показа насилия через телевидение или Интернет.
Вовсе не случайно войны, конфликты и официально утвержденная враждебность одной группы людей по отношению к другой становятся удивительно благодатной почвой для появления новых и все более зловонных наростов на коллективной душе цивилизации. В периоды военных действий и чрезвычайных положений всегда резко снижается уровень ответственности за содеянное, что позволяет желчным позывам, как селевым потокам, прорываться в том неприкрытом виде, который существовал на первых стадиях развития человека. Войны традиционно сопровождаются актами мародерства, разбоя и насилия, и это одна из причин печальной статистики мирного послевоенного времени, когда общее напряжение в обществе существует еще много лет после военных действий. Разбуженные демоны засыпают с большой неохотой и лишь под воздействием еще большего страха. И чрезвычайно легко просыпаются, что заставляет усматривать потенциальную готовность к войнам, разрушительным походам под любым приживающимся в отдельной группе людей лозунгом. Многие из тех людей, что оказались вырванными из мирного общества для участия в военных действиях и лично столкнулись с физическим насилием, часто живут с пожизненными импульсами пережитого, скрытыми желаниями возвратиться в животное состояние. Вьетнамская война для американского общества и афганская война – для постсоветского оказались отрезвляющими уроками, подтверждающими все еще существующее господство деструктивного. Если суммарное количество раздражителей превышает порог готовности человека сопротивляться, он постепенно уступает, превращаясь в чудовище во плоти.
Не меньшую опасность для общества представляют методы дозированного насилия, разрешенные и утвержденные государственной машиной для репрессий. Длительное нахождение даже рядом с очагом насилия вызывает порой у совершенно уравновешенных и не склонных к агрессии людей психические аномалии. Сталинские пытки, часто начинающиеся с психологического унижения, например, когда арестованных заставляли раздеться для ощущения совершенной незащищенности, когда им не позволяли спать или пытали ярким светом, чтобы изможденный человек стал податливым, приводили затем к необходимости быстро менять и даже уничтожать самих палачей. А военные конфликты конца XX – начала XXI века продемонстрировали поразительную готовность современного человека возвратиться к жестоким пыткам и кострам инквизиции. Яркими примерами неослабевающей и, казалось бы, беспричинной агрессии являются события в военной Югославии конца XX века или постсаддамовском Ираке. Когда откровенные пытки в тюрьме Абу-Грейб под Багдадом неожиданно обожгли весь мир своей откровенностью, показали, куда может завести власть обычного человека, многие призадумались. И если американцы, пришедшие в Ирак под флагом демократических ценностей, оказались весьма изобретательными палачами не без налета сексуальной извращенности, то чем тогда американская модель отличается от режима Саддама Хусейна, если речь идет об отдельном человеке? Но дело не в лидерах и формах государственного управления, а в том, что человек внутри, в своих побудительных мотивах за тысячи лет практически не изменился, и садистские пытки начала XXI века только подтвердили это неподражаемой пестротой и невозмутимостью участников.
Аномальное и извращенное восприятие действительности непременно характеризовало внутренний мир деструктивных личностей, оказавшихся в поле зрения истории. Если говорить объективно, то появление тиранов, убийц, насильников и разрушителей в значительной степени является следствием безразличия самого общества к пополнению его новыми членами – в каждом новом младенце, пришедшем в этот мир, заложен потенциал либо великого гения, либо ужасающего разрушителя, либо серой посредственности. И само общество, ближайшее окружение каждого нового существа становится первым и ключевым автором сценария его будущей жизни, а значит, и будущих мотиваций. Их приход в мир и время формирования личности часто сопровождались такими сопутствующими явлениями, которые оказывались непереносимыми и незабываемыми стрессами, жестоким шоком на долгие годы. Негативные события детства постоянно присутствовали в психике, как старые раны, они не позволяли забыть о давно минувшем и вызывали поражающие современников поведенческие реакции на происходящее. Внутренний мир известных деспотов, насильников и убийц чаще всего становился искаженным отражением на события их раннего детства, пережитые унижения и давление. И когда позже они обретали власть, с нею появлялось и непомерное желание получить со стороны окружающих доказательства признания когда-то подавляемого достоинства, а червивая душа неотступно требовала отмщения.
