не станем их спрашивать.
Я почувствовал чью-то ладонь на плече. Неторопливо повернул голову.
За мной стоял Кросвиц. Его широко раскрытые глаза уставились на меня с такой силой, что на долю секунды мне пришлось напрячь мышцы до пределов боли, чтобы не покачнуться. Глубокую тишину кабины нарушали только отзвуки неровного дыхания бессильно лежащих людей. Поэтому я и не услышал его шагов, когда он подходил сзади.
Он пошевелил губами. Взгляд его несколько поуспокоился.
– Кросвиц, – спокойно произнес я. – Рад тебя видеть.
Мой голос прозвучал чуждо. Внутри кабины произошла какая-то перемена. Словно пришел в действие много лет неиспользовавшийся агрегат, подавляющий оживляющий газ в гибернаторы.
Его рука, все еще лежащая на моем плече, дрогнула. Я ощутил слабое пожатие пальцев. Неожиданно он отпустил меня и отступил на два шага, не переставая изучающе меня разглядывать.
– Ты – Тааль, – произнес он, выговаривая каждую букву в отдельности. Собственно, это был шепот, едва различимый.
Все это очень мило, – мелькнуло у меня в голове. – Но сейчас не время для умилений.
– Идем со мной, – сказал я, вытягивая к нему руку. Он не принял ее. Выпрямился и забегал глазами по кабине.
– Не смотри, – проронил я. – Идем.
На этот раз он услышал. Я отвел его в небольшую нишу, возле ванной. Там находились диагностический комплекс и автоматическая аптечка.
Ну и здоровье было у парня. Практически все с ним было в порядке. Общее истощение, повышенная возбудимость, легкое ослабление сердечной мышцы, мелкие отклонения. Надрыв связки в правом предплечье. В том, которое он повредил себе, наверно, сегодня, колотя рукой по земле в бессильной ярости после напрасного, полубессознательного поступка.
Он проглотил порцию деликатесов, выделенных ему автоматом, и позволил перебинтовать плечо. Сидел спокойно, уже не разговаривая, обнаженный, худой, но не настолько исхудавший, как остальные. Когда все было закончено, поднялся и без слова пошел умываться. Я услышал шипение вылетающего газа.
Я подождал его. Когда он вышел, в новом комбинезоне, я преградил ему дорогу и сказал твердым тоном:
– Я шеф спасательной группы. Пока будешь в моем распоряжении.
Он кивнул. Потом испытующе поглядел на меня и движением головы указал на женщину, устроившуюся в кресле.
Я повернулся лицом к кабине и пересчитал присутствующих. Торит, Бистра, Нотти... двенадцать. На борту «Монитора» было пять человек. На «Гелиосе» и «Проксиме» по двенадцать. Коллинса мы оставили в песчаном погребении, накрытом холмом из разноцветных минералов, возле купола со входом в подземелья. Не хватало девяти человек. Среди них Устера.
– Где остальные? – спросил я.
– Неподалеку, – бросил он. – Если там еще есть кто живой. Сидят на этакой крохотной базе...
– Как это произошло?
Он пожал плечами.
– Не было согласия на борту... Передрались...
– Между собой? – В моих глазах, должно быть, виднелось что-то такое, что он невольно усмехнулся. Это была одна из самых печальных улыбок, какие мне приходилось видеть в своей жизни.
– Не бойся, – произнес он. – Я в своем уме. Сейчас. – На слове «сейчас» он сделал упор.
– Ты знаешь, где это?
– Ага. Я там был.
– Был?
– Да... поприветствовали меня огнем. Потом я сам стрелял.
– Как ты выбрался за кордон?
– Тогда еще не было этих башенок. Только антиполя.
Они назвали эти зоны антиполями. Можно и так.
– Устер тоже там? – продолжал я расспросы.
– Нет. Взял «Монитор» и полетел на Третью. Сказал, что это было единственный шанс. Я остался, потому что... – он замолчал.
Ясно. Остался, чтобы опекать остальных.
Но если так, значит, они не все время находились в зоне нейтрализации. Поскольку были в состоянии осознанно разговаривать. Разве что Устер полетел вопреки всему...
Устера не было. В их положении оставалось только одно. Искать контакт. Любой ценой. Попытаться убедить обитателей системы Альфы, что они имеют дело не с дикарями. Мало было шансов, что он не заплатил той ценой, которую предвидел.
– Проводишь нас туда, – решил я. Выпрямился и направился к креслу, в котором лежала потерявшая сознание женщина. Он быстрыми шагами опередил меня и загородил путь.
– Тааль, – начал он, глядя мне прямо в глаза.
Я остановился.
– Зови меня Ал. В чем дело?
– Один вопрос. Что еще ты хочешь знать?
В эту минуту мне стало его по-настоящему жаль.
– Ничего, Кросс, – пробормотал я вполголоса. – В самом деле, ничего.
Лицо его разгладилось. Словно до этого он держал в напряжении каждый мускул. Он медленно кивнул головой. Буркнул:
– Это хорошо... Это очень хорошо...
Женщина пошевелила губами. Какое-то время смотрела на меня полупонимающим взглядом, потом ее веки опять упали. Она была обнаженная. От талии до правого колена, прикрывая живот и часть бедра, ее укутывал пенолитовый плед. От нее остались кожа и кости. По окружению глаз и гладкой коже можно было определить, что ей нет и сорока.
Я наклонился. Ее руку от локтя до запястья покрывали мелкие, красные точки. Я повернул голову и пошарил глазами по груде барахла, усеивающей пол. Вот он. Брошенный словно со злостью в угол, за опорами пультов, лежал молочно-белый шприц.
Я взял на руки это почти ничего не весящее тело и отнес в кресло диагноста. Кросвиц пошел за мной.
– Это Энн, – пробормотал он чуть позже, помогая мне накладывать контакты. – Ее сестра...
– Знаю, – резко оборвал я. Он удивленно поглядел на меня и замолчал. Когда я снял плед, чтобы вымыть ее, поскольку она сама была бы не в состоянии добраться до ванной, он опустил взгляд и отвернулся. Он имел право чувствовать себя гаденько. Но теперь это было его личное дело.
Автомат что-то мудрил. Менял назначения до бесконечности. Должно быть, не хватало каких-то составляющих.
Я подумал о Лине. Мне было далеко до довольства собой, а приходилось улыбаться. И тут, неизвестно почему, мне на ум пришел Устер. Лина и Устер. Что за чертовщина?
И вдруг я понял. Я все сделаю, чтобы его отыскать. Ради нее. Сам я этого не понимал. Но чувствовал, как что-то во мне пересилило. Я отыщу его и достану хоть даже из гроба. Никто никогда в жизни не был мне так необходим, как Устер сейчас. Итя... хватит о ней. Не в Ите дело. Так в чем? Застрекотал динамик. Ну да, – скользнуло у меня в голове, – программа.
Я снова улыбнулся. – Ладно, ладно, – пробормотал, как всегда в таких случаях и занялся исключительно Энн.
Через несколько минут она немного пришла в себя. По крайней мере, настолько, что смогла проглотить кубик концентрата. Она разумно смотрела на меня и несколько раз порывалась что-то сказать, но я не позволил ей говорить. Отнес ее в рубку, где было немножко почище и устроился в кресле пилота. Укутал пледом и вернулся в навигаторскую.
