через двадцать возле колонки остановился желтый «пикапчик» с тестем. Большой, суховатый, стриженный ежиком человек в комбинезоне оглядел из-под прозрачного зеленого козырька кепки всех, кто был у колонки, шлепнул по спине зятя: «Ты считаешь, что я еще гожусь в капитаны?» И протянул руку русским.
Опустим для краткости церемонию знакомства, обсуждение плана поездки и сборы. На наше: «Наверное, вас оторвали от дел?» – старик выбил о каблук трубку, сощурил голубые, не потерявшие блеска глаза.
– Я, ребята, в жизни свое уже сделал. Вы видели, он ведь недолго меня уговаривал. Садитесь!
Свою машину мы загнали в укромное место рядом с колонкой и сели в «пикап»…
Красная лодка тестя стояла в старице Миссисипи, среди стада сверкавших краской таких же короткозадых посудин. Тут в чистой воде люди купались, ходили под парусом, удили рыбу. В шесть рук по пологому склону мы подтянули лодку к тележке-прицепу, погрузили в кузов мотор. А через час с небольшим красная лодка с надписью «Лобстер» уже качалась на Миссисипи. Радостно зазвеневший мотор и мощная тяга течения понесли «Лобстера» по реке.
Как непохоже такое плавание на весельный ход по тихим, заросшим кувшинками водам! Тут, на упругом теле реки, широкая красная лодка испуганно трепетала и, кажется, предпочла бы лететь, не касаясь глубокой и страшноватой мутно-зеленой воды. Мы держались в стороне от фарватера, и насколько большой показалась нам лодка в старице на приколе, настолько хрупкой и маленькой была она теперь тут, на широком хребте Миссисипи. Дальний берег едва сквозил в белесой жаре. Ближний кудрявился жирной однотонной непроницаемой зеленью, отделявшей воду от всего, что было бы можно увидеть с реки. Насколько хватал глаз тянулся этот кудрявый сплошной забор.
За поворотом реки открылась новая даль, но без какой-нибудь новизны. Все тот же непроницаемый занавес зелени справа и та же туманная ниточка берега слева. На небе ни облака, однако не видно и солнца. И новый буксир впереди. Плыть вот так день или два было бы очень тоскливо.
И все же важно было увидеть большую реку со средины воды, с надеждой глядя на берег – не мелькнет ли что-нибудь в зелени? – и с тревогой на воду – не плывет ли скрытно бревно? Для нашего «Лобстера» это была бы торпеда. Предвидя такую возможность, наш капитан облачился в спасательный ярко-оранжевый пояс, и два пассажира весьма охотно проделали то же самое.
Тридцати километров было довольно для знакомства с великими водами. Старик выключил двигатель, и минут десять мы плыли в тишине по течению.
– Вот такая она, Миссисипи, в наших местах…
С благодарностью вспоминаем милого, нарочито грубоватого старика. Странствуя по земле, убеждаешься: мир не без добрых людей, в любой стране встречается человек, готовый тебе помочь, не имея при этом ни малейшей корысти. Американцам эти черты свойственны не меньше, чем любому другому народу. Но, зная, как занят американец, как он постоянно спешит, как дорого для него время, мы спросили нашего капитана: чем обязаны такой щедрости?
– Да как вам сказать… – Старик пошарил под ногами рукой, обнаружил какой-то болтик, оглядел и кинул его за борт. – Тут, пожалуй, все вместе. Хотелось на вас поглядеть, слабость эта, надеюсь, понятна… Задело меня и то, что вам обещали, а не исполнили. Это уж никуда не годится… Занятий особенных у меня нет. Помогаю иногда зятю. И поскольку он же и попросил… Вот и все.
С поразительной откровенностью старик рассказал, что очень любит своего зятя: «Вы же видели парня!» И очень сухо отозвался о дочери, с которой «зять мается». Сказал о внуке, за которым нет глаза, но который, «слава богу, пошел в отца». Сына старик потерял четыре года назад.
– Утонул. Возможно, по пьянке, а скорее всего браконьеры… Тут умеют счеты сводить.
Последние годы старик вместе с сыном работал в соседней Луизиане, в ондатровом хозяйстве.
– Сын был в охране, я делал плотики для зверей. А это случилось – бросил все и перебрался в Гринвилль… Имя мое вам предпочтительней позабыть. В этом благословенном штате… – Старик не договорил, нашел под ногами очередную железку и бросил в воду…
Изюминка нашей прогулки по Миссисипи – заезд в прибрежные заводи. С приглушенным мотором, потом толкаясь шестом, мы протиснулись в дебри болот. Тут, в стороне от течения, стоячие мелкие воды сплошь покрывала зеленая корка. Как уснувшие крокодилы, торчали коряги и бревна. Удушливый запах мокрого юга тяжелым пластом лежал на скрытой от солнца воде. Но жизнь тут была. От шороха лодки кто-то спешно бултыхнулся – оставил на ряске черный просвет воды. Тяжелая незнакомая птица с треском, теряя перья, скрылась в зеленом сумраке. Почти по брюхо в вода ходили четыре оленя. Они почему-то без всякого страха встретили появление лодки, дали себя сфотографировать и с достоинством удалились.
Добравшись к сухому месту, мы отметили лодку шестом с носовым платком на конце и пошли таранить плечом упругую стену зарослей. Ежевика и еще какая-то плотная вязь, напоминавшая хмель, заполняли пространство между деревьями. Мошкара и длинные бороды мха липли к лицу.
– Змеям тут тоже, поди, неплохо живется?
Старик понимающе улыбнулся.
– К сожалению, есть… В Луизиане однажды наш городок почему-то наполнился змеями. Стрельба стояла такая, что могло показаться: кто-то напал на Соединенные Штаты…
Выбирались мы кверху по нашей просьбе: увидеть земляной вал, укрощавший реку весной. Он оказался за пойменным лесом сразу же и походил на оплывшие, покрытые травкой валы старинных русских городов- крепостей. По полоске мелкого плавника было видно, сколь высоко поднимается Миссисипи весной.
Зеленым рубцом вправо и влево насыпь тянулась вдоль леса. А за валом лежала равнина с островками деревьев. Серые негритянские хижины, полоски хлопковых полей. У самого горизонта в обширной роще белела большая усадьба. А прямо у вала, за легкой проволочной изгородью, ходили лошади и коровы. Негритянка сидела на старом поваленном дереве, что-то бережно перебирала и складывала в желтый пластиковый мешок.
Наш провожатый очистил картузик от мокрых волокон мха, набил трубку, шутливо подражая голосу гида, мигнул:
– Между прочим, стоим почти на стыке трех штатов! В эту сторону – Арканзас, Луизиана – вниз по течению, а сюда – Миссисипи. Мои жизненные угодья! В одном штате родился, женился, плотничал. В Луизиане сомов разводил и ондатру. В третьем теперь живу. Жизнь как эта вот трубка – сосешь, сосешь, глядишь, уже все выгорело…
