составляла получасовая утренняя пробежка. Парень тот, ежедневно встречал стройную красавицу Аллу в белоснежном переднике с опущенными дивными глазами и вспоминал рассказы русской бабушки о необычайной красоте, кротости и верности русских женщин. Как говорится, бабушки плохому не научат… Влюбился морпех в Аллочку насмерть, предлагал ей руку и сердце, любовь до гроба и огромный дом в штате Виржиния. Когда об их отношениях доложили «кому следует», Аллу вызвал начальник и вместо разноса предложил ей принять предложения американского Ромео со всеми вытекающими брачными последствиями. Нашей разведке нужны были свои люди во вражеской среде.
Алла пообещала подумать, а сама стала молить Бога, чтобы Он устроил так, чтобы и работы не потерять, и шпионкой не стать. К тому же Алла имела несчастье любить свою страну, родителей, брата с сестрой, и не представляла себе жизни без них, в далекой чужой стране. Ее молитвы были услышаны. Это она поняла, когда через две недели после разговора с полковником разведки, всех советских сотрудников американского посольства собрали на Пречистенке в здании УпДК. Им объявили о том, что правительство СССР выслало из страны американских работников советского посольства в США за гнусный шпионаж, на что американское правительство вероломно ответило отказом от советских сотрудников в их осином гнезде ? американском посольстве, где наши герои осуществляли свою разведывательную деятельность на благо мира. Так прервался роман морпеха с девушкой Аллой, которая с радостью ответила на ухаживания нашего, родного, русского парня. «Пойду сейчас, на прощанье товарища Пашкина убью», ? закончил рассказчик, цитатой из любимого романа А.Платонова «Котлован». Слушая рассказ Олега, я чувствовал, то его уколы ревности, то восторг перед Аллой, то чувство превосходства над американцем.
Вышли из лесной тени в поле, а тут солнце поднялось в зенит, и наступила настоящая теплынь. Мы набрели на пруд, искупались. Прилегли позагорать на травку. Разбудили нас коровы, которые пришли сюда на водопой. Пришлось уступить место жаждущим и продолжить путь.
Пошли наугад и скоро вышли к кладбищу. На противоположной его окраине стояла небольшая кирпичная церковка. Мы толкнули дверь, она подалась, и мы вошли внутрь. Храм был пуст. Мы осмелели и подошли к самому иконостасу. Олег порывисто встал на колени и начал класть земные поклоны. Я стоял рядом и в упор разглядывал лик Иисуса Христа прямо перед собой. «Господи, помилуй!» ? повторял я снова и снова. Ничего более в голову не приходило. Но и после такой туповатой молитвы на душе полегчало. Перед выходом из церкви я оглянулся, встретился взглядом со Спасителем и мысленно произнес: «Помоги мне найти Тебя! Пожалуйста…»
За кладбищем, через перелесок мы обнаружили шоссе. Олег поднял руку. Несколько машин пронеслись мимо, зато следующие две притормозили одна за другой. Олег выбрал «Мерседес», и мы с ветерком понеслись в город. Вышли на Покровке и спустились в подвал.
Здесь некогда располагалась студия художников. В последнее время ? иконописная мастерская. Впрочем, толкались тут люди разные. Олег, например, дружил с реставратором храмов, по имени Вольф ? бородатым немцем, фанатиком своего дела. Олег уже пару раз выезжал с ним на раскопки фундаментов разрушенных церквей. Они там копали, рисовали эскизы, разыскивали в архивах документацию, имеющую отношение к церквям. Олег привозил из таких командировок старинные иконы, складни, церковную утварь.
Кроме того сюда съезжались православные мужики, обменивались новостями, обсуждали прочитанные писания святых отцов, богословствовали, несколько выпивали. С некоторых пор у меня появилась собственная градация братьев по вере: монахи, мученики, воины, фарисеи, хулиганы и блудные сыны. Сам я себя причислял то к одной группе товарищей, то к другой, тяготея в основном к последнему варианту.
В тот злополучный день мне пришлось общаться с явно выраженным хулиганом по имени Никита. Тело и голос его обладали нетипичной для столичного интеллигента мощью. Познакомились мы раньше, но разговорились впервые. Вольф с Олегом уже сели на УАЗик и срочно выехали «в натуру». Все остальные бородачи потихоньку разошлись, а мы с Никитой всё обсуждали письма игумена Никона Воробьева и его теорию о невозможности жить в современном мире по писаниям древних святых отцов. Вышли последними, тщательно захлопнув разбитую дверь времен Гиляровского. Двигаясь строевым шагом, мой собеседник развил такую непростую тему, что её хватило на три улицы, которые мы последовательно прошли, никак не в силах расстаться. Наконец, он остановился как вкопанный, указал могучей десницей на странное здание, видимо культового назначения, и прогремел раскатистым басом:
? И что ты скажешь по этому поводу?
? Одно скажу: это не храм Божий, ? сказал я, убедившись в отсутствии креста. ? Это что-то диаметрально противоположное.
? …И будешь прав! ? рявкнул собеседник, испугав одинокого прохожего. ? Это гнездо сатаны в сердце Третьего Рима!
Перепуганный гражданин, несколько раз оглянувшись на нас, засеменил прочь и свернул за угол дома. Никита что-то гремел насчет «слащавой политкорректности» и невозможности нахождения в центре святого града какого-то языческого капища. А в это время из-за угла дома, где скрылся пугливый дядечка, бесшумно выехала патрульная машина и остановилась точно рядом с нами. Последовала традиционная проверка документов и приглашение проехать в отделение. Там нас с Никитой разъединили и развели по разным кабинетам.
Как только дверь за моей спиной закрылась, я почувствовал удар сзади по затылку и отключился. Через какое-то время очнулся в камере. Судя по черноте, зияющей в окне, стояла ночь. Тело болело с головы до пят. Во рту ощутил распухший язык и железистый привкус крови. Опираясь на стену, встал на ватные ноги, голова кружилась, тошнота волнами подкатывала к горлу. Постучал кулаком в окошко в двери. Снаружи приглушенно зазвенели ключи, дверь открылась. В камеру вошли двое румяных мужиков в расстегнутых на груди кителях.