Большинство «злых гениев» потеряли родителей в раннем детстве, испытав муки сиротства, безнадежность одиночества и ранней, особенно острой тоски. Сиротство, стимулируя взросление, делало их незащищенными. Калигула и Нерон, родившись в семьях властителей, потеряли отцов в первые годы жизни, а потом, прежде чем получить власть в подарок из сильных рук, пережили унижения. Чингисхан лишился отца в девятилетием возрасте, что перевернуло его жизнь, вмиг сделав взрослым и вызвав необходимость активно действовать теми способами, эффективность которых уже подтвердила жизнь. С трудом преодоленная в этот период грань между жизнью и смертью, тяжелая борьба за выживание в непосредственной близости к краю могилы способствовали появлению ужасающей черствости и равнодушия к чужим страданиям, гибели многих людей. Русский царь Иван Грозный оказался без отца в три года и без матери в восемь. Екатерина Медичи стала круглой сиротой едва ли не сразу после рождения. У Григория Распутина мать умерла в раннем возрасте, и он плохо помнил ее. У Сталина и Гитлера отцы умерли в возрасте, когда мальчик уже жаждет увидеть себя мужчиной, и это, учитывая высокий уровень конфликтности этих людей в отношении своих родителей, сыграло в становлении личностей заметную роль, открыв врата для выхода их противоречивых побуждений. Отец Саддама Хусейна умер еще до рождения сына.
Судьбы тиранов с мировым именем являются пестрой вереницей свидетельств того, что длительное насилие, унижение и возбуждение смертельного страха часто ведут к зеркальному отражению реакций с определенным преломлением желаний безжалостной мести и неотвратимой склонности к еще большему насилию для компенсации пережитого. Кажется, пограничные переживания имели место на ранних этапах формирования почти всех демонических натур, злобные лики которых высвечивает луч истории.
Гай Калигула до того, как стал императором, подвергался длительному психологическому давлению со стороны Тиберия. С момента смерти отца, когда он впервые столкнулся с вероломством врагов, четырехлетний мальчик начал ощущать всевозрастающее чувство тревоги, которое усиливалось с каждым годом. Поскольку в ходу было тайное оружие, годы взросления стали мучительным ожиданием смерти; за каждой улыбкой и за каждым дружелюбным жестом он усматривал притаившегося убийцу. Юношей он непрерывно ощущал дышащую в затылок смерть, а конвульсии страха сотрясали его с каждой новой гибелью представителя императорской семьи. Несомненно, расправы над старшими братьями и матерью наложили гнетущий отпечаток на его восприятие действительности. Чтобы выжить, ему надолго пришлось затаиться, но сжавшаяся внутри пружина тайной мести требовала разрядки, которой можно было бы избежать лишь при наличии могучей созидательной идеи. Его враждебность, смешанная с природной глупостью и хамством, превратилась благодаря созданным условиям абсолютной вседозволенности в устойчивое стремление к садизму.
Через унижения и период двусмысленности прошел и Нерон. Изгнание матери не прошло бесследно для мальчика, который в два года от роду был на длительный срок отлучен от опальной матери. И в это время, и позже, когда мать оказалась супругой своего дяди-императора, ему навязчиво внушали мысль о терпеливом ожидании своего часа. Насмешки, угрозы, намеки – все должно было сноситься с милой притворной улыбкой, чтобы потом сполна отомстить за испытания детства. Юный Нерон надолго запомнит упреки наследника и сына императора Клавдия, с которым у него случались стычки. А тема освобождения от потенциальных претендентов на власть станет самой болезненной фобией уже императора Нерона: он будет травить, организовывать убийства и маскарадные судилища с последующим уничтожением только за принадлежность того или иного человека к роду Юлиев^Клавдиев. Подоплекой стремления уничтожать возможных претендентов на власть для Нерона, как позже для Ивана Грозного, Сталина и Саддама Хусейна, являлось глубинное осознание неспособности проявить себя в качестве мудрого правителя и их неверие в то, что они запомнятся как великие государственные деятели. Принимая во внимание, что его далекий предшественник император Август с завидной последовательностью организовал великое множество браков между знатными родами, Нерону пришлось извести целую орду потенциальных претендентов на трон. А потом еще десятки, а может, даже сотни людей, которых он подозревал в организации заговоров. Тревожное детство породило аномалии взрослого человека.
