собой, что села на ту самую плёнку. Гриша покосился и машинально поправил на шее сбрую из наушников.
— С роликом что? Нашли исходники? — Александра прорабатывала одну из версий загадочной кончины означенного рекламного продукта, по которой Фортуновский ролик в состоянии отснятого на дорогущей киноплёнке материала растворился во времени и пространстве между двумя технологическими этапами «пост-продакшн».
— Да всё я передал в оцифровку и монтажный лист в придачу! — обиделся Гриша.
Он снова увидел большую дохлую рыбу, которая шевелила толстыми губами и криво ухмылялась, делая финт ненатурально синим плавником, и Лизку увидел. Вся в белом, она тоже что-то говорила, делала финт крутым бедром и раздвигала глянцевые губы в умопомрачительной улыбке. Полный хай-фай!
— Гриня, я тебя умоляю!.
Гриша, которого на самом деле все байкеры Мегаполиса звали Грином, уже успел выпасть из реальности. (Он, как девятая планета, шёл по собственной траектории, а спутник наматывал вокруг него свои круги.) Его мот, его байк, его славный круизёр рычал в клубах дыма на каждом перекрёстке, и его не нужно подгонять. (Сейчас всё крутится вокруг этого бездарного ролика, сам он крутится вокруг Лизки — и тоже бездарно! — ещё эта мелкая, в свитере не по росту, бьётся в его маленькой закрытой вселенной, лучшем из миров.) Оставляя понтовые тачки и ведроиды[5] далеко позади, в облаках отработанного топлива, он догоняет малышку!.. (Но всё же было не вполне понятно: кто вокруг кого вращается, поэтому новейшие астрономы уже исключили его из планет. Сегодня его тоже откуда- нибудь исключат и, не исключено, набьют морду.) Вот он делает крутой разворот прямо перед Лизкой и изумлённой публикой, и пусть только эти мажоры попробуют его не впустить!.. Он въедет в «Гудини» прямо на своей «железяке», он последует за Лизой хоть в витрину, хоть даже на Северный полюс!.. Он напишет дымом из сопла своего славного байка, самого крутого на свете и даже во всём Мегаполисе: Лиза!!! Я люблю тебя!!! Он рванёт за ней!.. Он всех победит!.. Он увезёт её!.. Он. Он.
— Гриша! Меня продюсер побьёт, если я снова буду там спрашивать про ролик! — Грин услышал «озвучку» к какому-то чужому видеоряду, — Я вам очную ставку устрою!
Сашка пыталась шутить. А дела были дрянь. «Не, на юридический надо было идти!.»
— И зачем надо было на киноплёнке ролик мучить? Сделали бы как обычно.
— Дык, это ж не «дрова» какие-нибудь!.. — ответствовал Гриша.
По другой версии, на «кино» пролили то ли кефир, то ли пиво, то ли ещё какую столь же возбуждающую жидкость.
Дело было яснее ясного. В какие-то секунды Сашка увидела чёткую раскадровку ближайшего будущего: Хамонов улыбается своей фирменной, по-детски беззащитной улыбкой, которая делает его таким сексуальным, только он об этом не знает, блики света падают на его блестящую голову, камера отъезжает, камера наезжает, снова крупный план, это ободранный каблук без набойки, потом весь ботинок, потом вся Сашка, только надо перевернуть этот кадр! Хамонов, душка, подвесил её в ближайшем холодильнике за ноги. Рядом с тунцом. «Кина не будет».
Только это было ещё не всё.
Этот разговорчик с партнёрской фирмой по наружке был форменным издевательством. Они сделали Хамонову баннеры три на шесть, евро-стандарт, а теперь какого-то лешего не желали их отдавать! Баннеры — это такие большие картинки для улицы, глядя на которые водители и пешеходы забывают про правила дорожного движения. Ещё они могут упасть на голову или на крышу движимого имущества, когда объявили штормовое предупреждение.
Александра напрягла все свои способности к дипломатии, набрала в слабые лёгкие побольше воздуха, выдохнула и нащёлкала на телефоне знакомый номер:
— Здравствуйте, я представляю интересы фирмы «Фортуна», — чистейшую правду сказала Сашка, деликатно умолчав при этом об интересе фирмы «Омега».
