– … Милая и веселая, – добавил Василий.
– … Капризная и избалованная, – продолжил Борис.
– А вот и нет, – улыбнулась она. – Отец у меня товарищ строгий, и воспитывал меня сурово. Времени свободного у меня почти не было. Зато я успела позаниматься гимнастикой, теннисом, верховой ездой и плаваньем. Еще меня заставляли много читать, зубрить языки, слагать стихи, вести дневник и учиться без троек.
– А молчать?..
– Могу неделями!..
– А водку пить?..
– Вообще-то не очень… Но, если родина прикажет – то конечно!
– А это… как его…
– Нет, нет. Этого нельзя. Я девушка воспитанная и папу слушаюсь.
– Молодец!
– Да я знаю… – вздохнула она и села в глубокое кресло Сергея. Несколько раз подпрыгнула, проверяя мягкость. – Кому только всё это надо?
– Нам! – рявкнули Василий с Борисом.
– Правда? Вы такие милые… А тебе, Сережа?
– И мне, конечно… – едва заметно улыбнулся тот. – Зря, что ли старалась и мучилась? Столько же трудов!
– А мы еще увидимся?
– Конечно, приходи. Видишь, ты здесь пришлась ко двору… студии.
Вздохнув, девушка забралась обратно на подиум. Мужчины заняли рабочие места. Через полчаса, проведенные в молчании сторон, Борис спросил:
– А какими, Наташа, мы тебе показались?
– Василий – добрый, ты, Борис, – девушник, а Сережа – гений.
– Гм-гм! – возмутился поэт.
– Все правильно, – подтвердил художник.
Снова наступило молчание. Наташа замерла, стараясь не шевелиться, но видимо что-то ее сильно заинтересовало. Она вздохнула, как перед прыжком и спросила:
– А что вы разглядели во мне?
– Весну человечества, – сказал Василий.
– Вихрь светлых образов! – добавил Борис.
– Отражение совершенной красоты будущего века, – глухо откликнулся поэт. – Божественной красоты… Я верю, что в будущем веке все люди будут идеально прекрасны.
Наташе эти трое нравились все больше. «Как это похоже на мои мысли, – думала она. – С одной стороны, они, конечно, растяпы и смахивают на шалунов, которые не спешат взрослеть… Хотя это только внешне. С другой стороны, им тоже хочется сохранить в душе самое лучшее, что было в детстве: ежедневные открытия красоты и… Чистоту? Мечту? Они каждый по-разному определяют это, но все равно похоже. А я-то… Какая ответственность, оказывается, лежит на мне! Самое лучшее, что есть во мне, увидят другие. Их, может, будет тысячи, сотни тысяч… О, Боже, помоги мне!» Вечер поэзии
…И тут произошло нечто! В большие оконные витражи дохнул сильный ветер. Рамы выгнулись, едва сдерживая мощный порыв упругого воздуха.
– Пойдемте наружу! – воскликнул Сергей, стряхнув шлепанцы. – Сейчас что-то будет!
Они выскочили на улицу. Здесь от земли до небес вихрем носились сорванные листья, обрывки бумаги и клубы серой пыли. Гудели натянутые тетивой провода. Бесстрашные ласточки совершали бреющие полеты у самого асфальта, резко взмывая ввысь и теряясь в клубящейся черноте. Их возбужденный свист тонул в рычании ветра. На горизонте сверкнули зарницы, и только через секунды раздались сухие громовые выстрелы. На востоке небо еще сверкало покойной синевой, а с запада несло толстые бурые тучи, неотвратимо накрывающие город.
Первые теплые капли тяжело упали на серый асфальт. Потом на миг все замерло… Сильно запахло мокрой пылью. Длинная борода под черной тучей достигла
