2
26 ноября, впервые в истории русского флота, русские корабли пересекли экватор и вошли в моря Южного полушария. Как только командиры обоих кораблей, произведя наблюдение, удостоверились, что экватор перейден, «Нева» круто повернула обратно и подошла совсем близко к «Надежде». Оба корабля разукрасились флагами, и по вантам быстро разбежались матросы. По команде командиров они троекратно прокричали «ура!»
Резанов аккуратно, день за днем, вел записи в своем дневнике. На этот раз по случаю такого памятного события, он записал:
«Сегодняшняя полученная обсервация доставила нам несказанное удовольствие: мы увидели, что находимся уже в 11-ти минутах Южного полушария и что в 24°4' западной долготы, перерезали мы черту Равноденственную. «Нева», коль скоро получила равное нам исчисление, то, украсясь военным флагом, шла к нам на всех парусах с поздравлением; матросы ея, по вантам расставленные, кричали троекратно: ура; с нашего корабля тем же ответствовано, и наконец радостные крики обоих Российских судов произвели во всех нас приятное впечатление. Матросам выдали двойную порцию вина, и сверх того приказал я капитану раздать им от Высочайшего имени Его Императорского Величества по пиастру»…
Комиссионер компании Коробицын так описал в своем дневнике торжество на «Неве»: «на корабле нашем отправляемо было иеромонахом Гедеоном благодарственное Господу Богу молебствие, по окончании коего за здравие Его Императорского Величества выпалено из 11 пушек»…
Капитан-лейтенант Лисянский в своих воспоминаниях тоже отметил это событие: «поелику еще ни один Российский корабль, кроме «Невы» и «Надежды», не проходил экватора, то, желая отметить сей столь редкий случай, приказал на каждую артель зажарить по две утки, сделать по пудингу и сварить свежий суп с картофелем, тыквою и прочей зеленью, которая у нас велась от самого Тенерифа, прибавя к сему по бутылке портеру на каждых трех человек»…
Корабли продолжали путь, с каждым днем неуклонно приближаясь к берегам Южной Америки. Резанов больше всего проводил время в своей каюте, стараясь избегать контакта и стычек с Крузенштерном. Да у него и работы было по горло. Он подолгу просиживал за столом и чем-то занимался. Много времени он проводил в изучении японского языка, пользуясь тем, что на борту «Надежды» было пять японцев, когда-то давно попавших в Россию. Их судно во время бури прибило к сибирскому берегу, где они и были захвачены. Резанов решил воспользоваться их присутствием в России, чтобы продемонстрировать японскому правительству широкий жест, а именно: японцы будут возвращены на родину самим посланником Резановым. Сам камергер настолько хорошо освоил японский язык, что даже принялся за составление японской грамматики. Это помогало ему укрываться в своей каюте, коротая там время, — и заниматься делом, которое его сильно заинтересовало.
18 декабря (6 декабря по русскому календарю), в большой праздник, день Святого Николая Чудотворца, наконец увидели они долгожданный берег. Корабли приближались к острову Святой Екатерины. Стало темнеть, и корабли уменьшили ход. Вдруг с берега подул сильный ветер, и начался шторм, который заставил командиров обоих кораблей отойти от берега. Около десяти часов вечера «Неву», шедшую недалеко от «Надежды», вдруг быстро понесло на «Надежду». И только умелое руководство Лисянского спасло экспедицию от страшной катастрофы — корма «Невы» миновала «Надежду» на расстоянии всего лишь нескольких дюймов.
3
Только 20 декабря корабли смогли войти в небольшую бухту. К сожалению, сразу же по приходе корабля в бухту острова Св. Екатерины, у города Ностра-дель-Дестеро, на «Надежде» произошел дикий скандал, начатый Крузенштерном, в котором были повинны и другие офицеры корабля. Началось с того, что на следующий день после прихода в гавань, когда корабли стали разгружаться, соглашению с комендантом порта, выяснилось, что на «Неве» оказались гнилыми фок- и грот-мачты. Осмотр показал, что «Нева» продолжать путь не может — мачт, которые нужно было менять, в городе, конечно, не оказалось. Единственно, что оставалось делать, это нанять подрядчика срубить в лесу два подходящих дерева. Крузенштерн и Лисянский нашли подрядчика и передали ему заказ, даже не уведомив об этом Резанова.
Резанов, выйдя из своей каюты, услышал разговор Крузенштерна с одним из офицеров и был страшно поражен, что экспедиция должна была задержаться в порту на шесть недель… Это сильно меняло все планы, и Резанов, не удержавшись, заметил Крузенштерну:
— По крайней мере, Иван Федорович, вы могли бы уведомить меня о принимаемых вами предприятиях!..
Это замечание страшно разозлило Крузенштерна, и он буквально заорал:
— Я здесь хозяин… я начальник экспедиции — и не вам, никому не должен давать отчетов. А вам, сударь, вообще на этом корабле делать нечего, собирайтесь-ка на берег да с первым попутным кораблем отправляйтесь обратно на родину — без вас здесь обойдемся!
— Извините, — возразил камергер, — я здесь по воле государя и еду с важной миссией, порученной мне, — поэтому извольте не дурачиться и потрудитесь разговаривать с доверенным лицом его величества в более вежливой форме.
Резанов был возмущен подобной грубостью капитана:
— А кроме того, я хотел бы знать, чем вы объясните свое поведение в отношении академика Курляндцева. Я только сегодня узнал, что вы держите его под арестом, заперли, как самого последнего преступника и даже лишили его стола.
Крузенштерн побелел и хотел опять что-то закричать, но в эту минуту к Резанову подскочил старший офицер корабля лейтенант Ратманов и с перекосившимся лицом закричал:
— Не ваше это дело… Корабль наш военный и флотские здесь хозяева. Вашего Курляндцева осудили флотские, а вам до этого дела нет. Вы здесь только пассажир!
Проходивший мимо лейтенант Головачев в изумлении остановился, хотел как-то удержать и Крузенштерна, и Ратманова:
— Опомнитесь, господа!.. Вы же разговариваете с господином камергером, человеком в генеральском чине… — но его сразу же одернули, дав поняв, что он, младший в чине, им не указ.
Резанову ничего не оставалось, как повернуться и уйти в свою каюту.
4
На следующий день Резанов сошел на берег нанести визит губернатору острова, и по приглашению последнего поселился в его доме на все время пока «Нева» находилась в ремонте. Губернатор также отвел загородный дом для офицеров кораблей, в котором все они могли отдохнуть после тяжелого пути. Там же поселились чины посольства и ученые.
Курляндцев при первом же удобном случае рассказал Резанову, что его посадили под арест за то, что он осмелился однажды .пожаловаться камергеру на грубость поручика Толстого.
— Это какой-то сумасшедший корабль, — сказал он, — как только прибудем на Камчатку, прошу вашего согласия, ваше превосходительство, освободить меня и отправить обратно в Петербург сухим путем. Оставаться на корабле я не могу.
Подобное поведение в отношении академика Курляндцева было совершенно необъяснимо. Человек с мировым именем подвергся совершенно бессмысленным оскорблениям. Резанов, переехав в дом губернатора, написал пространный рапорт директорам Российско-Американской компании и товарищу морского министра Чичагову. Он писал ему:
