добились. А теперь самое время приступить к обучению войск действию в колоннах.
– Мы ведь и так ходим в колоннах…
– Ради будущих авантажных дел необходимо полки наши обучить надобным и удобным маневрам. И особенно сейчас, когда полки из разных команд в корпус приходят, время настало весьма удобное для исполнения моих предложений. Впрочем, времени-то совсем мало осталось. А главнейшее мое предложение – действовать колоннами и из оных как с фронта, так и с поворотов оных, по случаю и времени.
Румянцев внимательно посмотрел на своего верного товарища, которого знал около двадцати лет, но тот развел руками:
– Ничего не понимаю. Есть привычный порядок, которым мы пользуемся довольно успешно вот уже многие годы и, слава богу, еще побеждаем.
– Вот смотри… – И Румянцев показал на чертеж. – Колонну всякий полк имеет строить из середины так: средних двух дивизионов с правого флангу последняя половина, а с левого – первая – идут прямо вперед большими шагами; прочие все дивизионы правого фланга – налево, а левого – направо, не поворотясь, но прямо лицом идут за первым, и так один полудивизион за другой заходят и соединяются с обеих сторон из половин в целые. Понял? Смотри… – Румянцев четко прошагал за два средних дивизиона. – Теперь следующее построение… С флангов полкам колонны делать так: направо – то первому дивизиону идти вперед, прочим направо, как возможно скорее, и один дивизион за другим; при приходе за предыдущий перед ним делать фронт; налево ж сие делать наоборот… Колоннами показывать – обороты делать и заходить правым и левым флангами. Сим образом, когда б неприятель вознамерился с флангу колонны атаковать или б свою позицию переменил, весьма скоро можно и фронт свой переменить, и составить первую линию из правого крыла обеих линий, а вторую – из левого крыла обеих же линий… Понимаешь?
Еропкин наконец-то понял, как легко и просто можно маневрировать большими силами войск, учитывая все перемены в неприятельских действиях…
– Я подробно изложу, как и что нужно будет делать при различных положениях во время сражения, на марше… Сие построение колонн и фронта часто может случиться в самом огне, и для того нужно солдат приучать стрелять, не садясь на колени, но токмо перекося ряды так, чтоб стоящего позади левой ноги конец правой ноги у каблука предстоящего перед ним был. Сейчас я не называю срок обучения, но нужно поторапливаться, и тут я надеюсь на вашу ревность к службе…
Еропкин молча кивнул: идея Румянцева его увлекла, – но тут же с радостью подумал, что вряд ли ему придется учить войска действию в колоннах.
Глава 5
Встреча с адмиралом
Высадка сухопутного войска с кораблей эскадры вице-адмирала Полянского задержалась из-за непогоды, разыгравшейся на море. Но вот прибыл подполковник Миллер и обнадежил, что, как только установится благоприятная погода, флот прибудет к месту назначения, то есть к Рюгенвальду…
Все это время, в ожидании прибытия флота и высадки сухопутных войск с кораблей, Румянцев провел в глубоких раздумьях о дальнейших действиях. Он представлял себе каждый свой шаг по этой земле, наметил движение каждого батальона… Ждал с нетерпением часа, когда можно будет открыть активные действия против неприятеля. Конечно, он мог бы и сейчас начать операции, разыскать неприятеля, окружить его и атаковать, но число его войск равнялось неприятельским, а артиллерии, кроме полковой, вообще не было… Так что с такими силами рискованно было нападать на прусские войска, скрывшиеся в своих окопах, атаковать укрепленную крепость.
Легкие войска генерал-поручика Вернера тоже вели выжидательные разведывательные операции. Румянцев иной раз подумывал о том, чтобы окружить и разбить неприятельский корпус, но потом откладывал до лучших времен: для этой операции нужно было выделить большую часть своего корпуса, а зачем дробить и без того не такие уж великие силы. Нет уж, серьезные операции можно будет предпринять только после высадки пехотных частей с кораблей Полянского и соединения их с основными силами корпуса!
