чтоб отбросить турок за Днестр! Необходимо выгнать турок из Европы, освободить христианские народы в Азии… Союз трех дворов может стать лучшим и надежнейшим средством для обеспечения спокойствия христианства. Константинополь и области, которые остались бы за османами, могли бы образовать республику.
«Ох, не любит Панин самодержавных властителей! Повсюду хочется ему учредить республику на манер шведской», – мелькнуло у Екатерины. А вслух она сказала:
– Нет, Никита Иванович, не согласится на это король. Да и не забывайте про Англию, которой нужна сильная Турция, как противовес нам на Востоке и на Черном море. Турки пока плотно запирают нас в Черном море, не давая выхода на морские просторы. Чесменская битва – это только первый для них урок. Пока они начнут считаться с нами…
Екатерина замолчала, увидев в конце дорожки, по которой они шли, графа Орлова. До сих пор она любила его, радовалась встречам с ним, скучала, если он куда-нибудь пропадал. Бывало… Бывало, и пропадал. А потом являлся веселый, прекрасный, как молодой бог, и она все прощала ему.
– Так вот, Никита Иванович, пока они начнут считаться с нами, пройдет немало времени. Поэтому надо бить их на суше и на море. Слышала я, что наши корабли вошли в Дарданеллы и угрожают Константинополю. – Высказав свою заветную мечту, Екатерина внимательно посмотрела на Панина.
Но тот сокрушенно покачал головой:
– Нет, ваше величество, слух оказался ошибочным. Алексей Орлов так и не решился на активные действия после Чесмы, промедлил, и турки пришли в себя после такого разгрома.
– Значит, не стоит ждать скорого мира. Ну что ж, будем продолжать поиски мира в Европе. Но только мы не можем согласиться на посредничество прусского короля при заключении мира с Портою. Обойдемся без посредников. В этом духе и подготовьте письмо Фридриху. Первое – это Обрезков. Второе – мы отказываемся от посредничества не только Пруссии, но и Австрии и даже Англии, которая оказала нам немало услуг.
При виде приближающегося Григория Орлова Панин забеспокоился, нервно поглядывал по сторонам, словно в поисках убежища, куда можно скрыться от надвигающейся опасности. Екатерина знала о неприязни двух близких ей людей и, понимая состояние Панина, сказала:
– Как славно обсудили мы европейские дела, Никита Иванович. Мы еще продолжим наш разговор. Надеюсь, вы сегодня вечером придете играть в карты?
– Да, конечно, ваше величество, – сказал обрадованный Панин, откланиваясь императрице.
Панин и Орлов вежливо раскланялись и гордо разошлись в разные стороны.
Григорий Орлов склонился в почтительном поклоне перед императрицей. Многое она позволяла ему, но внешне соблюдались приличия, и он по-прежнему отдавал ей все почести, которые предписывались дворцовым этикетом.
Напряжение спало, она могла просто погулять и отдохнуть с любимым человеком. Европейская политика с ее тонкостями, противоречиями и хитростями как бы отошла на второй план, сиюминутная жизнь полновластно захватила императрицу. Глядя на Григория, который, захлебываясь от восторга, рассказывал об охоте, о забавных приключениях, которые произошли за два-три дня его отсутствия, Екатерина чувствовала, как и в нее вливается этот молодой восторг неистраченной души. «Господи, сколько уж лет мы вместе, а так увлечена им, как и в первые месяцы нашей близости… И делает со мной что захочет… Удивительный человек! Как он умеет руководить мною и направлять мои действия, но ни разу не дав понять мне это свое руководство… Неужто правда, что все гениальные люди как дети, которых надобно водить на помочах, но боже нас избавь от того, чтоб дать им понять это. Может, и я – гений, то есть дитя, которое Орлов водит на помочах?»
Екатерина улыбнулась при этой мысли. А Орлов, поняв эту улыбку по-своему, еще более разошелся. На этот раз он уже рассказывал дворцовые сплетни, которые успел услышать.
– Говорят, что принц Генрих мал ростом, толст, неуклюж, угрюм. Вот весело нам будет с ним…
«Вот она, злоба дня… Принц Генрих, а это значит балы, фейерверки, приемы… Тут неподражаем граф Орлов. И я пойду за ним, как дитя на помочах. Вот ведь удивительное состояние! Я всегда чувствовала в себе большую наклонность отдаваться в руководство людям, знающим более меня, под условием, однако, чтоб они не давали мне почувствовать, что имеют желание и претензию быть моими руководителями, потому что тогда я убегаю от них со всех ног. Изо всех людей, способных приходить на помощь этой моей склонности, я не знаю никого, кто бы так отвечал ей, как граф Орлов».
