светоч земли русской ? батюшка Серафим. И не иконно застывший, но живой ? подвижный, улыбчивый, необычайно добрый, с пронзительным взором всевидящих ясных глаз.
? Володя, останови, пожалуйста, ? слышу рядом изменившийся хриплый голос Степана.
Машина прижимается к обочине, я выхожу, наклоняю переднее сидение, выпускаю его. Он выпрыгивает, пробегает несколько шагов и падает в песок на колени. Его голова медленно опускается, лоб упирается в песок, спина сотрясается.
? Эк, парня проняло! Видать не зря сюда приехал, ? громко шепчет Володя.
? А сюда никто зря не приезжает, ? шепчет ему в ответ Виктор.
Нерешительно подхожу к Степану и тоже становлюсь рядом на колени. Кладу ладонь на выгнутую спину с выступающим позвоночником. Он громко всхлипывает, вытирает мокрое лицо и сдавленно произносит:
? Это святая земля, Дима! Это святая Русь… ? он гладит песок, кочку с пучком примятой травы. ? И это моя земля, моя Родина, слышишь? Ты что думаешь, я тупой бесчувственный американец, да? Да мне ходить по этой земле страшно, потому что она святая, понимаешь? Ее целовать нужно, а я, как скотина, хожу по ней. Это моя земля! Это земля моих предков! Это моя Родина! Моя Русь!
? Да Степан, твоя… И никто у тебя этого не отнимет.
? И в эту… в этот Содом американский я возвращаться не хочу. Там одна мерзость! ? он отрицательно мотает головой, растопыренными пальцами показывает на сосны, небо, карьерное озерцо в песчаных берегах. ? Здесь! нужно жить. Здесь! хочу умереть…
? Хорошо, Степан, только прежде нам с тобой много чего сделать нужно.
? Димитрий, ты только скажи что ? я сделаю.
? Господь укажет нам ? и что, и где…
Перелом
Говорили мне раньше, предупреждали, что бесполезно что-либо планировать в таком святом месте, как Дивеево. Ангелы здесь водят людей. Ранним утром стоим со Степаном в очереди на исповедь. Единственный священник ? и не меньше сотни исповедников. Шансов исповедаться у нас почти нет. Вчера вечером, когда нас буквально вытолкнули из собора, исповедь у нас уже сорвалась. Первыми заняли очередь. Но неожиданно открыли доступ к образу «Умиление», и пока мы прикладывались, священник принял полсотни людей и ушел.
Я мысленно взываю сейчас к преподобному Серафиму, Степан же неотрывно смотрит на «Умиление» и тихонько шепчет молитву Богородице. Перед нами целая толпа народа. Входит еще одна группа людей и пристраивается почему-то параллельно с нами, потихоньку оттесняя нас от аналоя.
Вдруг меня под локоть берут чьи-то сильные руки и влекут в сторону, я автоматически цепляюсь за Степана ? так, один за другим, мы первыми оказываемся у второго аналоя. А священник, выдернувший нас из толпы, стоит, опираясь рукой на аналой, и улыбается нам. Если я исповедуюсь недолго и на удивление дежурно, то Степан мой, стоя на коленях, рыдает, как дитя. Священник нагибается к нему, накрыв епитрахилью, и говорит, говорит с ним… Но, слава Богу, они, кажется, оба довольны исповедью, и мы отходим в левый придел поближе к мощам батюшки Серафима. Здесь собралась сотня, не меньше, причастников.
Сейчас мне принимать Святые Дары. Через несколько минут встречать и принимать в «доме моем» Творца и Вседержителя всего и всех, а там, внутри дома моего темно и холодно. Вот так, Дмитрий Сергеевич, показывается тебе твоя «великодержавная» серая немочь. Американец целует землю, Русь святую прозревая духом, горит покаянным огнем, а ты ? как глыба гранита, будто каменюка замороженная… Как ты там называл отошедших от Православия? Что, даже и произносить этого словечка не хочешь? Это не потому ли, что на сегодня это твоя характеристика? Господи, прости меня, прах и пепел, возомнивший себя чем-то стоящим! Никто я пред Твоим явлением, пред Судом Твоим, пред величием Твоим, пред всесовершенным Совершенством Твоим. Прости меня, Господи, грязь подножную, недостойную Тебя!..
Меня стучат по спине и женским голоском спрашивают, сколько времени. Нас предупреждали насчет колдунов, которых так и тянет к святым местам. Разумеется, я на вопрос не отвечаю, часто-часто повторяя спасительное имя Господа. Тогда та же рука долбит Степана по спине, и тот же ласковый голосок интересуется, нет ли у нас в машине свободного места, потому что ее благословили ехать в Киевскую Лавру. Степан бледнеет, но, уткнувшись в пол, стоит, как каменный, только шевелит губами. Не добившись от нас ничего, женщина по очереди пристает к другим. Кто-то не
