рукой сняло. Они сразу принялись за работу и больше на нас не обращали внимания. Впрочем, после беседы с Артом и с самим Дустумом, не вызывало никакого сомнения, кто же этот командир.
Всю обратную дорогу мы молчали.
Глава 4. Золотые содружества и ЦРУ
Власть – самое сильное возбуждающее средство.
Едва мы достигли окраин Кабула, водитель остановил «УАЗ» и знаками приказал нам выходить из машины. Вечерело, поэтому дневная жара наконец спала настолько, что можно было более или менее свободно дышать. Стив выругался в адрес шофера, и мы пошли пешком в его жирный «Интерконтиненталь», так как он напрочь отказался посмотреть на мое житие в тараканистом номере.
Кабул ночью так же криклив, как и днем. Поэтому особой разницы между временами суток не наблюдалось, кроме, конечно, темноты. Но ослы, честно сказать, меня уже бесили, это по-настоящему тупые животные, они орали порой так, что становилось страшно, самое интересное, всегда неожиданно и поблизости, и я с непривычки невольно вздрагивал.
«Интерконтиненталь» даже по внешнему виду отличался от моей гостиницы. Цивилизация была видна во всем.
Едва только я расположился в глубоком кресле номера, как меня начал одолевать сон, но Арт, выспавшийся в машине, и не думал прекращать бурную деятельность. Он сунул мне под нос бумаги. Вздохнув и не спрашивая разрешения, я налил себе кофе, затем, закурив, принялся изучать его заметки. В это время зазвонил телефон Арта, едва тот взял трубку, как благодушие моментально спало с его лица, он покраснел.
– Да пошел ты, скотина! – крикнул Стив в телефон.
Я даже обомлел от такой эмоциональности своего товарища.
– Опять они позвонили, – после двух минут молчания сказал он, – Последнее предупреждение сделали. Сказали, или вы с вашим дружком прекращаете заниматься этим делом, или мы поможем его завершить самым радикальным способом.
– Ну, а ты? – спросил я явную глупость.
– А то ты не слышал! Будем продолжать, и мы его завершим во чтобы то ни стало! – он решительно сжал кулаки. Несмотря на оптимизм и азарт, мне все же было чуточку не по себе. Ведь одно дело думать о предполагаемой опасности, совсем другое, когда она начинает дышать тебе в затылок.
– Но как они узнали? – мне действительно было интересно. Похоже за Артом следили, а он даже не заметил хвоста, а ведь он в свое время прошел отличную школу в ФБР, так как до поприща на ниве пера он служил самым настоящим агентом федерального бюро расследований. Так вот, если следивших за нами не заметил Стив, то это настоящие профессионалы. А значит сейчас, пока мы сидим в номере, они готовят какой-то ход. Зря такие люди не предупреждают.
– Видимо они следили за нами, – пришел к тем же выводам Арт и торопливо написал на листке из блокнота цифры, – Вот тебе телефон, если что-то со мной произойдет, позвонишь, он мой друг, тебе поможет во всем. Только скажешь, что от меня. Похоже, мы вляпались по самые уши.
То, что вляпались действительно мы, а не кто-то, не они и не он, я ничуть не сомневался. Но когда все завертелось, что толку сожалеть о сделанном? К чему обвинять Стива Арта, втянувшего меня в смертельную авантюру? Поменять прошлое никто не в силах, поэтому нужно исходить из действительности. А наше дело по масштабам грозило стать самым серьезным среди тех, с которыми мне доводилось сталкиваться, и вдруг я понял: если бы я и узнал заранее о грозившей мне смертельной опасности, все равно ввязался бы в эту историю. Как говорят в России – либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Означает эта поговорка только одно: либо пан либо пропал. Третьего для настоящих охотников за сенсациями не дано. Ведь никто не знает сколько таких сталкеров сгорело, преследуя удачу. Никто не может подсчитать. Нет такой статистики, однако я знаю точно, погибших, безусловно, гораздо больше, чем счастливчиков. Но это лирика.
Поэтому, перестав морочить себе голову, я знакомился с документами Стива. Хотя кроме уже известных событий, изложенных выше, они ничего не содержали. Однако за их изучением я просидел полночи, и налив себе очередную кружку кофе, тихонько выругался. В это время зазвонил мой телефон.
– Господин Перцефф? – вкрадчиво спросил приглушенный голос, – Это Роберт Маккой, ничего не нужно спрашивать, у меня к вам не телефонный разговор. Узнав, что вы в Кабуле и занимаетесь расследованием наркоторговли, я решил с вами встретиться. К вечеру буду неподалеку. Где вы остановились?
Я продиктовал адрес. Похоже в этом мире не осталось ни одного человека, который не знал бы чем занимаемся мы с Артом.
Роберт Маккой, самый загадочный и страшный человек с которым мне доводилось сталкиваться в этой жизни. Дело не в том, что Маккой убивал при необходимости людей без колебаний, а за ним шла слава Джека-Потрошителя. Совсем нет, от него исходили флюиды опасности. Раньше Роберт работал на ЦРУ, потом ушел из управления, создав партию «Сыны Америки», мало чем отличавшуюся от фашисткой организации. Их лозунг: «Америка для Американцев», находил с каждым годом все больше сторонников, как я подозревал немало способствовало этому разжигание межнациональной розни путем дискредитации и стравливания мигрантов и коренного населения США. Что этому оголтелому патриоту понадобилось от меня, я не знал. Но сам факт того, что Маккой летит через в Кабул ради встречи со мной, говорил о многом. Впору