– А Панин опять приходил просить за прусского короля, без услуг которому не может и дня прожить? – неожиданно повернул свой разговор в сторону политики Орлов. Это он только слыл ветреным, а на самом деле его глубоко интересовали все те же проблемы мира и войны, которые волновали и Екатерину. Но многое из того, что творилось в мире, он воспринимал по-своему, независимо, следуя здоровому инстинкту неподкупного человека.
– Да, Панин принес письмо от прусского короля, который обещает свое посредничество при заключении договора с турками.
– А вы что решили?
– Мы отказались от посредничества и согласились на добрые услуги верного союзника.
– Ишь как торопятся с заключением мира! Ты, всемилостивейшая, не соглашайся на худой мир… Как мы их летом-то поколотили, можно многое извлечь из этих побед. А прусский король, понятное дело, торопится с заключением мира, потому что не хочет платить 480 тысяч рейхсталеров по заключенному трактату в случае нашей войны с турками.
– А если с Австрией будем воевать, то он должен помогать России войсками. Таков уговор. И хорошо, что есть такое условие, а то Австрия уже готовит магазины на венгерской границе. Ей не понравилось, что мы выгнали из Валахии и Молдавии турок и предоставили свободу и независимость христианским народам.
– Нет, пожалуй, она не против нас нацелилась, а против Польши. Вот увидишь, откусит кусок от Польши. Кто-то мне из дипломатов говорил, что в Ништадте договорились об этом. Фридрих округлит свои владения на севере, а Австрия – на юге. Но я не поверил, а тут, пожалуй, так оно и будет.
Они вошли во дворец. И сразу попали в комнаты, принадлежащие императрице. Их встретили придворные, и все пошло по расписанному ритуалу. Поклоны, любезности, улыбки…
Кабинет, где вскоре оказалась Екатерина, был скромно обставлен всем необходимым для работы. Массивный стол, письменный прибор, бумага, ровной стопкой лежавшая на привычном месте, покойное кресло. Как хорошо снова остаться одной и предаться своим размышлениям! А подумать было о чем… Столько горячих точек на карте мира привлекало ее ум и беспокойное сердце. Нет, она вовсе не хочет новых земельных приобретений, России достаточно и того, чем она обладает. Но ее раздражает растущее в Европе неуважение к русским интересам. Франция постоянно вмешивалась в ее домашние дела с Турцией и Польшей. Дела в этом году шли вроде бы неплохо, грех жаловаться. Румянцев, Алексей Орлов, Петр Панин… Одни блестяще, мужественно и бесстрашно свершили свои героические подвиги, как, например, Румянцев, другие – как Панин… А, пусть его, победителей не судят, говорили древние, не будет строго судить и она его, покорителя Бендер, от которых ничего не осталось, так что пришлось рыть землянки для местных жителей, одевать и кормить их, не говоря уж о пленных, которые дорого обошлись казне. Насколько человечнее поступает Петр Александрович Румянцев, предлагая турецкому гарнизону сдать крепость и уйти с почетом. Пусть они побеждены, но уходят с оружием в руках и снаряжением. А Панин все пожег… Правда, говорят, что и сами турки жгли свое имущество, дома, чтобы не досталось русским. В Бендерах вообще какое-то невероятное упорство показали турки. Есть мужественные воины и у них, не все в сералях растеряли свое природное достоинство…
Екатерина Алексеевна хотела мира. Победы русского оружия на суше и на море внушали ей серьезные надежды на скорое заключение мира. Турки тоже хотели мира и обратились к посредничеству Австрии. И молодой честолюбивый император Иосиф II решил воспользоваться этим обстоятельством для удовлетворения собственных выгод.
По документам нетрудно проследить влияние Австрии и Пруссии на ход европейской политики. О встрече с прусским королем в Ништадте князь Кауниц доносил эрцгерцогине Марии-Терезии: «В прусском короле я не нашел ни всего хорошего, ни всего дурного, что о нем мне наговорили. Фридрих начал разговор со мною с того, что сильно желает скорейшего заключения мира между Россиею и Портою; он хотел меня
