Случилось это в одно из паломничеств, которые я иногда затевал, пытаясь узнать о вере как можно больше. Нас там было не так уж и мало. Моя довольно унылая потрепанная личина вряд ли чем-то выделяла меня из толпы сограждан. Но тощий монах, проходя мимо, вдруг остановился, поклонился мне и, взяв за руку, сказал:
? Пойдем со мной, брат.
Этот неожиданный поклон, обращение «брат», ветхий его подрясник ? всё это мне так легло на душу, что не задумываясь пошел за ним следом. Мы спустились по крутой лестнице в подклеть храма и сели за пустой пыльный стол. Я смущенно впервые поднял на него глаза. Монах смотрел на меня кротко, с едва заметной улыбкой. Из-под шапочки выбивались небрежно спутанные волосы и, стянутые на затылке черным шнурком, стекали за шиворот на спину; открытая взору половина лба удивляла чистотой и высотой, борода небрежно путалась и низ её лежал на сложенных на столе жилистых руках…
Но глаза!.. Как это они могли совместить мудрость старца и безыскусную ясность младенца? Но взгляд!.. Вы когда-нибудь видели, как из глаз струится свет? …Вы когда-нибудь чувствовали, как этот невидимый свет окутывает и увлекает вас куда-то ввысь, в неведомые миры, где так хорошо, как на земле не бывает даже в мечтах?
Мне захотелось рассказать отцу Марку всю свою жизнь, о несчастьях и мечтах, о поисках истины и тупиках, о поиске живого личного Бога, обо всём… Но что-то мне подсказывало бессмысленность этого движения души. Так на тебя смотрит человек, который знает о тебе гораздо больше, чем ты сам. Это мне нужно слушать его, жадно и ненасытно.
? Хочешь исповедаться? ? спросил монах.
? Я не знаю как, ? прошептал я.
? Вставай.
Он встал в углу рядом с аналоем, надел ленту епитрахили, поручни и стал читать молитвы. Меня подхватило плавное течение и понесло вдаль, туда, откуда веяло светом и теплом. Я стоял на коленях, на моей голове, покрытой епитрахилью, лежала его рука, от подрясника пахло землей и цветами. Он спрашивал меня о грехах, я отвечал «грешен» или «нет». Наконец, он прочел разрешительную молитву, поднял меня и попросил приложиться к Кресту и Евангелию. Я коснулся их губами, распрямился и почувствовал себя легким и радостным. Монах взглянул на меня, улыбнулся и кивнул:
? Полегчало?
? Да, спасибо, ? ответил я смущенно.
? А хочешь узнать, что значит быть христианином?
? Да, ? сказал я нерешительно.
? Ты не бойся, Юра, неволить тебя никто не вправе. Обещаю, если ты не примешь это, то уйдешь отсюда, как будто ничего и не было.
? Я согласен!
? Хорошо.
Отец Марк зажег свечи. Затеплил лампаду. Стал на колени перед иконостасом. Я тоже опустился на колени рядом, чуть сзади. Сначала ощутил жесткость каменного пола, потом расслабился, боль утихла, и я превратился в слух. Монах так уютно молился, так естественно и просто, будто жил этим всю жизнь. Прозвучали слова: «Покажи сему рабу Твоему милость Твою неизреченную и снизойди Духом своим Святым». Я прошептал: «Господи, помилуй».
Монах встал, поднял меня с колен. Открыл ящик стола, взял оттуда тетрадь, погладил её рукой и протянул мне: «Возьми, Юра, пойди в комнату и почитай с того места, где закладка. Это мой афонский дневник». Я взял тетрадь и удалился в пустую комнату. Еще не открыл её, а на меня накатило сначала волнение, потом страх, а потом я услышал монотонную молитву за перегородкой и всё стихло. Наконец, открыл тетрадь и прочёл:
«Отец Даниил зажег свечи. Затеплил лампаду. Стал на колени перед иконостасом. Я тоже опустился на колени рядом, чуть сзади. Сначала ощутил жесткость каменного пола, потом расслабился, боль утихла, и я превратился в слух. Монах так уютно молился, так естественно и просто, будто жил этим всю жизнь. Прозвучали слова: «Покажи сему рабу Твоему милость Твою неизреченную и снизойди Духом своим Святым». Я прошептал: «Господи, помилуй».
Меня осенило что-то очень приятное, светлое и теплое. Порывом ветерка долетел до меня тонкий цветочный аромат. Наконец, меня подхватило плавное течение и понесло по восходящему потоку вдаль. Где-то сзади-снизу осталась земля, потом и облака, потом меня окутали звезды и черный космос, потом и это улетело прочь. Меня вынесло на огромное облако. Я влетел внутрь и понесся сквозь море огня. Меня обожгло, потом будто от тела отслоилась окалина и слетела прочь. Потом еще и еще. Я стал легким и прозрачным, как привидение.
Наконец, я оказался в черном мраке перед невидимой стеной в абсолютной тишине. Откуда-то издалека доносились молитвы, я повторял их и словно посылал туда, за невидимую преграду. Но и это закончилось. Я стоял один в темноте и молчал, ожидая чего-то очень важного. Вдруг пространство вокруг меня наполнилось раскатами грома и прогремел Голос: «Благословляю!» … И я рухнул в пропасть. Летел вниз так стремительно и беззвучно, что мне бы испугаться, но нет, страха не было. Скорей, детское любопытство, доверчивое и открытое всему доброму и новому… И вот я остановился.