Много хлопот было связано с заготовкой и доставкой провианта. Месяц лившие дожди сделали дороги почти непроходимыми. Обывательские лошади, чаще всего худые и бессильные, еле тащились по этой непролазной грязи, иной раз не справляясь со слабо нагруженными телегами и падая замертво. Это было страшное зрелище. И Румянцеву пришлось использовать полковых лошадей для доставки провианта. А что делать? Три недели назад он распорядился в помощь сухопутному транспорту снарядить один галиот* и отправить его из Лебена к Рюгенвальду. Но от него до сих пор никаких вестей, неизвестно, что с ним произошло, может, сел на мель, а может, и погиб. А в галиоте было пятьсот четвертей муки…
Хорошо, что губернатор Кенигсберга и всей Восточной Пруссии Василий Иванович Суворов с пониманием относится ко всем его просьбам, и здешние магазины удалось наполнить провиантом и снаряжением. А то бы просто беда…
Войска корпуса занимали и приморское местечко Лебе, расположенное так удачно, что при всяком изменении обстоятельств его можно удержать за собой, контролируя выход в море, его побережье.
Румянцев, бывая в полках корпуса, проезжал мимо пашен и не только радовался хорошим хлебам, но и огорчался: дожди мешали сбору урожая. А там, где скосили, не могли его собрать, так и лежал он под водой… Ну что ж, пока провиант есть, фуражировать его у местного населения. Пусть соберут, тогда уж он отдаст распоряжение заготовлять провиант.
Румянцев диктовал секретарю письмо в Петербург и о многом размышлял, прежде чем продиктовать ту или иную фразу. Хоть и крепко раздражали порой его старички Конференции, но ничего не поделаешь, дисциплина есть дисциплина…
– Пишите далее… «Касательно же злодейства графа Тотлебена, известного Вашему Императорскому Величеству, то я, по первом уведомлении от подполковника Аша, адресованное на его имя из Глогова с явными доказательствами его злых намерений письмо перехватя на почтовом дворе в Кёслине, к фельдмаршалу господину графу Бутурлину тот же час отправил, а потом, по повелению вышеписанного господина фельдмаршала, дом его, купленный в Столпе, и все имение арестовал. Между сими несколько хотя писем и найдено, но все ничего в себе не заключающие…»
Румянцев яростно расхаживал по комнате… Секретарь вопросительно оглянулся. Особенно потрясло его то, что Тотлебен, в сущности, торговал своими подчиненными, отдавая их в залог.
– «…Сей образцовый злодей бесчисленно из своей команды здесь в земле и почти во всякую деревню, и действительно в те, которые за неприятелем лежат, гусар и казаков на залоги роздал; я всех сих, кои в руках моих суть, собрал и к армии числом 259 отправил; а о других неоднократно к принцу Вюртембергскому писал и выдачи оных требовал…»
Кончив диктовать, командующий хмуро приказал секретарю:
– Все. Отправляй в Конференцию, в Петербург…
Мысли его потом перекинулись к Бутурлину, бездействие которого вызывало почти столь же яростные чувства, как и предательство Тотлебена. Как можно с такой армией бездействовать!.. Только вот еще одна беда: солдаты и офицеры целый год не получали жалованья. Говорят, денег нет. А какое дело до этого воюющим, живота своего не жалеючи? На Зимний дворец денег не жалеют, торопятся построить, а тут… Целый день в делах и хлопотах, а вот к ночи одолевают думы, воспоминания, возникает невольный спор со всеми, от которых зависела его личная судьба и судьба государства Российского. Ох уж эти старички! Президент Военной коллегии Трубецкой небось вспоминает о войне с татарами и турками в Крыму и не понимает, что времена изменились… Иван Иванович Неплюев, который сочиняет все ордера Конференции, так и остался по своему уровню оренбургским губернатором, честным, деловым в бумагах, но нерешительным и робким от старости. А Шуваловы, Александр и Петр Ивановичи, свято блюдут свои интересы. Лишь, пожалуй, граф Воронцов честно служит России…
Румянцев повертел в руках только что полученное письмо Воронцова. Хорошее письмо… Ждет радостных известий о совместных действиях с эскадрой и высаженным ею десантным отрядом. Румянцев