— Бла-бла-бла, у нас есть очень выгодное предложение на январь, — чирикала… как же её, как же. А, не важно.
— Нам нужны наши баннеры, очень, очень срочно! — говорила Сашка в испорченный телефон, старательно избегая имени Лёли Кукиной.
— Есть два очень хороших места в престижном районе! На одно есть скидочка! Вы будете с нами работать?! — неслось из трубки угрожающе и нежно.
Всё дело в том, что «Омега» только что обзавелась собственным департаментом по наружной рекламе и, к невезению Хамонова лично, Натан Финогенович незапланированно лишился некоторой самой предприимчивой, то есть не худшей, части своих сотрудников в пользу «Омеги». Несколько смелых девиц под предводительством Лёли Кукиной сбежали от стервозного начальника, умыкнув заодно и некоторое количество клиентов.
Дипломатический кризис назревал слишком явно и предательски, как прыщ на самом видном месте. Клиентам было по фигу. Издержки обострившейся донельзя конкурентной борьбы и раздела сфер влияния на Хамонова лично с его законными баннерами, приобретёнными им в собственность не далее, как три месяца назад, покуда были неведомы Хамонову лично. Хамонов спал, аки младенец. Но скоро придётся говорить ему какие-то слова, причём говорить придётся маленькой и бедной Сашке, тоже лично. Дело, между тем, выглядело совсем уж неприлично. Это как если бы Натан Финогенович пришёл в гастроном покупать колбасу, а ему сказали бы: мы вам колбасу вашу не дадим. Колбаса — только покупателям болотной дури. И вообще, мы её списали, колбасу вашу, пока вы за чеком ходили. Вы нам неинтересны.
Сашка отказывалась верить, что такая подлость возможна.
— Там рыба! Большая! И слова крупно: «Экзотическая вкуснятина»!
— Да-да, мы обязательно посмотрим. Позвоните завтра, нет, на следующей неделе. Какого цвета у ней хвост?… — пела в трубку Какжееё Неважно.
Становилось понятно, что баннеры не будут искать ни завтра, ни на следующей неделе. Потому что вот они, глаза мозолят и место зря пролёживают, не надо их искать. Пусть никому не достанутся.
Лёля Кукина возмущалась искренне:
— Натан Финогенович ведёт себя, как рабовладелец, от которого сбежали рабы!
За те три года, что Натан имел этот бизнес, он приобрёл двухэтажную квартиру, понтовую машину и морщины на лбу — одну продольную и две поперечные, добавил пятнадцать килограммов к собственному весу и потерял трёх бойфрендов, которые оказались абсолютно не пригодны к использованию в качестве начальников по вывешиванию баннеров на конструкции, развешиванию макаронных изделий на уши клиентов и навешиванию (здесь стояло не переводимое с русского на русский слово — редактор вычеркнул) по шеям ленивых сотрудников. А в целом очень выгодный был бизнес.
Подёргав партнёрскую фирму за телефонные провода некоторое время, Сашка поняла, что скоро у неё начнётся истерика, но надо идти до конца… и последний форпост на этом пути — самоё Натан Финогенович.
— Мы не храним баннеры, — сухо сообщил директор, и дело приобрело новый оборот, — Ваш клиент не уполномочил нас оказывать ему дополнительную услугу.
— А как же… Деньги… А собственность клиента… А оплаченный заказ… А большая рыба…
Сашка сама чувствовала себя так, будто её «утилизировали», пропустив через специальную машину, которая делает полосочки из чего Финогенычу угодно, и закопали в ближайшем лесу.
— …Это тебе Лёля Кукина сказала? — исходился Финогенович болотной дурью. У него тоже была истерика.
Он пересилил себя и предложил напечатать новые баннеры три на шесть, евростандарт. Заглянул в бумаги. Со скидкой.
— Да-да, мы обязательно будем работать с вашей замечательной фирмой! Только верните наши баннеры! — проблеяла Сашка.
Она закрыла за собой дверь с чувством исполненного перед Хамоновым долга и святой уверенностью, что теперь всё образуется, и всем станет хорошо.
Натан Финогенович набрал внутренний номер и отдал приказ пошинковать «Вкуснятину».
— Клиента жалко! Такой хороший клиент был! — долго сокрушалась Лёля Кукина.
Аминь.
